***
Старый католический собор на окраине Кардиффа за свою жизнь, казалось, видел все. Тёплые стены кирпичного цвета слышали все пролитые здесь слезы: и радости, и скорби; длинные дубовые скамьи впитали в каждую трещинку отзвуки поздравлений и соболезнований; духовой орган, привезенный из Франции еще два столетия назад, равнодушно играл и реквием Моцарта, и канон Пахельбеля. Внутри строения всегда было прохладно, даже когда сквозь высокие витражные стекла пытались пробиться настырные лучи солнца, отчего у прихожан при входе всегда захватывало дух и появлялось ощущение присутствия чего-то божественного, чего-то волшебного. Преподобный Верчезе, потомственный итальянец в годах, монотонно читал стих за стихом, искоса поглядывая на венчающуюся пару. Жених, высокий блондин с непозволительно правильными чертами лица, как и каждый мужчина на его месте смотрел в пол, но скулы еле двигались в тщательно сдерживаемой улыбке, в то время как невеста бесшумно рыдала. Тяжелые капли скатывались с покрасневших щек и падали в идеальные рыжие локоны, что лежали на плечах и груди. Священник про себя уже решил, что это очередной брак по договоренности — слишком много в последний месяц ему приходилось венчать такие пары, в которых один из счастливых новобрачных был мрачнее тучи, — но что-то бросалось в глаза. Что-то, что не давало покоя усталому служителю церкви. Закончив первую часть обряда, мужчина оторвался от молитвенника и обвел взглядом гостей. Справа, как и положено традицией, сидели гости жениха: мужчины в парадных фраках, которые иначе как дорогими было не назвать, их спутницы как одна сверкали изысканными украшениями, идеально подчеркивающими выбранный наряд; внешнее единство дополняло полнейшее равнодушие к происходящему. Сидящих со стороны невесты невозможно было назвать равнодушными. Весь первый ряд был занят людьми с одинаково рыжими волосами: мужчина, сидящий первым, чьи виски уже были седыми, нежно поддерживал за плечи женщину, которая — удивительно — плакала так же молча, как и невеста; после нее сидели четверо крепких молодых мужчин, по которым было видно, насколько тяжело им было сдержать эмоции. Церковный хор допел молебен и преподобный продолжил свою работу. — Согласен ли ты, Драко Люциус Малфой, взять в жены эту женщину и опекать её в болезни и здравии, в богатстве и бедности, в счастье и горести, пока смерть не разлучит вас? Жених, ни разу не взглянув в сторону, чуть помедлил, прежде чем дать свой ответ: — Согласен, — глядя в глаза невесты, торжественно произнес он. Щеки девушки стали еще краснее, бесстыдно просвечиваясь сквозь дымку фаты. — Согласна ли ты, Джиневра Мюриэл Уизли, взять в мужья этого мужчину, и опекать его в болезни и здравии, в богатстве и бедности, в счастье и горести, пока смерть не разлучит вас? — закончив вопрос, Верчезе взглянул изподлобья на новобрачную. Невеста растерянно взглянула в глаза жениха, словно пытаясь найти самый важный ответ. Тот, увидев её замешательство, незаметно для гостей сжал уже лежащую ладошку в своей руке и нежно провел по ней большим пальцем. — Согласна, — чуть тише, чем следовало, прозвучало последнее состовляющее божественной печати. — Властью, данной мне Богом, объявляю вас мужем и женой, — священник мягко захлопнул страницы молитвенника и улыбнулся молодым. — Жених может поцеловать невесту. Целомудренный поцелуй был совершен в той же тишине, что и таинство венчания. Новоиспеченный муж вывел под руку свою жену из собора через высокие резные двери, и только после этого гости молча встали и вышли вслед. Последними направились к выходу сидящие на первых рядах; встретившись в проходе, рыжий мужчина пристально посмотрел на мужчину с длинными светлыми волосами, перехваченными черной лентой. — Поздравляю, — сквозь зубы выдавил второй. — Мечты отсталых слоев общества стали сбываться. — Не мы этого хотели, сват, — выделив последнее слово, произнес первый. — Наши мечты останутся мечтами, — и, кивнув семье, направился к выходу. — Как были предателями, так и остались, — прошипев супруге, блондин так же направился к дверям.***
— Чего ты боишься, милая? — Драко подошел к жене и обнял за обнаженные плечи. — Я не боюсь, я... — девушка неопределено качнула головой. — Я скорблю. — По ней? — Да. Я не знаю, как ты меня на это уговорил, — укоризненно посмотрела она на мужа. — Не только я.Они тоже встали на мою сторону, — Малфой взял со стола кубок и протянул рыжеволосой, — на, выпей. — Но они были такие несчастные. — Естественно, они были, Гермиона, — молодой мужчина присел перед ней и взял ее руки в свои, — они только что пожертвовали памятью родной дочери ради жизни почти приемной. И я всегда буду им за это благодарен, — Малфой дотронулся до щеки девушки. — Я люблю тебя, Грейнджер. — И я люблю тебя, Малфой, — она прижалась к его ладони и закрыла глаза.