Русская рулетка

Разумовский после смерти Олега в Сирии уезжает в Москву по делам и по случаю возвращается в их старую съемную квартирку на окраине Москвы. Стоит на засвеченным ранним солнцем балконе. Окна грязные, но стены уже не пахнут дешевым табаком. Он бросит. Он уже бросил. Но это будет сигарета за Олега. За их прошлое и несбывшееся будущее. Дрожащими руками достает из потрепанной пачки сигарету и закуривает выдыхая притягивающий взгляд дым. Спокойно. Всего на секунду, но спокойно. Он сразу делает еще один затяг. Горько. Бывало и хуже. Только что, до прихода на балкон было хуже. Куда горичнее. До полного восхода звезды осталось не так и много времени. Люди начинают потихоньку выходить на душные улицы города. Разумовскому никогда не нравилось смотреть на спешку людей за окнами. В его жизни и так всегда было много суеты, а смотреть на таких же людей, только повод лишний раз вспомнить себя, брошенного, бежавшего непонятно куда, лишь бы бежать, бежать, бежать от реальности еще глубже в темноту. В пустоту Сергей шепчет: – Где ты? – тишина, будто в глуши леса, даже шумные машины заглохли. – Почему ты? – молчание тоже ответ на его нелепый вопрос. Тишину нарушет только плач одного уставшего парня. Разумовский держится худыми руками за окно, но потные ладони не выдерживают, ноги подкашиваются и он оседает на пол все еще пытаясь удержать свое бренное тело одной рукой. Всхлипывает. В голову лезут совсем ненужные сейчас воспоминания: первое рукопожатие с Олегом при знакомстве, первое ощущение нужности, когда Олег подрался за него, первый приклененый ему пластырь на палец под осуждающие, но тревожно твердащие: "Опять все заусенцы расковырял! Ну Сережа. Что-бы было, если бы я все время не носил с собой пластыри? ", и второй пластырь уже на коленке. Они тогда перелезли через небольшой школьный забор, сбегая с музыки. Тогда были точно такие же слова об аккуратности и всегда припрятанных в карманах пластырях, которые ему подарил сам Сережа. Пластыри с животными. Разумовский быстро закрывает окно и срывается на крик. Он сам не понимает, кричит по настоящему или в себя. Но Олег бы в любом случае услышал бы. Пришел и приласкал. Погладил по голове, поцеловал в лоб и... снова крик смешанный с слезами. Истерику прерывает звонок. Неожиданный, мерзкий и совсем ненужный сейчас звон. Разумовского передрагивает. Он как по щелчку пальца останавливается и затихает. Несколько секунд смотрит испуганными глазами в пол и берет телефон в руки. Дрожа, через нет поднимая трубку. Дела. Надоевшие, раздолбавшие его по самые гланды. Нужное, но вечно бесячее слово "надо" дает ему встать с колен и вытереть слезы. Слушает чью-то болтавню. Чью – совершенно неважно. Он бросает куда-то сигарету даже не затушив ее и уходит. Не может больше оставаться здесь, держаться здесь. Тихие и медленные шаги постепенно отдаляются, но непонятное чувство наблюдение за спиной не дает покоя. Непроизвольно Разумовский поворачивает голову назад, как-будто что-то увидел. Как будто глаз увидел тень? облик? Но там никого. Надо больше спать. Надо больше есть нормальной еду и меньше пить свое противно дешевое кофе из пакетиков три в одном. Больше выходить на улицу. Меньше сидеть за компьютером.Любимый голос так и лезет в недра головы не давая покоя. Быстрые шаги, беспорядочное ковыряние в ключах, замок, коридор, резкий хлопок дерью, конец. Человек быстро спукается вниз по лестнице, срваясь на бег. И все. В омут, больше он не понимает ничего. Ему так и не дошло второе оповещение, которое, должно было прийти раньше, но потерялось как хлам в других письмах. Оповещение "найден". Олег в Сирии, думает о том, лишь бы Сереже, его Сереже дошло второе письмо раньше. Но оно не дойдет. Никогда. Дверь захлопнулась. Капкан закрыт.