Пруд с карпами кои

      Итачи Учиха проснулся от едва различимого шума ветра. Он втянул ноздрями воздух, чувствуя свежее дуновение и прохладу. К запаху сырости после дождя примешивался ещё какой-то сладковатый аромат, но Итачи не смог его определить. Ему почему-то захотелось, чтобы это оказался запах цветущей сакуры, но он понимал, что для нее время и место крайне не подходящие. Ветерок стал прохладнее, и Итачи, вместо того, чтобы залезть под одеяло, вылез из постели, покрывшись гусиной кожей.       Он шумно приоткрыл раздвижную дверь в соседнюю комнату, ожидая увидеть спящего напарника, но его постель была заправлена. Итачи удивился: Кисаме при всем своем умении концентрироваться и держать дисциплину обычно не утруждал себя подобным. Значит, ещё не ложился.       Итачи решил выйти на улицу. Запах свежести манил его, уши ловили еле слышный шелест листьев. Уютно, почти как в Конохе. Он вышел на террасу и увидел Кисаме, как-то мрачно сидящего на ступеньках. Взгляд напарника упёрся в небольшой пруд с карпами кои. Он сгорбился и как-то отстранился. Итачи молча сел рядом и осторожно коснулся его руки своей. Он сам не любил, когда его мысли прерывали, поэтому так безмолвно поздоровался, отметив, что у Кисаме холодные руки — видимо, долго сидит уже. Кисаме молча понаблюдал за рыбками ещё какое-то время, а потом потёр свежий шрам на ладони и повернулся с грустной улыбкой.       — Доброе утро, Итачи-сан. Как вы себя чувствуете?       — Все нормально.       В этот раз Итачи почти не соврал. Глаза ещё ныли, но лёгким на природе дышалось намного лучше. Заодно он выспался и теперь пребывал в умиротворении. Кисаме повернул к нему лохматую голову, слегка наклонив её — ждал, что ещё он скажет.       — Нет, мне правда лучше, — сказал он, в очередной раз залюбовавшись его профилем. Ему нравились полноватые губы Кисаме, его большой нос и странный, почти всегда отстранённый взгляд.       — Я приготовил завтрак, — еле слышно сказал Кисаме. Итачи молча подвинулся к нему, в очередной раз задаваясь вопросом: почему? Почему он, такой здоровый и сильный, едкий и жёсткий с другими, ведёт себя с ним так трепетно и бережно? Хотя в первую встречу выпендривался, ёрничал, приводил свои дурацкие акульи аллегории… Итачи усмехнулся, вспомнив их диалог на мосту. Он ещё тогда подумал: «Вот паршивец, привязался». Кисаме после полуприкрытой угрозы выдал:       — Надеюсь, мы повеселимся.       Итачи хмыкнул. Очевидно, рисуется. Хочет быть страшнее, чем он есть. Потом понял, что не ошибся — Кисаме довольно быстро привык к нему и наедине перестал строить из себя задиру. Жестокость и желание почесать кулаки никуда не делись, гены Хошигаки и воспитание деревни Тумана — штука мощная, но проявлялась, как он понял, только в бою. Рядом с ним Кисаме менялся. И чем дольше они общались, тем сильнее Итачи хотел, чтобы это был только их секрет. Ему нравилось, как Кисаме приносил ему утром, еще спящему, данго, нравилось, как звал на чай, как поводил огромными плечами или игрался, разрабатывая очередную акулью технику. И он и дальше хотел, чтобы это было доступно лишь ему одному.       В очередной раз увидев, как он отжимается, Итачи уже мысленно признал, что засматривается. Почему? Кисаме странный, лохматый…       — Итачи-сан?       Итачи дернулся. Он только сейчас заметил, что запустил руку в тёмно-синие волосы Кисаме и стал слегка ерошить. Когда до него дошло, что он делает, он медленно вынул пальцы, стараясь не сделать Кисаме больно, а потом вдруг ткнул его двумя пальцами в лоб. Тот от неожиданности дернулся, а потом с шумным выдохом расслабился.       — Мне показалось, ты промок под дождем, и я решил проверить, — нарочито спокойно ответил Итачи. Кисаме коротко улыбнулся уголками губ и опустил глаза. Пальцы все чесали шрам. Ясно, засмущался. Потом и вовсе отвернулся, явно чувствуя неловкость. Итачи проследил за его взглядом — опять уставился на рыбок. Красивые карпы, рыжие, белые и пятнистые, сновали туда-сюда и периодически высовывали головы из воды в надежде, что сейчас их будут кормить. Наблюдая за рыбками и сам не зная, что сказать, Итачи не заметил, как тоже потерялся в пространстве.       Очнулся он только тогда, когда теплая ладонь легла на его руку. Итачи перевел взгляд на напарника. Кисаме продолжал смотреть на рыбок, но уже, будто не осознавая, что делает, бережно пожал его пальцы.       — Ты что-то загруженный, — тихо сказал Итачи. — Ты… Можешь со мной поделиться. Я же не Тоби или кто там в этом роде, издеваться не стану.       Кисаме горько усмехнулся, уткнувшись в землю взглядом. Помолчал, а потом тихо сказал:       — Да просто… Все сразу навалилось. Я устал и боюсь, что план Акацуки не даст мне того, чего я так хочу… Переживаю, что вы болеете… Хочу домой… Найти свой дом… И чувствую ещё, что в вас влюбился.       Повисла пауза. До Кисаме вдруг дошло, что именно он ляпнул, и он мотнул головой:       — Черт… Я не это имел в виду… Просто вырвалось… Не обращайте на меня внимания, Итачи-сан.       Он явно занервничал — желтые глаза забегали.       — Не выспался, вот и несу фигню.       Мощные плечи поникли. Он явно погряз разумом в каких-то воспоминаниях, а может, просто морально закрылся в страхе быть отвергнутым. Заинтригованный и взволнованный, Итачи ждал, не подавая виду, что нервничает. Он опасался даже коснуться Кисаме, чтобы не мешать ему бороться с собой, собираться с мыслями. Тот сначала дернулся один раз, будто бы желая встать, но все-таки остался сидеть. Свесил руки между колен, продолжая грустно смотреть на рыб, а потом неуверенно произнес севшим голосом:       — Я не должен был этого говорить, но я не хочу, чтобы было как в тот раз.       Итачи ощутил исходящую от него безнадегу, одиночество, тьму, в которой он бродил. Ему даже не нужен был шаринган — за все годы знакомства Итачи умел считывать настроение Кисаме даже если тот упрямо пытался делать каменно-равнодушное лицо.       Прядь синих волос упала ему на лоб. Итачи не выдержал и поспешил убрать ее. Быстрое, едва ощутимое касание пальцев, и Кисаме вдруг повернулся. Внутри Итачи что-то сжалось.       — Скажите, Ита-сан… Вы считаете меня уродом… плохим… Кем?       Итачи задумался. Вынужденное убийство товарищей, с той лишь разницей, что те, что состояли в одной команде с Кисаме, ненавидели его, а не были его любимой семьей — раньше их объединяло только это. Позже явно примешалось что-то еще. Но что?       — Я тебе сочувствую, — сказал Итачи. Кисаме опять медленно поднял голову, не переставая скрести шрам на руке. Итачи стало неловко от его взгляда, и он коснулся его кисти.       — Что с рукой?       Кисаме вдруг рассмеялся:       — Самехада разошлась и опять меня укусила.       — Насколько больно она кусается? — Итачи позволил себе взять ладонь Кисаме в свою.       — По настроению. Бывает, что на уровне кошки, бывает, что протыкает руку насквозь, как сегодня, — он усмехнулся. — Но вы не волнуйтесь, я быстро регенерирую. Можно сказать, что это улучшенный геном Хошигаки, чтоб его. Кому-то — шаринган, кому-то — сила и уродская внешность.       — Не болтай. Нормальная. У тебя потрясающие скулы, — усмехнулся Итачи, потянулся к нему и слегка смазанно поцеловал. Кисаме усмехнулся, обдав резким порывом дыхания его кожу, первое время сидел, ощущая, как Итачи нежно прикусывает зубами его нижнюю губу, остро лаская, провоцируя на страсть. Кисаме влился, поддался порыву. Он старался сильно не набрасываться, бережно скользнул языком в его рот. Потом попытался ответить бережным укусом, но слегка переборщил — Итачи с коротким «М!» на секунду отстранился, поджал губы, но тут же подался вперёд опять, кладя руки Кисаме на плечи. Тот почувствовал металлический привкус и заерзал. Слизал капельку крови, скатившуюся из уголка губ, провел языком по коже, закрывая порез. Он начал заводиться, но пока сдерживался.       Кисаме осторожно положил руку на грудь Итачи, другой коснулся его плеча. Тот закрыл глаза. Внутри заныло и перевернулось, когда его рука накрыла чужую ладонь и неспешно переползла с плеча на живот.       Кисаме на секунду отстранился, фыркнул, нагнул голову и прижался лбом к его лбу, тяжело дыша прямо в губы.       — Итачи-сан… Пойдёмте в дом, вам нельзя переохлаждаться, вы болеете.       Итачи потерся об него, возбуждённый его полушёпотом и осторожно укусил за уголок челюсти.       — Нет-нет, — Кисаме мягко убрал его руки. — Я же хочу как лучше для вас. Давайте пойдем в тепло.       — Мне на свежем воздухе лучше.       — Хорошо, — сдался Кисаме и кивнул. — Но я вас укрою.       Итачи не стал возражать. Кисаме с шорохом стянул чёрный плащ с красной подкладкой и бережно набросил его на плечи напарника. Прижал руками, потёр плечи, согревая, а потом снова потянулся за поцелуем.       — Вам не передать, как я этого хотел… — Кисаме на миг отстранился и залюбовался измождённым лицом Итачи. Тот провел руками по его плечам, слегка сжимая.       — Какой же ты весь мускулистый и венозный.       — Это хорошо?       — Это великолепно, Кисэ.       — Кисэ… Какое интересное сокращение. Зовите меня всегда так, Итачи-сан, — Кисаме коротко улыбнулся. Итачи молча потёр сильные руки, медленно проводя пальцами по взбухшим нитям вен. Он начинал чувствовать, как возбуждается. Охладевшие от оттока крови к паху губы инстинктивно приоткрылись, желая, чтобы Кисаме снова к ним припал.       Пальцы инстинктивно проползли под ткань черной майки, стали потирать тонкие кости ключиц, где могли достать. Кисаме коснулся его языком во рту, но на секунду, потом бережно отнял губы, положил голову ему на плечо и завозился. Губы легонько тронули висок, обдавая теплым воздухом. Теплые руки Кисаме бережно сомкнулись на его талии и неловко погладили. Итачи шумно сглотнул, поняв, что сейчас произойдёт, и, взяв в ладони едва дрожащие кисти Кисаме, поднес их к своим губам и легонько коснулся. Кисаме удивленно поднял бровь. Итачи улыбнулся и поцеловал его вновь, на этот раз в центр кисти. Кисаме не выдержал и рывком прижал его к себе, сминая губы и забыв обо всём. Его мощная рука обхватила Итачи сзади, слегка нажимая на позвоночник. Пальцы напарника стиснули его мощное бедро, потом переползли выше. Кисаме глухо застонал ему в рот. Итачи нагло переместил руку еще выше и правее. Кисаме на мгновение коснулся его груди, но тут же убрал ладонь.       — Итачи-сан… Вы хотите прямо здесь, на крыльце?       — Можно начать тут, а потом передвинуться.       — Хорошо… А… А чего бы вам хотелось?       Вместо ответа Итачи нажал на плечи Кисаме.       Кисаме пересел на ступеньку ниже. Его пальцы завозились с поясом штанов Итачи, размотали бинты, потянули край брюк. Он на мгновение посмотрел в глаза Итачи, а потом неуверенно коснулся губами его живота. Итачи хрипло выдохнул.       — Я еще никогда этого не делал, — предупредил Кисаме, нежно потершись щекой о горячий бугорок, а потом прижался к нему влажным ртом прямо через ткань.       — Так даже лучше, — Итачи небрежно взъерошил темно-синие волосы. — Не волнуйся, у тебя все получится.       Кисаме вцепился в мягкую ткань темно-фиолетовых брюк и осторожно потащил вниз, завороженно наблюдая, как обнажается налитая кровью плоть.       — Итачи-сан… Я не хочу опозориться. Не хочу сделать неприятно.       — Главное — старайся зубами не задевать, и все будет хорошо.       Кисаме покорно кивнул, перевел взгляд на его член, потом неловко взял в рот возбужденный орган. Ласково обхватив его за бедра, он стал медленно двигаться ртом вверх-вниз по члену Итачи, сначала медленно и осторожно, а потом все быстрее и быстрее. Пальцы Итачи впились в край лестницы, свободная рука легла на голову Кисаме. Итачи казалось, что кровь в нем кипела, взрывалась, у него перехватило дыхание, и он позволил себе издать ровный, немного протяжный стон. Кисаме продолжал работать головой и языком, скользя губами по чувствительной плоти, теряясь в мучительной неге. Дрожь предвкушения шла по его коже. Кисаме поднял голову, тяжело дыша, бережно лизнул головку и спросил:       — Итачи-сан… Я хочу большего. А вы хотите? Можно мы?..       — Кис… Тебе — можно. Просто продолжай, хорошо? Но без фокусов.       Кисаме понятливо кивнул. Несколько минут он продолжал неуверенно работать губами и языком, пытаясь достичь той странной, глубинной и блаженной неподвижности после тех самых судорог. И Кисаме начал входить во вкус. Кончиками пальцев он поглаживал шелк кожи Итачи. Наклонился к нему ниже, вбирая член в рот поглубже, поддел руку под бедра и осторожно ввел ему два пальца. Итачи застонал, но уже тоном чуть выше. Кисаме протолкнулся глубже. Он стал распаляться, тяжело задышал, взял ствол у основания, слегка сжимая, и стал двигать по нему языком вверх-вниз, надавливая. Итачи это нравилось все больше и больше, и он стал ерзать, пытаясь схватить руку Кисаме, но тот продолжал медленные ритмичные движения губами и ртом, не отрывая их от влажного от слюны и смазки члена. Он закрыл глаза и перенес внимание на чувственную слизистую. Его ладонь накрыла член Итачи, помогая губам, и Кисаме почувствовал, как тот выгибает бедра навстречу его руке, отчего ему самому стало немного стыдно. По коже напарника пробежала дрожь. Кисаме на несколько секунд перестал двигаться ртом и приподнял голову. Они оба тяжело дышали, и Итачи начал постанывать от возбуждения.       Кисаме даже не представлял, что может испытывать такое удовольствие. Бархатистый голос Итачи прошептал: «Давай еще…» И Кисаме снова, с удвоенной силой, заработал языком, чувствуя, как Итачи возбуждается еще сильнее. Постепенно он нашел единый ритм, где смешались и слегка смазанные касания губ, и движения головой, напоминающие кивки, и движения руки. Итачи подавался то вперед, как будто желая избежать прикосновение к своей самой чувствительной точке, то назад, словно хотел, чтобы Кисаме перестал ласкать его ртом. Тот заметил, что он дрожит, на секунду скользнул губами вверх, отстраняясь и безмолвно спрашивая: «Перестать?»       — Давай…       Кисаме высунул язык, лизнул головку, подталкивая ее ко рту, стал осторожно, бережно целовать. Правая рука, которой он ласкал Итачи внутри, стала двигаться чуть быстрее. Итачи рефлекторно вцепился в его волосы, потянул на себя. Кисаме сжал губы чуть плотнее, стал двигаться немного резче, распаляясь. Ему уже самому хотелось внимания, но руки были заняты. Он инстинктивно пополз наверх, заставляя Итачи с болью упереться боком в ступени. Кисаме вдруг захотелось поговорить, рассказать, как сильно он все это время любил и хотел его, и как ему нравится доставлять удовольствие, но он одернул себя — сейчас не самое время для этого.       Тело Итачи покрылось мурашками. Пальцы до белизны впились в темные волосы и сильное плечо. Глаза закатились. Радужка рефлекторно сменилась на шаринган. Удовольствие клещами вцепилось в него, потянуло наверх, заставляя выгибаться. Итачи волновало только одно — Кисаме близко, возбужденный, готовый ко всему, и более того, его губы осторожно и вместе с тем жадно ласкают сладко ноющую плоть. Сильные пальцы дают толчки, задевают внутри него что-то очень чувствительное — Итачи то осознавал это, то терял из виду, отдаваясь только ощущениям.       «Я кончу ему в рот», — лихорадочно подумал он и прикусил губу изнутри.       — Продолжай… — тихо сказал Итачи. — Не останавливайся, Кисаме.       Наконец он почувствовал, как на него накатывает, опять изогнулся. Кисаме вздрогнул, ощутив горьковатый вкус чего-то вязкого. Он какое-то время шарил языком во рту, несколько раз задев еще влажную головку, пока не привык, потом собрал кончиками пальцев то, что случайно накапало вниз. Приоткрыл губы, позволяя сперме вытечь, потом хмыкнул, вытащил член изо рта и несколько раз провёл им по губам, напоследок чмокнул и отпустил.       — Ну вот видишь, ты справился.       Кисаме слегка смущённо опустил глаза и, внезапно сообразив, что Итачи, должно быть, неудобно и больно на лестнице, поспешил отстраниться, чтобы дать ему пересесть. Итачи медленно поднялся, запустил руку ему в волосы.       — Спасибо… За то, что не кусался.       Он осторожно поцеловал его. Кисаме бережно коснулся его запястья.       — Вы не устали, Итачи-сан?       — Если честно, я бы прилег.       — Пойдемте в дом?       — Нет, давай ляжем туда, под деревом.       Кисаме кивнул, взял черный плащ, и они оба отправились устраиваться у корней. Кисаме сам лег на траву, позволяя Итачи устроиться на плаще и закутаться в его край. Итачи прильнул к его груди, чувствуя, как отступают все беды. И даже в груди, кажется, ничего не болит. Сильная рука легла ему на плечи.       Ну почему он раньше не догадался, не додумался предложить Кисаме провести с ним время?       Итачи провел пальцами по острым скулам Кисаме.       — Не смей больше думать, что ты урод, слышишь? Пусть говорят, что хотят.       Кисаме что-то неловко угукнул в ответ. Возбуждение само отступало, он вяло поглядывал в сторону пруда, где резвились рыбки, то и дело высовываясь в ожидании угощения. Приятная прохлада и свежие запахи успокаивали его, ветер приятно охлаждал серую кожу. Но постепенно веки у него смежились, и он уснул, еще какое-то время инстинктивно покачивая Итачи рукой, будто хотел убаюкать.       Его разбудил осторожный, но вместе с тем требовательный поцелуй в губы. Потом что-то тяжеловатое навалилось на него, сдвинулось, обдавая жарким теплом. Еле теплые руки легли на грудь. Кисаме не сразу разлепил глаза, но его ладони легко нашли ребристые бока наощупь и осторожно сжали. Спросонья он как-то вяло ответил на поцелуй. Итачи отстранился, и Кисаме наконец открыл желтые глаза. Почему-то то, что он лежит на влажной траве, которая местами его колола, до него дошло быстрее чем то, что на нем сидит Итачи, поэтому он сначала поморщился, но потом улыбнулся.       — Прости. Не надо было тебя будить, но я не мог удержаться. Ты… ты очень милый, когда спишь.       Кисаме рассеянно протянул руку и коснулся плеча Итачи, где смог достать.       — Кис…       Он поднял брови, ожидая, что тот еще скажет. Итачи замер в пространстве, глядя в пустоту. Кисаме растерянно посмотрел сначала на него, потом на плещущихся рыбок и попытался понять, что чувствует. С одной стороны, ему нравилось, что его седлают, нравилось, что его не бросают, не оставляют одного, но с другой — его не покидало ощущение, что все это — лишь мимолетная радость. Вот они съедут из постоялого домика, и все. В лучшем случае их завалят дурацкими заданиями, во время которых будет не до любви, в худшем — разлучит смерть. Кисаме расстроенно вздохнул, глядя в небо. Он попытался поймать, сформулировать в себе еще одну мысль, которая урывком пришла его в голову, но его прервал Итачи.       — Я хочу сказать, что не вижу в тебе ничего страшного или грязного, — наконец произнес он. — Наоборот, я… Я даже не знаю, как это сказать. Я чувствую в тебе… живую душу.       Кисаме дернул головой и впервые за утро посмотрел на Итачи осмысленно. Ему, кажется, только что сказали, что его любят.       — Итачи-сан… Вы первый, кто это сказал с тех пор, как я потерял маму. Первый, кто после нее не считает меня монстром.       Он поджал губы, вспоминая уставшие глаза Хошигаки Каэде. От образа матери в его голове мало что осталось — слишком рано она ушла. Разум Кисаме цеплял только запах рыбных блюд и выпечки, которые она готовила, обрамляющие лицо темные волосы, казавшиеся ему всегда почему-то темно-зелеными, слегка изможденный взгляд, рассказ о том, откуда у отца шрам, но главное:       — Не слушай, что говорят другие дети, Кисаме. Они всегда будут осуждать, они найдут за что. Главное — помни, что ты не чудовище.       Но жизнь все сильнее и сильнее убеждала его в обратном. И дело было даже не во внешности. Кисаме всегда хоть относительно, но понимал, что среди остальных Хошигаки он нормальный. Но необходимость учиться все сильнее отдаляла его от клана, отрывала в нем все то, что давало ему, может быть иллюзорную, веру в то, что у него есть место.       Годы общения с людьми вне клана. Годы кровавых испытаний, заданий, где нужно без конца убивать. Через сколько лет Кисаме перестал чувствовать себя человеком? Он уже не помнил. Но понял, что только Итачи смог помочь ему чувствовать себя вновь живым.       Итачи смотрел на Кисаме сверху, то любуясь, то просто изучая, как тот внутренне опять отстранился. Внешне он оставался спокоен, но внутри все оборвалось. Неужели внешне огромный, немного угловатый шиноби расстроен и оскорблен его неуклюжим, рваным признанием? На первый взгляд казалось, что Кисаме просто притих. Итачи хотел было позвать его, попытаться вызнать у него ответ, но Кисаме заговорил первым.       — Для меня большая честь быть с вами, Итачи-сан. Другой вопрос, что… я не хочу вас потерять.       Итачи опять молча запустил руку в жестковатые волосы Кисаме.       — Я хочу быть вашим постоянным любовником, если можно.       — Будь, — усмехнулся Итачи. — Но мы про это никому не скажем.       Он наклонился и нежно поцеловал Кисаме. Тот, взбодрившись, стал активно его ласкать. Пальцы ловко заползли под футболку с сетчатыми вставками, нащупали ребра, скользнули вперед, изучая то, что скрывалось под тканью. Итачи в ответ прилег на него, согревая телом, заполняя рот поцелуем. Он поерзал на нем сверху, сначала просто так, устраиваясь поудобнее, но когда Кисаме застонал, явно возбуждаясь от его действий, стал намеренно скользить вверх-вниз. Руки Кисаме вцепились в пояс Итачи. Он сначала потащил вниз, но потом спохватился и убрал руки. Итачи накрыл его ладони своими, вернул на прежнее место. Кисаме бережно прервал поцелуй, начав поглаживать тонкую кожу живота. Итачи осторожно сдвинул его руку чуть ниже и стиснул пальцы, намекая, что надо начать слегка сжимать. Кисаме осторожно стянул ткань одежды вниз и провел большим пальцем от основания члена к головке.       — Итачи-сан, — сказал он, воодушевившись и начав действовать активнее. — А можно мы… попробуем это сделать?       Итачи улыбнулся ему и медленно снял футболку. Кисаме осторожно коснулся его напрягшейся плоти и слегка надавил — до боли. Итачи негромко застонал. Кисаме нажал сильнее. Итачи прикусил губу и провел руками по его волосам. Он выгнулся и впился в сероватые губы жадным поцелуем. Ласки Кисаме становились все смелее и откровенней. Но потом он как-то обернулся, что-то увидел и замер.       — Почему ты остановился, Кисэ?       Кисаме помолчал какое-то время, а потом неловко проронил:       — Там… Там эти рыбы в пруду, Итачи-сан. Я чувствую себя так, будто они на меня пялятся.       Итачи прыснул.       — Отвернись и не смотри на них…       — Но…       — Смотри только на меня, — Итачи взял его лицо в свои ладони. — Или, если хочешь, просто закрой глаза.       Кисаме на какое-то время его послушал, но потом снова распалился от требовательных поцелуев, легких укусов в шею, касания вставшим членом теплого тела через ткань, и ему уже стало все равно — пускай за ним наблюдают хоть все хвостатые звери, хоть пятерка Каге. Он стянул с Итачи темно-фиолетовые брюки, когда он приподнялся, осторожно помассировал его между ягодиц, а потом, придерживая член, бережно вошел.       — Ты будешь такой же яростный, как и когда дерешься? — подтрунил Итачи.       — Как хотите, — он усмехнулся. — Но вообще, я настроен спокойно.       — Хорошо… Я думаю, для первого раза именно "спокойно" и подойдет, — сказал Итачи и замер, давая себе время привыкнуть. Потом двинул бедрами вверх-вниз, словно нарочно замедляя себя, чтобы ожидание было особенно приятным. Кисаме попытался сам толкнуться, но только сбил их обоих с ритма, поэтому, боясь все испортить, полностью отдался удовольствию, закрыв глаза. Его движения стали плавными, а вместо неровного дыхания появился еле заметный шелест, похожий на тот, что издают бинты шиноби. Пальцы Итачи впились в запястья Кисаме, будто он хотел обездвижить его. Он постепенно стал двигаться чуть жестче, требовательнее. Кисаме уловил его движения, прочувствовал так, будто из них двоих шаринган был у него. Ему нужно было приоткрыть глаза, расслабиться, слиться с Итачи, по-настоящему слиться, чтобы знать каждое его движение, предугадывать, как будут сжиматься мышцы, выбирать момент, когда можно будет поддать бедрами вверх, погружая член поглубже в чужую плоть. Он больше не боялся опозориться — доподлинно знал, что именно будет.       Итачи все больше погружался в его спокойную, степенную страсть, где не было места грубым, неловким рывкам, а было лишь ощущение, что они оба растворились в друг друге, и больше нет ничего, только пересечение черного и желтого взгляда, прикосновение кожи, тиски бледных пальцев и жар от тел друг друга. Постепенно движения Итачи стали совсем плавными. Он выпустил запястья Кисаме и прильнул ртом к его. Потом со смачным звуком отпустил, впился в шею, куда-то под ухом, и стал массировать, нежно, но требовательно. Они покачивались взад-вперед, осыпая друг друга короткими касаниями губ. Кисаме сам не знал, отчего по серой коже идут мурашки — от приятной прохлады на улице или от поцелуев, похожих на укусы. Но потом удовольствие достигло точки, и он дрогнул, почувствовав горячую струю семени. Кисаме открыл глаза, тяжело дыша, потом ощутил, что напряжение постепенно спадает. Потом поднялся, выходя, сел, чтобы Итачи оказался у него на коленях и прижался прохладными губами к его. Итачи ответил, шаря языком у него во рту, на секунду отстранил его от себя, чтобы облизнуть пересохшие губы, и наградил новым быстрым поцелуем. Кисаме вцепился зубами в его шею, и Итачи громко застонал. Кровь обагрила губы Кисаме. Он заурчал, чувствуя ее вкус и стал осторожно слизывать.       Тяжелые капли иногда падали на грудь, и Кисаме опускался ниже, собирая их. Итачи вцепился в его плечи. Он стал отвечать ему укусами и поцелуями там, где доставал. От прикосновений влажного рта, легкой, щиплющей боли по телу Итачи прошла сладостная судорога. Он подрагивал, кончая в объятиях Кисаме ему на живот. Пальцы впивались в жесткие мышцы плеч. Итачи оторвался от шеи Кисаме, притянул его к себе и крепко обнял, зарывшись лицом ему в шею. Они еще какое-то время ласкали друг друга, легонько целуя, запуская пальцы в волосы.       Кисаме бережно переложил Итачи обратно на смятый плащ Акацуки. Сам устроился рядом, стал поглаживать плечо.       — Извините, что я так... ну… я не мог удержаться.       — Это помогло мне кончить, поэтому я не в обиде. Но в следующий раз хотя бы предупреждай, — Итачи усмехнулся.       — Да… Да, я буду… — Кисаме рассеянно провел пальцами по его щеке. — Знаете… Я понимаю, что шансов мало, но я бы очень хотел вас защитить.       — Наивная мечта.       — Я знаю.       — Ты не сможешь меня спасти, Кисэ.       Кисаме грустно опустил голову.       — Но можешь скрасить мне последние деньки. Ты согласен?       Кисаме задумался. Да, потом будет больно. Чудовищно больно. Но если он в любом случае потеряет Итачи, почему отказываться? Он нервно кивнул.       — Может, хоть в вечном Цукуёми я буду всю жизнь с вами, — добавил он и подвинулся поближе. Они замолчали, обнявшись, думая о чем-то своём, наслаждаясь моментом. Итачи давил кашель в груди — во время близости ему было полегче, но сейчас опять стало хуже, но нервировать любовника не хотелось. Кисаме опять смотрел на пруд, стараясь выкинуть из головы мысли о плане «Глаз луны», о том, что будет, когда он останется один.       — Ита-сан… — медленно пробормотал он.       — М-м-м?       — Эти чертовы кои на нас все-таки пялились.