мне (не) страшно

Падение резко прекратилось. Кто-то ловко подхватил меня на руки, прижав к крепкой груди. Это я поняла по монотонному стуку сердца, ни на йоту не увеличившего темп пульса. Словно это его не трогало, не беспокоило. Небо. Сегодня оно было необычно серым, пасмурным, будто собрали всю горечь мира и запечатали в облаках, окрасив небосвод свинцовой краской. Птиц не было, как и намёка на солнечные проблески. Иногда мелькали чьи-то макушки, фуражки и голоса, но я продолжала смотреть в безликое грустное небо невидящим взглядом. Кажется, я становлюсь такой же серой, как оно. — Микаса! — с долей облегчения, окрикнул меня господин Аккерман. Его военные ботинки громко топали по асфальту, а медальки, прикрепленные к груди, смешно позвякивали каждый раз, когда он опирался на хромающую ногу. — ваша? — тёплый мужской тембр раздался над моей головой. Мне пришлось немного повернуть голову, чтобы рассмотреть говорившего. Он держал меня на руках. Светловолосый и гладковыбритый, в светлом классическом костюме с отутюженной рубашкой. его щека дернулась, кажется, он улыбнулся. — пока не моя. — я почувствовала, как руки Леви мягко берут меня под коленями и лопатками, а светловолосый аккуратно перекладывает мой вес ему. — она их. — подбородок мужчины качнулся вперёд, указывая на белую машину скорой помощи. Я заметила разницу в том, как держат меня эти мужчины. Если незнакомому дяденьке было легко меня держать, словно я ничего не весила, то господину Аккерману всё-таки приходилось напрягаться. — вы им кем приходитесь, имею право поинтересоваться? — троюродный брат госпожи Аккерман, убитой. И дядя Микасы, получается, — он тихонько меня подкинул в воздух, чтобы взять поудобней, и нахмурился. — я их обнаружил, тут же вызвал полицию. — понизив голос до шепота, сообщил сведения черноволосый. Прикрыв один глаз, чтобы лучше видеть, я посмотрела на Леви. Он действительно был чем-то неуловимо похож на маму, а значит, и на меня. Мужчина нахмурился, заметив, что я уже во всю рассматриваю его, а не нахожусь в шоковом состоянии. — у неё есть родственники, кроме вас, господин Аккерман, правильно? — светловолосый с прищуром посмотрел на собеседника, почесывая подбородок указательным пальцем. — родственников нет с обеих сторон, — жёстко заявил Леви, а после посмотрел на меня. Между бровей пролегла морщинка, а губы сжались в тонкую линию. — у твоих родителей были друзья? — мы друзья семьи. — я откинула голову, заслышав голос господина Йегера. Теперь он шёл не один. Схватив маму за руку, Эрен искал взглядом кого-то в толпе. И заметив, что я лежу на руках дяди, немного успокоился. Он нервно подёргивал маму за подол юбки, словно хотя ей что-то сказать. — я Эрвин Смит. Следователь по делу об убийстве четы Аккерман. — светловолосый пожал всем руки, кроме Леви. Ему он просто похлопал по плечу. — с кем останется Микаса? — горячо шептал Карле на ухо Эрен, которая наконец обратила на него внимание. — мы можем ее удочерить? — Микаса останется со мной, если это разрешит суд. — видимо, Эрен шептал не так уж и тихо, раз это услышали все. Эрвин согласно кивнул на слова Леви. — по хорошему девочку надо отправить в детдом на передержку до начала следственного процесса. — у меня на голове волосы зашевелились от этой новости. Но я продолжала лежать, безучастно оглядывая каждого говорившего. Как какая-то кукла, которой нет дела до этого всего. Ни один мускул на лице не дрогнул, лишь внутри стало более тревожно. — но раз есть единственный родственник, хоть и седьмая вода на киселе, Микаса будет жить с Леви. А там уже посмотрим, какой вердикт вынесет суд. — господин Смит по-доброму улыбнулся мне, потом оглядел взглядом всех собравшихся взрослых, не забыв про детей, и ушёл в сторону полицейских, что-то быстро записывающих на планшетах для бумаги. Когда Эрвин Смит отошёл, все резко выдохнули, словно всё это время задерживали дыхание. Даже дядя перестал крепко впиваться в мое плечо пальцами, прижимая к себе. — господин Аккерман, — обратился отец Эрена, сделав шаг вперёд. Он поправил очки на носу и почесал подбородок. — как насчёт того, чтобы девочка переночевала у нас? Одну ночь, пока вы приберетесь в квартире. Моя жена, Карла, может вам помочь. Не думаю, что Микаса сейчас будет в состоянии вернуться домой. — говорил господин Йегер с нажимом, иногда понижая голос до шепота, видимо, чтобы я не слышала. — я сам справлюсь с уборкой. Микаса, хочешь к ним? — впервые за последние двадцать минут обратился ко мне Леви, склонив голову. В его глазах блеснула какая-то мысль, но она тут же затерялась в пучине серой радужки, отливающей серебром. — к Эрену? Да… — я чуть оживилась, но по прежнему чувствовала какое-то внутреннее опустошение. Аккуратно поставив меня на ноги, мужчина отошёл, а я пошла к друзьям, сейчас неловко переминающимся с ног на ногу. Карла легко, словно птичка, коснулась пальцами моих волос, заплетённых в косу, и улыбнулась. *** Мы уже как час лежали по постелям. Мне отвели кровать Эрена, а ему постелили на полу матрас. Кутаясь в пуховое одеяло, пахнущее кондиционером для белья, я слушала возню снизу, на полу. Он никак не мог улечься, а я уснуть. Голову терзали разные мысли. Хорошие и плохие. Чаще, конечно, плохие. — ты чего не спишь?! — посмотрев на меня, шепотом спросил Эрен. Он сел на постели, поставив руки за спину и откинув голову назад. Его любимая поза, когда он думает или принимает решение. — двигайся, полежим вместе. Не первый раз ночую у Йегеров и не первый раз мы лежим в одной кровати, обнимаясь. Я дорожила дружбой с Эреном и сейчас его поддержка, выражающаяся не в словах, а действиях, дарила мне какую-то ясность мыслей. За вечер не проронила ни слова. На все вопросы либо молчала, либо кивала головой. Мне казалось, открой я рот, тут же из глаз польются слёзы, не давая сказать слова. Не хотелось тревожить госпожу Йегер, которая без этого была на взводе. Она носилась со мной как с родным ребенком, забыв на время про Эрена. — я уверен, тех людей поймают! — жёстко заявил мальчик, прижав одной рукой меня к себе. — хочешь остаться жить с нами? Мама будет тебе рада, да и отец не против. Будем вместе раньше всех выбегать во двор! Сердце болезненно сжалось. Эрен слишком радостно смотрит на мир! Это же не он потерял родителей, не рядом с ним весь день разговаривали шепотом, словно любое громко сказанное слово может сдуть меня, как ветер. Родителей больше нет… это осознание резко выдернуло меня из оцепенения, в котором я находилась весь день, и тут же бросило в какую-то длинную чёрную яму, откуда мне не выбраться. Уткнувшись носом Эрену в грудь, я шмыгнула. Первый раз, второй. Слёзы потекли по щекам, пропитывая ночную рубашку друга и воротник моей сорочки. Какая-то всепоглощающая грусть накрыла меня медным тазом, не давая вдохнуть. На грудь словно кто-то сел. Я задыхалась, плакала, но молчала. Лишь руки зеленоглазого сильнее вцепились в меня, пытаясь успокоить. Когда истерика прошла и я, тихо всхлипывая, продолжала лежать в объятиях Эрена, получила поцелуй в макушку. — всё будет хорошо, — тихо-тихо, едва различимо сказал парень. — мы всем отомстим. И за двор, и за твоих родителей. — эта его детская вера в лучшее давала мне надежду. Хоть мы оба и были детьми, в этот момент мне показалось, что Эрен взрослый. И мне никогда не догнать его.