Я не буду это носить. И точка.

      Киришима переживал за Бакуго каждый день. Кацуки крайне пренебрежительно относился к собственному здоровью и совсем не думал о последствиях от взрывов. Эйджиро переживал. Переживал каждый раз, когда слышал очередной звук взрыва, а его возлюбленный не мелочился на эмоции и подрывы. Эйджиро переживал каждую минуту, каждый день. В какой-то момент ему стало настолько страшно, что он решил обратиться за советом к Деку. Мидория выслушал, что-то пробормотал и отвёл Киришиму к Хатсуме Мэй. Та с радостью взялась за новое изобретение, и уже к вечеру следующей пятницы изделие было готово.       Бакуго любил Киришиму. Любил очень сильно. Любил с тех пор, как этот улыбчивый полудурок пробился сквозь стену агрессии и, полностью игнорируя любое сопротивление, прочно обосновался в сердце Кацуки. Но в последнее время его поведение стало гиперопекающим, и Бакуго очень злился. Киришима ходил хвостом и пытался минимизировать пользование Бакуго своей причудой. Это злило ещё сильнее. Кацуки понимал, что когда-нибудь последствия использования взрывной причуды дадут о себе знать, но был уверен, что это произойдёт ещё не скоро. Он прекрасно себя чувствовал и был уверен в своей работоспособности.       Киришима пришёл поздно. Позже обычного. По пятницам Киришима всегда заканчивал пораньше, чтобы поскорее увидеть Бакуго. Но в этот раз он пришёл значительно позже. Его странное выражение лица озадачило Бакуго и разозлило. Практически с порога Эйджиро протянул любимому коробку.       — Это ещё что? Подарок? — Кацуки выхватил коробку и открыл. Содержимое подозрительно напоминало слуховые аппараты. — Это у тебя такая идиотская шутка? А? Дерьмоволысый, отвечай!       — Эти наушники должны помочь уменьшить урон. Я беспокоюсь о твоём здоровье, Кацуки, — голос Киришимы был твёрд, но тих. Бакуго едва смог удержаться от желания разнести прихожую. Киришима лишь молча смотрел на Бакуго, его губы были сжаты так плотно, что казались бледной полосой, но Бакуго лишь хмыкнул.       — Я не буду это носить. И точка.       Ужинали они молча. И так же молча пошли спать.       Следующие несколько недель пролетели быстро. Киришима был на заданиях, но упорно пытался подсовывать Бакуго наушники в те дни, когда бывал дома. Кацуки злился, демонстративно швырял коробку обратно в Киришиму, что-то кричал, но ни разу не сделал попытки выбросить их совсем. Эйджиро понуро ходил следом и пытался тихо доказывать свою правоту, на что Бакуго злился ещё сильнее.       Кацуки сбежал на задание в соседний город с чувством неописуемой радости и свободы. Ему порядком надоело унылое лицо Эйджиро, и это тихое бормотание уж слишком напоминало бесполезного Деку, чем раздражало ещё больше. Несколько героев были распределены на две команды: одни должны были отвлечь злодеев, другие же — атаковать с тыла. Задачей Бакуго было совершение диверсии с максимальным шумом — а именно это он умел как никто другой.       Старый склад взорвался как раз в нужный момент — Кацуки был уверен в точности своих действий. Но в голове внезапно раздался звон, которого раньше никогда не было. Уши заложило, будто ваты затолкали. Он тряс головой, но звон не проходил. Задание было успешно окончено, но, Бакуго, похоже, поплатился за свою самоуверенность. Пока оставалось время до возвращения домой, он решился пойти в больницу — хоть звон и прошёл, ощущение заложенности оставалось. Врач не порадовал — повреждены барабанные перепонки. Повреждения на данной стадии уже не обратимы, только вопрос времени когда полностью пропадёт слух. Кацуки понимал, что большинство сказанного врачом он не слышит, а просто читает с губ. И осознание такого положения тяжёлой глыбой ударило по гордости и самооценке — каким же дураком он был, когда не слушал Эйджиро.       Домой Бакуго вернулся в подавленном состоянии. На холодильнике была записка, которая гласила, что Киришима на задании и вернётся через пару дней. Что ж теперь у Кацуки было время подумать. Он почти решился сказать, каким был дураком, но увидев Эйджиро, который улыбался и говорил «Я так рад, что ты в порядке», Бакуго не смог сказать ничего. Он просто кивнул, понимая, что эти слова любимого смог лишь прочитать по губам, но не услышать.       В принципе Бакуго считал, что так жить не слишком сложно: он мог читать по губам, а если кто-то кричал или просто говорил достаточно громко, то даже получалось услышать. Единственным минусом был звон в голове после использования причуды, но это происходило лишь после заданий, так что с этим можно было смириться. С Киришимой отношения стали более нежными. Бакуго не имея возможности слышать всё, что говорит Эйджиро, начал ценить тихие совместные моменты. Киришима не понимал откуда такие открытые порывы, но был счастлив даже просто обнимать Кацуки. Бакуго прижимался к Киришиме, и слушал, чувствовал как бьётся его сердце, как расходятся вибрации по телу от его смеха.       А состояние Бакуго становилось всё хуже. Он уже едва слышал громкие голоса. Если кто-то кричал, Бакуго слышал это как когда-то обычный тембр голоса. Становилось страшно. Страшно признаться Киришиме, что был не прав. Страшно, что Киришима его бросит. Бакуго был практически уверен, что расскажи он правду, Эйджиро непременно разочаруется в нём и уйдёт, оставит его один на один с одиночеством и тишиной, словно в кромешной тьме без какого-либо источника света.       После одного из заданий Бакуго стоял с закрытыми глазами, склонившись над раковиной в комнате отдыха. С лица и волос стекала вода, он упорно пытался сосредоточиться, чтобы проклятый звон наконец-то померк. На плечо Кацуки легла чья-то рука, от испуга едва не вскрикнул, но всё же совладал с собой и повернулся. Рядом стоял Деку:       — Я звал тебя несколько раз, но ты даже виду не подал, что меня слышишь. Ты в порядке? — губы Мидории беззвучно шевелились, а взгляд был как всегда обеспокоенным. Как же бесит. Бакуго закатил глаза и вздохнул. Поднял взгляд на никчемного Деку и решился рассказать ему всё.       — Так расскажи всё Киришиме. Я уверен, он поймёт. Он очень добрый. Вместе вы сможете всё уладить. Я уверен на личном опыте, — на этих словах щёки Мидории покрылись румянцем, и он опустил взгляд. «Да мне плевать на ваши отношения с двумордым» хотел сначала сказать Бакуго, но вместо этого прошептал:       — Спасибо.       В конце концов именно Мидория был тем, кто первым узнал об отношениях Бакуго и Киришимы, пусть и случайно. Он ни разу их не осудил, ни разу не сказал чего-то плохого, а потом и сам признался, что встречается с Тодороки. Хоть Бакуго всё так же злился от одного вида Деку, но не мог отрицать того, что Мидория повзрослел.       Следующее задание было совместным для нескольких геройских агенств. Бакуго всё никак не мог набраться смелости, чтобы поговорить с Киришимой. Это задание оказалось общим, и для себя Кацуки решил, что после этого задания они непременно поговорят. Эйджиро же просто улыбался аки солнце ясное просто от того, что они буду работать вместе. Их задачей было устранение группы достаточно сильных злодеев. Многие разбились по двое или трое, чтобы ускорить зачистку территории. Бакуго сражался с одним из главарей, пока Киришима пытался сдерживать сразу троих подчинённых. Кацуки не обращал внимания ни на что, кроме своего противника, он был уверен — его Эйджиро справится любой ценой. Противник не отступал и вроде как был даже на одном боевом уровне с Бакуго. Это было интересно. Кацуки настолько разошёлся в бою, что даже не заметил как перестал слышать даже собственные взрывы. В голове нарастал звон, это мешало, но не критично. До этого сосредоточенное лицо злодея озарила ухмылка, а взгляд устремился куда-то за спину Бакуго. Кацуки обернулся…       Киришима всеми силами пытался сдерживать превосходящего по количеству врага. Было сложно. Один из них мог делать своё тело эластичным, и удары Эйджиро практически не наносили ему урона. Второй был шипастым словно какая-то человеческая версия булавы, а третий двигался слишком быстро — Киришима едва успевал уворачиваться от его атак. Буквально на секунду потеряв скоростного злодея из поля зрения, Эйджиро почувствовал беспокойство. Он повернулся в сторону Бакуго — тот стоял к нему спиной и был полностью увлечён боем. Скоростной подобрал кусок металлического шипа, который Киришима чудом отбил от злодея похожего на булаву. Эйджиро закричал, пытаясь окликнуть Бакуго. Он кричал всё громче и громче, тщетно надеясь, что Кацуки его услышит. Киришима оттолкнул шипастого парня и побежал к Бакуго изо всех сил. Рывок получился достаточно быстрым, чтобы достичь цели, но всё что Эйджиро успел — закрыть Кацуки собой. Шип проскрежетал снизу вверх по укреплённой спине Киришимы и вонзился в его шею, пробивая каменную кожу и ломая позвонки. В голове Эйджиро успели пронестись мысли о том, как он рад, что успел спасти любимого, прежде чем сознание померкло.       Произошедшее Бакуго запомнил навсегда. Он запомнил, как прямо перед ним возник Киришима, как хлынула кровь, как сверкали его собственные взрывы. Он запомнил, как держал тело Эйджиро, как обнимал его голову, какими странными были его остекленевшие глаза, но на лице всё ещё была улыбка. Он запомнил, как его едва оторвали от мертвого тела, которое ещё хранило последнее тепло жизни. Он запомнил, как тело любимого упаковали в черный мешок и увезли в машине без окон. Он запомнил всё, но хотел бы забыть.       Период до похорон пронёсся смутным пятном. Кто-то ему сочувствовал, кто-то говорил, что надо держаться. Однако Бакуго не чувствовал ничего кроме пустоты, да и ничего из этих слов не слышал. Рядом всё время околачивался Деку, помогал с организацией похорон и заставлял есть. Иногда приходил Тодороки, но Кацуки было всё равно. Его свет померк вместе с Киришимой. Он не понимал, как он может продолжать жить без Эйджиро. И ежесекундно винил себя в его смерти.       В день похорон, вопреки всем стереотипам, была до ужаса прекрасная погода. Солнечная, словно улыбка Киришимы, и это угнетало Кацуки ещё больше. Процесс погребения прошёл тихо, присутствовали лишь самые близкие люди.       Бакуго не слышал ничего вокруг, не видел ничего, кроме могилы любимого. Он сдерживался до последнего, и как только его оставили одного, слёзы покатились ручьями. Стоя на коленях перед могилой Эйджиро, Кацуки просил прощения. Он рыдал, захлёбываясь собственными слезами, он скреб недавно засыпанную землю, пытаясь побороть отчаяние. Всё, что осталось в его сердце после смерти Киришимы — выжженная пустошь одиночества и слёзы, которые он больше не мог сдержать.       Бакуго метался во сне, крича и плача.       — Всё хорошо, Кацуки, я здесь, — Киришима аккуратно потряс его плечо, пытаясь разбудить. Кацуки открыл глаза и испуганно заозирался в темноте, ища источник тихого шёпота, что пытался его успокоить. Клацнула кнопка на ночнике и в глаза ударил свет. Некоторое время Бакуго моргал, пока глаза не привыкли к свету и увидели знакомое лицо. Эйджиро сидел на кровати рядом с Бакуго и обеспокоенно смотрел на любимого. Пока Кацуки приходил в себя Киришима приблизился к нему и обнял, бормоча, что всё в порядке. По щекам Бакуго снова покатились слёзы. Слёзы облегчения, что всё это было сном, а любимый жив и рядом.       — Всё хорошо, Кацуки, это был всего лишь сон. Не знаю, что там тебе такого ужасного приснилось, но я с тобой. Я здесь. Я рядом. — Киришима заботливо гладил Бакуго по спине и плечам, а тот лишь содрогался в рыданиях.       — Я… я… б-буду нос-ик-ить те штуки, ч-что ты прин-нёс, — Кацуки продолжал всхлипывать, а Эйджиро обнимал его и улыбался.       В этот раз всё будет по-другому.       Кацуки уверен — теперь он не потеряет своё счастье.