"А про подобное в архивах записей не было..."

Переборка, отделяющая рубку от коридора и обычно распахнутая настежь, с мягким щелчком сдвинулась. За время дежурств Митра выучила рубку наизусть и прекрасно знала, где нужная кнопка, нажать её телекинезом совсем просто. Даже от поцелуя отвлекаться не надо. А целоваться Изгнанница внезапно умела для неопытной, ни стеснения, ни неловкости, ни осторожных проб наугад. Джедайское чутьё или банальный инстинкт? Впрочем, Эттону в тот момент было неважно: он наслаждался, притянув любимую женщину и усадив на колени. Жадно и в то же время осторожно, из последних сил удерживая контроль, он хотел, он желал её и боялся навредить, спугнуть, показаться слишком бесстыжим. Это не походило ни на что из его богатого опыта прошлого: сладостное предвкушение, дрожь в коленях (хорошо хоть сесть успел, ноги враз ослабели), смешанная со страстью нежность. Митра потянула с плеч его куртку первой. Эттону пока не хватало смелости ни на что, кроме как осыпать поцелуями её лицо и тонкую шею. Он и без того ощущал себя святотатцем с его-то фантазиями, с его-то прошлым… Но то он, а Митре на это всё было наплевать. Изящная, но сильная ладонь скользнула ему под рубашку, поглаживая живот. Тёплое, щекочущее, дразнящее прикосновение. Вроде бы ничего особенного, но заводило, подстёгивало и поощряло, намекало. А намёки Эттон хорошо умел понимать. Пояс расстегнулся с тихим щелчком, ох уж эти орденские одёжки, хорошо, что хоть не дцать слоёв, а единственная туника. Которую так легко и просто распахнуть одной рукой, второй поддерживая Митру под спину, припасть губами к пахнущей чистотой и мылом коже, целовать выступающие ключицы, провести от них языком вверх по шее, замирая и наслаждаясь приглушённым выдохом в ответ. Ему все ласки вернули: прошедшая по бокам ладонь, поцелуй за ухом, чуть прикушенная мочка. Какие глубины в отдельно взятом джедайском омуте-то, а! Мучительно-сладко, щемяще-нежно, предвкушающе-томно и контроль уже где-то на донышке, а едва ведь начали, что дальше-то будет, когда дыхание уже сбито у обоих, кожа горит, а в животе словно тугой узел скручивается? Митра коротко всхлипнула, стоило погладить сквозь топик маленькую упругую грудь. Плохо? Хорошо? Неприятно? Легшие поверх его руки пальцы подсказали: продолжай. Ну, раз так… Задрать плотную ткань, сжать сосок, аккуратно перекатывая на подушечках, поцеловать в основание шеи, чувствуя, как Митра ерошит ему волосы, протяжно выдыхает его имя и вслед за ним прерывистое «ещё…». Ей хорошо? Ей хорошо с ним? Трудно не верить своим глазам и ощущениям, у него было достаточно женщин, чтобы распознавать притворство. Но ни с одной не случалось такой близости и полного единения. Не принимать, а отдавать, заводиться от того, что она получает удовольствие от его ласк. Россыпь поцелуев, куда смог дотянуться; ладонь на бедре, а штаны-то достаточно тонкие, чтобы чувствовать жар тела; проследить губами и языком пару шрамов, у Митры их тоже хватает; и она уже практически лежит на его руке, полуприкрыв глаза. В штанах тесно, в паху больно и когда, чуть сдвинувшись, Изгнанница задела его, Эттон судорожно и громко втянул воздух сквозь зубы, у него практически не осталось сил терпеть больше и кончить он, кажется, был готов от одного её прикосновения. Митра всё поняла и потянулась к пряжке ремня. Что? Нет! Не нужно ей таким себя марать! Реакции хватило, чтобы перехватить изящные запястья. И напороться вслед за этим на пронзительно-синий, так похожий на гипер, взгляд. И отпустить, отдаться в её руки, на её волю, как тогда на Нар-Шаддаа, когда одним махом вывалил всё о своём прошлом. Не оскорбляй недоверием, она приняла тогда, дай шанс и теперь. Щелчок пряжки, шорох молнии, прикосновение прохладного воздуха рубки к коже. Прикрыть глаза, откинуться на спинку кресла, выравнивая дыхание, ощущая скользящую вверх и вниз ладонь. Застонать, когда большим пальцем обведут головку. Впиться поцелуем в губы Митры, уже ничего не стесняясь. И она ответит таким же жадным и страстным, словно бы у них совсем не осталось времени и нужно успеть поймать момент, пока не… Кончить, выплеснувшись ей на руку. И одновременно услышать её протяжный, полный удовольствия и блаженства стон. Сил только и хватило, что глаза слегка приоткрыть, даже приглушённый свет в рубке резал немилосердно их сейчас. Митра, раскрасневшаяся, тяжело дышащая, поерзала на коленях и прижалась посильнее, уложив голову на плечо. Эттон зарылся носом в пушистые светлые волосы. - Салфетки очищающие… в куртке… - он не встанет, но ей-то нужно. - Потом… подождут… - Изгнанница потёрлась об него щекой. – А про подобное использование связи в архивах записей не было… Джедай! Неисправима. За то и любима.