Каблуки

В гримерной непривычно холодно, из-за чего Арсений зябко ёжится - все уже давно ушли за кофе, лишь он один остался расшнуровывать эти дурацкие каблуки. «Кто бы мог подумать, что от такой обуви так устаёшь?» Сейчас небольшой перерыв, можно просто посидеть, ни о чем не думая и не играя на камеру - такие моменты высоко ценятся в его жизни им же самим, когда позволяешь себе просто быть собой. Утомлённо выдохнув, мужчина устало потягивается в кресле, закидывая ногу на ногу - лампочка на потолке блекло мигает, отражаясь в зеркале мутным шаром вместе с обшарпанной стеной комнаты напротив. Чёрные лакированные стрипы мягко поблескивают в скудном свете - Попов прикрывает глаза, запрокидывая голову назад. «Сейчас бы домой». Потрепанная дверь тихо скрипит, тут же заставляя обернуться на источник звука. - Я даже не буду спрашивать, что ты здесь делаешь, - тихо бубнит Арсений, вновь устраиваясь поудобнее в кресле, - если пришёл отшутиться по поводу моей модельной походки, то я приму это за комплимент. Даже с закрытыми глазами он чувствует, как Шастун подходит ближе: затертые половицы тихо скрипят под чужим весом, а одежда шуршит уже где-то рядом, под самым ухом. Он чувствует его одеколон, слышит, как тихо звякают кольца и браслеты, заставляя полностью расслабиться - почему-то этот звук ассоциируется у него со спокойствием и умиротворением. Он (не) знает, почему. Антон лишь выразительно молчит, цепляясь взглядом за все подряд: за полный хаос на голове, за измятую футболку, за худые ноги в узких темных джинсах, которые, если не смотреть выше, можно спутать с женскими. Но парень смотрит - на едва заметную ширинку, на поблескивающую пуговицу, и во рту сразу пересыхает, сбивая дыхание с нужного такта. - Хочешь услышать от меня комплимент? - не остаётся в долгу он, нервно хмыкая и облокачиваясь на край кресла. Вновь позвякивают его браслеты. «Сейчас я должен быть с ним примерно одного роста». - А ты хочешь его сказать? - лишь уголками губ улыбается тот, все-таки открывая глаза и, чуть прищурившись, смотрит в темно-зелёные над ним - сейчас Шастун загораживает лампочку, из-за чего в комнате воцаряется легкий полумрак. Они играют в эту опасную игру уже давно, ходя буквально по лезвию ножа - касания, слова, запахи, ощущения - все это парни отдают друг другу, пытаясь заполнить все пространство внутри другого собой. - Видимо, тебя не переиграть, - тихо фыркает Антон, вновь впяливаясь взглядом в каблуки, - и как, удобно? - Не то слово, - вновь устало тянет мужчина, вытягивая ноги, - если уж пришёл, то, может, поможешь мне их снять? Парень моргает пару раз, переводя взгляд на чужое лицо - тени от ресниц расчерчивают скулы, прячутся под губами и шеей. Арсений лишь едва заметно усмехается, но тут же прячет улыбку под маской усталости; вновь сгибает ноги, немного, будто бы случайно разводит колени в сторону и впирается в Шастуна выжидающим взглядом глубоких голубых глаз. Антон не хочет вестись, но и проигрывать тоже не хочет. И все-таки, если уж так посмотреть, быть ведомым не очень-то и плохо. Присаживается на корточки между худых ног, опираясь одной рукой на чужое колено - ладонь на секунду касается ткани джинс, проскальзывает по ней едва ощутимо, тут же спускаясь на шнурок обуви, задерживается там на пару мгновений, будто что-то решая для себя, а после вновь вверх: от щиколотки и выше, по голени к бедру, минуя колено - мягко, но требовательно сжимает. - Что именно ты хочешь, чтоб я снял? - Шастун мягко поглаживает чужую ногу через джинсы, хитро щурится, будто бы отзеркаливая чужую привычку. Его ладонь на собственной ноге ощущается чем-то неимоверно горячим, слишком притягательным и до ужаса правильным. Чуть отросшая челка лезет в глаза, закрывает обзор, мешая наблюдать за жадной полуулыбкой на чужих губах. - Всё, что посчитаешь нужным, - почему-то шепчет Попов, и наклоняется ближе, жарко выдыхая в светлую макушку. Сейчас Арсений в дурацких и ужасно неудобных каблуках, растрёпанный и утомлённый съемками, но даже в такой ситуации Шастун не может не выдать свой поплывший разум: его завораживающий голос, призывно раскрытые ноги и выразительный взгляд - всё это останется навсегда, будет принадлежать только ему и никому другому. Они оба знали, во что ввязываются, начиная эту игру. Но только ни один из них не был против неё. Руки беззастенчиво скользят всё выше к талии, прощупывают немного выпирающие тазовые косточки, сжимают, вырывая из Арсения первый скомканный выдох. Мужчина тут же расслабленно прикрывает глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Забраться кончиками пальцев под край темной футболки, царапнуть ногтями живот и тут же убрать, цепляясь ладонями за пояс джинс - обвести подушечкой пуговицу, сползая ниже, к основанию ширинки, ощущая под руками бугорок. В воздухе витает опасность, ожидание и желание - сейчас кто угодно может постучаться в дверь гримерки, зайти сюда, увидя парней. Азарт растёт с каждой секундой, с каждым неспешным, раздразнивающим касанием - и напряжение буквально звенит в воздухе, прерываемое только шорохами ткани. - И все-таки, - жарко выдыхает Арсений, вплетаясь рукой в чужие светлые волосы, слега массируя. Чувствует, как пуговица штанов расстегивается, ощущает худые руки и холод металла колец на своей коже, - какого черта ты здесь делаешь? - Не мог же я пропустить такое шоу, - тихо хмыкает Шастун, высвобождая из боксёров полувозбужденный член, - ты как будто был рождён в стрипах. - Пошёл ты, - едва слышно фыркает Попов, собирая пшеничные пряди в кулак и чуть оттягивая чужую голову назад, заглядывая в глаза, - займи свой рот чем-то более полезным, чем пустая болтовня. Снизу слышится приглушённый смешок, и Арсений полностью расслабляется, но лишь на пару секунд - буквально через мгновение в тазовую косточку впиваются зубы, и мужчина недовольно шипит, впиваясь пальцами другой руки в мягкую обивку кресла. - Мне переодеваться после съёмок, не дай бог останутся следы, - предостерегающе выдыхает Арс, обвивая ногой чужой торс и притягивая к себе ближе. Дыхание сбито, его - рикошетом от чувствительной кожи живота, чуть подрагивающем при каждом дуновении. Слова мужчины ничуть не пугают Антона, и, стянув с него штаны до колен, Шастун мягко впивается во внутреннюю сторону бедра, тут же зализывая укус. Попов тихо стонет первый раз за этот вечер, тихо и протяжно, дергая пострадавшей ногой, насколько это позволяли штаны. Он не успевает пробубнить ничего достаточно угрожающего, чтобы парень больше так не делал, как язык невесомо касается головки, спускаясь ниже, к яичкам. Арсений все-таки сдаётся и раздвигает ноги шире, выгибаясь изящной дугой: горячий, чуть шершавый язык, скользивший по одной из венок вниз, к уздечке, а после снова вверх, только чтобы вновь захватить орган в кольцо влажных от слюны губ. Внизу живота что-то сладко скрутилось в узел, вырывая из брюнета очередной сдавленный стон. Полностью отдаться в руки этого парня, расслабится, вплетаясь длинными пальцами в чужие светлые волосы, задавая свой темп. Снизу слышится тихое пыхтение, что разносит по члену волны вибрации, и мужчина с тихим стоном кончает, закусывая губу. - Думаю, помочь тебе с обувью было не такой уж и плохой идеей, - довольно лыбится Шастун, облизывая губы. - Ты так и не снял их. Арсений понимает, что скоро выходить на сцену, что нужно наконец избавиться от этих каблуков, но вместо этого тихо хмыкает, упираясь носком стрипа в чужой пах. - Теперь тебе придётся разбираться с этим самостоятельно, - хитро тянет он, по-лисьи щуря глаза и потирая чужой возбужденный орган через плотную ткань, - у меня через три минуты выход. Победоносно вскинув голову, Попов натягивает штаны и застегивает пуговицу, наскоро все-таки справляется со шнурками и уже собирается выходить из гримерной, как в спину прилетает: - Забери туфельки домой - хочу от тебя приватный танец как компенсацию того, что сейчас уходишь. Выразительно фыркнув, Арсений хлопает дверью, мысленно представляя, как вновь будет мучаться с дурацкими шнурками ужасно неудобной обуви.