Колобок. Поворот не туда

Жила-была, а может, даже и поживала, одна Ведьма. Так её звали все, кому не лень, а лень было всем, ибо она давно уж и забыла, как её звали раньше. К тому же Ведьма очень любила приходить сама, так что и звать её побаивались. Поначалу жила она в глубине лесной чащи в избушке на хрячьих ножках — да-да, эта Ведьма любила быть оригинальной, к тому же на четырёх ногах ноги от инквизиции и богатырей было уносить несравненно сподручнее — однако спустя лет триста такая жизнь ей наскучила, да и инквизиторы с витязями повывелись. И туристы, что в котёл шли, заплутавши в чащобах, всякими мудрёными пищалками да свиристелками обзавелись, словом, одолело бабку любопытство, и порешила она хоть одним глазком на большой мир глянуть. Тем паче что туристы заморские, что не по-нашенски гуторили, всё жирнее становились, и стала наша Ведьма подумывать про энту, как бишь её?.. мигратацию, во! Сказано — сделано. Стала бабка собирать манатки в ступу, да харчи в дорогу готовить. Поскребла по сусекам, набрала муки, да за водой отлучилась. А кот Васька Четырнадцать-с-Половинный взял, шельмец, и на полку запрыгнул — муху ловил. Хвостом махнул, да мешочек с белым порошком из приснопамятной джюсовой крапивы прямиком в муку и опрокинул. Был тот мешочек почти порожний, опосля создания Ведьмой избушки, ступы и прочего инвентаря, но и того хватило. Поскакал кот дальше за мухой, а вернувшаяся с ведром бабка замесила тесто, испекла колобок, да на окно поставила, остудить малость. Полотенцем накрыла и пошла дальше собираться. Разгреблась, ан глядь — а на подоконнике только полотенце и валяется, а колобка и след простыл. Заругалась Ведьма, выскочила на крыльцо, оглянулась в поисках наглого татя… и обомлела, узревши, как её выпечка во всю прыть по полянке катит, норовя удрать в малиновые кусты. Отомлевши, ухватила она метлу и кинулась на ней в погоню, только в ушах засвистело. Колобок же обещаниями, щедро озвученными хозяйкою, отчего-то не прельстился при всем их многообразии, и ещё пуще разогнался. Но Ведьма была быстрее, она приближалась, уж и руку протянула со злобною улыбкою, чтоб цопнуть Колобка за бочок… и тот мигом нырнул под нависшие еловые ветки, а Ведьма со всей дури в ёлку врезалась и грянулась оземь, ажно искры из глаз посыпались. Кряхтя и охая, сяк-так встала бабка, гневно плюнула вдогонку Колобку и пожелала: — Да чтоб тебя там трижды слопали, супостат! Чтоб ты зачерствел да в болоте утоп, плесень египетская… Пропади ты пропадом, тьху! Ой, спина-а-а… Чтоб ты провалился, ирод! Охая и потирая поясницу, дошкандыбала бабка до избушки, волоча за собой метлу, дверь за собою от всей души захлопнула, и из этой сказки вышла. Колобок же меж тем, будучи созданием Ведьмы, хоть и катил во весь дух, дороги не разбирая, однако же от проклятий ейных не ушёл — аукнулись ему бабкины пожелания и выкатился он прямиком не туда. А именно на Змея Горыныча, который спал на тропинке, прикидываясь валуном зелёным и замшелым с полузатертыми надписями. А ежели какой путник ближе подходил, чтоб их разобрать — тут ему и конец наставал. Оттого церковники Змия Зеленого очень даже уважали и особо не докучали — грамотных больно уж много развелось. А ну как вольнодумничать начнут и народец баламутить? А так, глядишь, оно всем и спокойнее. Со всего раскату Колобок в средний нос Горынычу аккурат и заехал — тот аж дыбом встал, огнём да шипением отплёвываясь. — Кто пос-с-смел?! — взревел Змей, и увидел внизу Колобка. — Ты? Сожру! Дыхнул Змей огнём и пропек Колобка до самого нутра, хорошенько подрумянив, а затем все три головы вперегонки вниз метнулись, чтоб разорвать его и проглотить, да больно уж твёрдым и чёрствым сделался прожаренный в сухарь Колобок, и из зубов выскользнул. В панике ринулся он вперед, прямо меж ног Горыныча — и запутался тот в своих лапах и головах, две из них откусивши, а на третью и вовсе рухнул, о собственную шею запнувшись, и сломал её. Тут Горынычу и конец настал, а Колобок всё мчал без оглядки и роздыху, сам не заметивши, как сквозь вонючую нору змееву насквозь прокатился и вновь в лесу оказался. Что-то с этим лесом было не так, иначе… но Колобку было не до того. Он катил вперед, невзирая на густеющий туман, пробегающих мимо ёжиков с узелками, белую солнцекрупую лошадь, что задумчиво на него посмотрела, жуя тортик, чьи-то гигантские ноги, перешагнувшие через тропинку и растаявшие во мгле, едва вывернулся из-под сапог ватаги куда-то бегущих гномов и лап огромных пауков, которые шарахнулись от гнусаво сигналящего «фордика». Остановился беглец лишь под утро, увязнув в трясине. Барахтался он там, впрочем, недолго. Его схватила огромная пасть, подбросила вверх — и Колобок провалился в зловонную глотку гидры. Но был он настолько твёрдым и черствым, что встал левой голове чудовища поперек горла, и та его выплюнула… чтобы Колобка на лету подхватила вторая голова, однако ни ей, ни третьей голове добыча оказалась не по зубам, и в очередной раз выплюнутая сдоба полетела вниз, прямо в четвёртую глотку. На сей раз гидра таки подавилась и заметалась по болоту, кашляя и пытаясь избавиться от Колобка. Наконец, ей удалось его отхаркнуть, и обиженное на все головы чудовище от души шваркнуло по несъедобной булке хвостом, полюбовалось на красиво улетающего в закат Колобка и полезло обратно в болото — отдыхать от переживаний. Описав изящную дугу — он бы орал, да нечем — Колобок влепился в стену старого замка, со стуком отскочил от неё, оставив на камнях выбоину, и упал к ногам высокой чёрной крылатой кобылицы в доспехах. Та прижала его ногой к земле, осмотрела и покачала головой, увенчанной длинным острым рогом. — Даже кексики печь разучились. Ах, сестра, до чего ты довела нашу страну… Но я это исправлю! Кобылица могучим пинком отфутболила многострадального Колобка в кусты, со зловещим смехом обратилась в звёздный туман, и с возгласом: «Я несу возмездие во имя кексиков!» куда-то умчалась переливчатым облаком. Кусты, в которые упал Колобок, зашевелились и с рычанием обступили его, преобразившись в странных сучковатых зверей, похожих на волков. Они попробовали поцарапать Колобка, укусить… и обломавшись, долго гоняли его по лесу, пока им не наскучила забава. Бросив Колобка у опушки, они скрылись в Вечнодиком Лесу. Слегка отдохнув, он вяло покатился по дороге прочь от леса и даже не попытался отвернуть, когда впереди появился медведь. Принюхавшись, он разинул пасть, схватил Колобка, и взревел, едва не сломав зубы. Обиженно схватившись одной лапой за морду, медведь сердито сгрёб Колобка второй лапой и зашвырнул подальше. «А говорят, рождённый ползать — летать не может», — философски подумал наш герой, созерцая открывающийся вид… но тут его ловко сцапали на лету. — Маффин! — раздался ликующий возглас, и на Колобка уставились косящие янтарные глаза. — Летающий маффин? Запачкался только немножко... Серая пегасочка с почтовой сумкой на боку осмотрела и обнюхала его, облизываясь. — Дерпи! — сердито крикнули сбоку. — У тебя срочное письмо. Сперва доставь его, а потом уже можешь есть всякую залётную выпечку, если не боишься, что живот заболит. — Ла-адно… — вздохнула пегасочка и погладила Колобка. — Дома помою и съем тебя. Она запихнула трофей в сумку и полетела дальше, что-то напевая. Сумку она застегнуть забыла, и весело кувыркнувшись через пару минут в воздухе, благополучно потеряла Колобка и умчалась, не заметив этого. Колобок же в который раз очутился в воздухе, стоически созерцая приближающуюся землю и прикидывая, попадёт ли он во-он в ту… плюх! Попал. Бултыхаясь в речке, Колобок пытался прикинуть, считать ли медленное размокание лучшим финалом, чем разбиться вдрызг. Впрочем, раскрутившись и набрав изрядную скорость, он доплыл до пологого берега и выкатился на него. Здесь он было притих, подсыхая и греясь на солнышке, но тут раздался громкий треск, и на берег выехала тележка с двумя жеребёнками. Третья буксировала подружек на самокате, отчаянно трепеща крылышками. — О, смотрите, мячик кто-то потерял, — сказала оранжевая пегасочка, слезая с самоката. — Это, по-моему, не мячик, Скутс, — светленькая единорожка подошла поближе. — Это вроде кекс… только какой-то странный. И он волшебный! — Грязный он, — фыркнула жёлтенькая красногривая понька с бантом. — Волшебный там, али нет, а есть его так низзя. Будит эта, как её?.. диорама… диавона… диа… тьфу, понос, кароч. — Да нет, он типа живой, Эпплблум, — пробормотала единорожка. — Так «типа» или «живой», Свити? — потребовала конкретики пегасочка, попятившись. — Может, это злой инопланетный кекс, и он ест жеребят? «Кто, я?! — Колобок, наладившийся было дать дёру в кусты во избежание очередной дегустации, даже завис. — Да это меня тут каждый встречный на зуб пробует!» — Ну что ты от меня хочешь, Скуталу, мне восемь лет, и я не Старсвирл Бородатый! — огрызнулась единорожка. — Он ощущается, как живой, и кажется, нас понимает… больше ничего не знаю, разве у него спросить. — Ха, ну ты сказала… откуда инопланетный кекс может знать по-нашему? — Не, погодь, это идея. — Эпплблум осторожно подошла к Колобку и села перед ним. — Ты и правда нас понимаешь? Колобок подумал. Решил, что терять ему особо нечего, и попытался, как мог, изобразить кивок. — Ну, приплыли… — Скуталу села на песок. — Ты и впрямь с другой планеты и хочешь нас съесть? Колобок завертелся на месте из стороны в сторону. — По-моему, это значит «нет», — сказала Свити. — Будто бы он признался так просто, — фыркнула Скуталу. — Та чушь это всё, — махнула лапкой Эпплблум. — Это почему? — А чем бы он тебя ел-то? Глянь, у него ж даже рта нету… и прочего тоже. Разве что сама об него спотыкнёшься. Как он нас видит, кстати? — Эпплблум покосилась на Свити. — Ну может, звуком… я читала, или магией просто чует, — неуверенно сказала Свити. — Лан, там разберёмся, — жёлтая пони поправила бантик и посмотрела на солнце. — Нам уже домой бы… того, а то опять ругаться будут. — А с ним что? — Скуталу повернулась к Колобку. — Только нашли, и просто уедем? — Так он же тебя съест, — ехидно усмехнулась Свити. — Сами ж говорите, нечем, — отбрыкалась та. — А может, ему помощь нужна… и вообще, если мы не сможем, взрослые помогут. Эй, кексик, хочешь с нами? Мы тебе ничего не сделаем, и если ты и правда не собираешься никого есть — можешь пожить у нас. Колобок поколебался. Жеребята явно не собирались его кусать или пинать, что радовало, да и шляться по дорогам в пыли и грязи приличной выпечке не подобает. Так что… Спустя несколько минут жеребята, загрузив в тележку нового приятеля, уже катили домой. Они были уверены, что если и не получат метки Живокексооткрывателей, то всё равно будет весело. А ещё — они в кои-то веки не перемазались смолой… ну хотя бы сегодня. Но это — уже совсем другая история.