безнадёжно потерянные

Грейс ураганом по нему. Сносит его, а после топчет в грязь с наслаждением. Ей стоит пальчиком поманить, как Седрик уже бежит, падая к ногам, теряя хрупкие осколки самого себя. Он разбивается ради неё, бросает друзей со словами: «простите, но не сегодня, давайте в следующий раз?» и так десятки раз по кругу. Его этот ураган так тянет, что сложно сопротивляться, если не бессмысленно. Седрик сам пошёл на это, ведь ураган издалека видно, но Грейс так манит, вонзая в его кожу ногти и оставляя отметины в форме полумесяца. Клеймо. Врезается в память размыто, пятнами и исчезает также, помахав на прощание. В конце их ожидает не happy end и даже не farewell, лишь след их страсти и уничтоженный вдребезги Диггори как доказательство, что ураган опасен. В груди селится равнодушная тоска по тому, чего не было, и лёгкие слёзы безысходности, что смолой по всему телу — парализуют. Голова безбожно трещит вместе с рёбрами, кажется, вот-вот треснут. Ураган видно издалека, вот только с места не сдвинутся. Тело немеет, не слушается. Седрик закрывает глаза от неизбежности, и мокрая дорожка появляется на щеке. А после его сносит, разрывая на части до молекул и атомов. Одно он знает точно — он больше не принадлежит себе. И когда слёзы высыхают, а чувства искрами взрываются в воздух, приходит облегчение от пустоты внутри. Седрик — редкий вереск. Колышется под ветерком, а Грейс его с корнем вырывает, чтобы после к себе посадить. Уж лучше бы они никогда не встречались. Грейс строит глазки — хлоп-хлоп — жалит кожу поцелуями и в тишине мурлычет: — Навсегда? А ему только это и нужно. Он медленно опутывает её руками, не давая убежать, опаляет дыханием кожу и с наслаждением выпускает: — Нет. Рёбра болезненно трещат от его прикосновений, ломаясь на части. Она плачет-смеётся, тягуче трясётся, хрипит. Но для него это эфемерными бабочками по спине — незримое удовольствие.