Перья и листья

Дорога из школы шла вниз с пригорка, мимо мельницы и речки. Здесь все и гуляли в ясную погоду после занятий, спустившись на берег с песчаного склона. Саймон с него не спускался. Темная река ему не нравилась: под ней скрывалось неизвестно что, да и совсем нельзя было понять, близко дно или нет. Чтобы это выяснить, пришлось бы стащить обувь, подвернуть штаны, зайти в воду и проверить глубину длинной палкой; так что обычно Саймон сидел с книгой под деревьями дальше от берега и остальных. Теперь, после первого года в школе он мог читать, а не только рассматривать картинки. Стоял погожий весенний день, один из последних учебных перед каникулами. Не поднимая головы от книги, Саймон слышал всплески и гиканье — такое веселое, что становилось завидно. Он опасливо посмотрел на берег. Может, сегодня он все-таки спустится к реке; вода наверняка уже не такая холодная, а, значит, не такая страшная. Он закрыл книгу, поднялся и, собравшись с духом, спустился по склону. Тут, у воды девочки собирали ракушки, похожие на бурых бабочек, а мальчишки тягали туда-сюда огромную корягу, с криками вырывая ее друг у друга из рук. Саймон наблюдал за ними и вдруг почувствовал себя странно: что-то зашевелилось у него в горле, будто он чем-то подавился. В горле сильно запершило, и Саймон закашлял — так громко, что остальные его услышали. Они перестали таскать корягу по песку и повернулись в его сторону. Саймон уперся руками в колени и наклонился вперед, чувствуя, что на его глазах выступили слезы. Он не кашлял так с позапрошлого года, когда заболел коклюшем. Одна из девочек подошла ближе и спросила:  — Саймон, ты что, простыл? — Нет, он подавился своим завтраком, — сказал один из мальчишек, — надо похлопать его по спине! Но Саймон съел завтрак еще после второго урока; когда ему показалось, что его вот-вот стошнит, он открыл рот и вытащил оттуда что-то длинное.  — Это… это что? — мальчик посмотрел на него, нахмурившись, а потом поморщившись. — Перо? Саймон посмотрел на цветное перо в своей руке и потом на детей вокруг. Признаться, он ждал, что кто-то из них объяснит ему, как такое могло случиться.  — Саймон съел птицу! Ну и гадость! Саймон хотел сказать, что перо — павлинье, а павлина он не смог бы съесть, даже если бы захотел: здесь они не водились, а еще были слишком большими. Остальные поморщились вслед за товарищем и сделали шаг назад.  — Смотри, не съешь куриц на нашем дворе!  — А воробьев ты тоже лопаешь? Они отходили от него все дальше и дальше, напуганные пером. Рядом с Саймоном остался лишь один из них — самый смелый, тот, что не боялся заходить в речку дальше остальных. Его звали Пол. Саймон с ним не водился: Пол любил ловить головастиков и пускать блинчики по воде, а Саймон — нет. Вернее, он не умел это делать. Пол посмотрел на перо в руках Саймона и подошел ближе.  — Ты правда съел павлина? — он спрашивал с любопытством. Саймон пошевелил языком во рту, на всякий случай проверяя, есть ли там другие перья, и ответил:  — Нет. Пол протянул руку за пером.  — Можно мне посмотреть? Саймон передал ему перо. Пол покрутил его в руке и спросил:  — Это... просто у тебя внутри появилось? Саймон кивнул.  — Да. Пол схватил его за руку.  — Пойдем, — он потянул Саймона за собой дальше от берега. — Тебе надо к доктору Льюису. Пусть проверит, нет ли в тебе целого павлина! Доктор Льюис прослушал грудную клетку Саймона, несколько раз проверил его горло, постучал молоточком по коленям, пощупал пульс и записал в толстый блокнот все, что Саймон съел за последнюю неделю. Он озадаченно почесал седую голову.  — Так и что с Саймоном? — Пол рядом с ними раскачивался на пятках: ему не терпелось узнать, откуда во рту Саймона взялось перо.  — Ну, — доктор Льюис поправил очки, — названия для такого не придумали, но подобное случается. Правда, очень редко.  — Внутри людей появляются перья?  — Не только. Иногда — пуговицы и чайные ложки, иногда — стрекозы и улитки.  — Что же ему теперь делать? Глотать их? — Пол спрашивал так, словно появиться они могли во рту у него, а не у Саймона.  — Нет-нет, так станет лишь хуже. Видишь ли, — доктор Льюис повернулся к Саймону, — перо появилось не в тебе, оно к тебе только попало.  — А... как оно туда попало? — Саймон задал вопрос и почувствовал, что немного охрип от кашля.  — Науке это пока неизвестно, — сказал доктор Льюис, — надо, чтобы тебя исследовал кто-то, гораздо умнее меня: не просто врач, а ученый. Но не переживай, Саймон, — доктор Льюис похлопал понурившегося Саймона по плечу, — это странно, да и не очень-то приятно, но не опасно. А от кашля сейчас пропишу тебе молоко с медом на ночь. Когда они вышли от доктора Льюиса, Пол спросил:  — Куда денешь перо?  — Не знаю даже, — Саймон пожал плечами, — наверно, выкину или закопаю. Он не хотел, чтобы о нем узнали дома: хватало и того, что он напугал им своих одноклассников.  — Если… если не хочешь его оставлять, можно я заберу его себе? Саймон удивился.  — Зачем? Пол просто ответил:  — Ну, как? Это ведь красиво. С тех пор всякий раз, когда Саймон начинал кашлять, и учителя, качая головой, говорили: «Выйди-ка из класса и попей воды», Пол единственный не боялся выходить за ним следом. Остальные его опасались. Даже родители и сестра спешили выйти из комнаты, стоило ему достать изо рта гайку или пробку. Однажды он и вовсе выплюнул лягушку. Ему повезло, что он тогда был не дома: они с Полом гуляли у реки, и он учил Саймона пускать блинчики по воде. Саймон было подумал, что теперь-то Полу уж точно станет противно, но Пол лишь сказал про лягушку: «Давай отпустим ее в воду». Они посадили ее в ил среди камышей, и она быстро ускакала прочь. Как-то раз Саймону в горло залетела бабочка. Она щекотала его изнутри, так, что он смеялся, и Пол прыгал вокруг него и спрашивал: «Ну, что это такое? Что там?», пока она не вылетела наружу; по цвету она была совсем как павлинье перо.  — Тропическая, — Пол со знанием дела оглядел бабочку, сидящую у Саймона на сгибе локтя. Он прищурился и посмотрел на него. — Может, у тебя там дверь в Африку? Но доктор Льюис сказал им, что, если дверь и есть, то ведет она не только Африку — на другие континенты и в другие страны и даже в другие миры. После таких слов Саймону стало очень страшно; он бы заплакал, если бы Пол не сказал: «Ничего себе!» и не посмотрел бы на него так, словно это было интересно, а не ужасно. Все, кроме Пола, шугались Саймона; так продолжалось, пока он не выплюнул изо рта рубин. Он был дома и не успел спрятать камешек, чтобы показать Полу: мать заметила его и выхватила у Саймона из рук. Она воскликнула:  — Неужели? Ну, наконец-то какая-то польза от твоего горла! Она тут же позвала со двора отца Саймона; весь вечер они щупали его шею и тыкали в его живот, спрашивая, не хочется ли ему кашлять. Мать даже приготовила ему приторно-сладкий сироп, от которого в горле Саймона уже не першило, а жгло, но ничего не получилось. Рубин был маленьким, но дорогим, и на полученные деньги родители Саймона сменили крышу в доме, вместо старой изгороди поставили новую ограду, купили целый шкаф платьев и рубашек; Саймону же купили щенка — точнее, взяли одного из тех, что родились у соседской дворняги. Щенку Саймон был очень рад, а вот всему остальному — не очень. Теперь его не оставляли одного, не позволяли гулять и ходить в школу на случай, если там он случайно проглотит или выплюнет что-нибудь драгоценное. Пола и остальных ребят к нему не пускали из страха, что они своруют новые рубины. Других гостей в доме тоже не жаловали, а желающих к ним наведаться было немало: прослышав про рубин, соседи, да и не только, так и норовили заскочить к ним — якобы посмотреть на новую крышу и шкаф, при этом улучая момент и спрашивая мать Саймона о том, чем она его кормила и поила, раз с ним такое приключилось. Иногда старшие принимались тормошить его, требовали показать язык и допытывались, не чувствует ли он, как что-то появилось у него во рту. Его оставили в покое лишь после того, как доктор Льюис заявил и родителям Саймона, и остальным, что рубинов больше не появится, и он твердо в этом уверен с медицинской точки зрения. Пол сказал Саймону, что доктор Льюис придумал это для того, чтобы к нему не приставали, но Саймон был только рад. Рубины ему и правда больше не попадались, и его отпустили в школу и гулять с Полом и Перышком; так он назвал щенка. Прошел год, два, три и гораздо больше. Чем старше становился Саймон, тем причудливее становилось то, что попадалось ему в горло. Однажды там оказалась пестрая ящерица. Они с Полом не успели донести ее до доктора Льюиса — она заискрила и вспыхнула, исчезнув в пламени; доктор Льюис объяснил им, что это была саламандра. В другой раз Саймону попалась цепочка с подвеской. На ней значился странный символ; доктор Льюис сказал им, что это руна, и что значение ее ему неизвестно. Саймон хотел было ее выкинуть, но Пол его отговорил, и они положили цепочку в коробку, которую прятали под камнем за домом Пола; в ней они хранили и другие предметы. Коробка к тому моменту была почти переполнена, и Пол решил сделать для Саймона ящик побольше: он собирался уехать учиться и хотел оставить Саймону что-то покрепче и понадежнее. Стоял погожий осенний день — такой же ясный, что и тот, весенний, когда в горло Саймону угодило павлинье перо. Они не спеша брели домой из школы, собираясь посидеть у реки. Они прошли мимо мельницы и уже дошли до берега, как вдруг Саймон зашелся кашлем. Он отбежал в сторону, под деревья, и присел на корточки. Кашель становился все громче, и Саймон вздрагивал всем телом: у него не получалось освободить горло от того, что попало в него в этот раз. Пол бросил на землю свою школьную сумку опустился рядом с ним.  — Саймон? Саймон, давай, я помогу. Он притянул Саймона к себе так, чтобы его голова лежала на его коленях. Он держал ее одной рукой и пальцами другой попытался вытащить то, что в этот раз оказалось внутри. Саймон сипло дышал и смотрел на Пола снизу вверх, прижав руки к груди.  — Подожди еще немного, хорошо? Я сейчас. Пол подцепил пальцем что-то, похожее на черенок. Саймон почти захрипел, и Пол достал из его рта древесный лист лазурного цвета. Саймон перевернулся на бок, не поднимаясь с его колен и переводя дыхание. Пол держал одну из рук на его плече, рассматривая листок в форме звезды. Он пошарил в своей школьной сумке, вытащил оттуда фляжку с молоком и протянул ее Саймону. Он строго сказал:  — Тебе надо носить с собой щипцы. Саймон поднялся с коленей Пола и взял фляжку у него из рук. Он отпил молока и удивленно спросил:  — Зачем? Пол серьезно посмотрел на него в ответ.  — Затем, чтобы доставать листья, если они снова тебе попадутся, а меня рядом не будет. Саймон посмотрел на лист, наклонив голову на бок. Он вздохнул.  — Мама снова будет недовольна.  — Почему?  — Ну, как же... Это лист, его нельзя продать. Ему до сих пор нет-нет, да припоминали, что кроме бусин и пробок он мог бы выплюнуть изо рта что-нибудь подороже.  — Ну и что, что нельзя. Все равно он очень красивый, — Пол посмотрел на Саймона, — я вот никогда таких не видел. Они сидели молча, глядя на лист-звезду, и Саймон вдруг взволнованно сказал:  — Пол, ты ведь и в следующий раз все вытащишь? Ну, если у меня не будет с собой щипцов?  — Вытащу. Саймон недоверчиво спросил: —Обещаешь? Пол улыбнулся ему. — Конечно. Он уже давно решил, на кого выучится, когда уедет из дома: он станет исследователем, как говорил тогда доктор Льюис; он станет ученым, так что сумеет изучить Саймона и узнать, что все-таки с ним происходит, и сделает так, чтобы он никогда не подавился и не задохнулся. Его слов Саймону было довольно, чтобы успокоиться. Он убрал фляжку с молоком в сумку Пола и устроился поудобнее. Он достал из своей сумки книгу и открыл там, где закончил читать ее днем раньше, когда они так же сидели здесь после школы. Саймон читал, прислонившись плечом к плечу Пола; он не заметил, как тот перестал крутить листок в руке и нахмурился, увидев на лазурной кромке несколько алых капель.