Не-люби

Не Хуайсан сидел в своей комнате. В руках он держал новый веер, по которому не спеша водил кистью, вырисовывая замысловатые пейзажи. Спокойную и непринуждённую атмосферу нарушили громкие шаги, которые приближались к двери. Они разносились эхом по коридору, давая понять, что человек, которому они принадлежат, пребывает не в лучшем настроении. Услышав чьё-то приближение, Не Хуайсан в спешке спрятал веер под стол, краска на нём ещё не успела высохнуть, и рисунок, видимо, смазался… Прискорбно, Хуайсан ведь так старался! В следующую секунду в руках юноши уже оказалась тяжёлая сабля, которая никак не вписывалась в изящный образ Не Хуайсана. Распахнувший с громким стуком дверь Не Минцзюэ увидел своего никудышного братца с оружием в руках, «со всей серьёзностью» подошедшего к владению саблей и тренировавшего выпады. Святые Небожители, лучше бы он этого и не видел. Руки младшего брата были неправильно согнуты в локте, ноги слишком широко расставлены, а взгляд даже не был сконцентрирован на оружии, он просто бессмысленно рассекал воздух! Минцзюэ подумал, что вырвать себе глаза было бы куда лучше, чем смотреть на подобное оскорбление военного искусства! — Хуайсан, — грозно позвал его Не Минцзюэ, сложив руки на груди. — Дагэ… — неловко покачнувшись, откликнулся тот, от страха перед братом не в состоянии вымолвить больше ни слова. Окончательно отвлёкшись, Не Хуайсан не удержал саблю в своих дрожащих руках и, завалившись вперед, уронил её на пол. Оружие столкнулось с деревянной поверхностью, издав неприятный звук. Поморщившись, Не Минцзюэ подобрал саблю и, кинув осуждающий взгляд на брата, вышел из комнаты. Хуайсан, поняв намёк, сжавшись, выбежал из комнаты вслед за старшим братом. Плетясь за его широкой спиной, он отчаянно смотрел на мимо проходящих адептов, глазами ища помощи. Но те лишь сочувственно смотрели ему вслед, взглядом обещая, что сожгут для него ритуальных денег после смерти… Ха-ха… Убийственная аура брата подсказывала, что Не Хуайсан будет удостоен чести быть убитым своей же саблей, что сейчас держал Не Минцзюэ. Но Хуайсана это не сильно напрягало, намного больше его интересовала спина брата. «Вау, она такая широкая… Да за ней как за каменной стеной!» Так, в полной тишине, они пришли на тренировочное поле, на котором адепты совершенствовали свои боевые навыки. Но как только в их поле зрения попала высокая фигура главы клана, они приостановили бои и поприветствовали братьев Не. — Освободить тренировочное поле! — крикнул Не Минцзюэ, и все адепты не мешкая поспешили удалиться. Оставшись с братом один на один, Не Хуайсан почувствовал, как его тело покрывается мурашками, а дрожь усиливается. — Дагэ, зачем мы сюда пришли? — заинтересованно, но осторожно спросил юноша, скрепляя руки в замок. — Ты слишком часто отлыниваешь от занятий с саблей и твои техники владения оружие неправильны, — начал пояснять Минцзюэ. — Я хочу показать тебе, как правильно. С этими словами он передал саблю обратно в руки владельцу, а сам подошёл сзади, одной рукой обхватывая брата за талию, а другой ставя его в правильную позу. От этих прикосновений сердце Не Хуайсана забилось чаще, а дыхание перехватило. Не желая навредить брату, Не Минцзюэ старался сдерживать свою силу и раздражённость, чтобы ненароком не убить Хуайсана… Нет, ну правда, его владение саблей было более чем ужасно! Этой ночью Не Хуайсан заснул с огромным трудом: его сердце всё ещё быстро билось, норовя выскочить из груди, а лицо горело румянцем. Он кубарем катался по кровати, закрывая лицо руками. После этого дня Хуайсан стал поистине восхищаться своим братом, нередко доставая того своей навязчивостью. Он постоянно крутился вокруг Не Минцзюэ, дотрагивался, просил показать новые приёмы владения саблей. *** — Дагэ! Хуайсан медленно приближался к Минцзюэ, зажимая рану на руке. Чифэн-цзуня настигло искажения ци. Не Хуайсан хотел подойти к брату ближе, но Цзинь Гуанъяо остановил его, схватив за плечи. Из глаз юноши полились обжигающе горячие слёзы. Минцзюэ не может умереть! Он ведь так нужен ему, Хуайсану. Он пытался вырваться из рук Гуанъяо, но тот не отпускал, успокаивал, хотя и сам плакал. Хуайсан кричал, захлёбывался в собственных слезах и чувстве бесполезности, пытался привести брата в чувство, не переставая звать его. Но он ничего не мог сделать: Не Минцзюэ было суждено умереть. А Хуайсан для себя твёрдо решил, что ему суждено отомстить. Он хотел поквитаться с тем, кто убил его брата. Доказать, что он не немощь. Доказать свою любовь. *** После смерти Не Минцзюэ Хуайсан не мог себе места найти. Ночью его мучили кошмары, а утром дела клана. Все считали его никчёмным незнайкой, но разве он виноват? Он тонул в своём горе, в своей безответной любви, но старался держаться, чтобы не погрязнуть в этом отчаянии окончательно. Ему приходилось скрывать свои слёзы, сдерживать которые было до тошноты болезненно. Но брат говорил, что плакать нельзя, особенно если ты — глава клана. Разве Хуайсан мог ослушаться? Что тогда, что теперь он всеми своими хилыми силами был готов показывать свою любовь к брату, даже осознавая, что никогда не получит ответа. Ни отказа, ни принятия… Никогда. Ведь тот, кому предназначались эти чувства, это сердце и эта любовь — мёртв. Однажды поддавшись порыву, Не Хуайсан погряз в собственных чувствах, которые подобно тяжёлым булыжникам тянули его на дно, и сжёг все свои веера, как когда-то это сделал его брат. Кидая в огонь столь любимые вещи, он захлёбывался слезами, рыдая, умудрился даже обжечь пальцы на правой руке и опалить рукав. А потом упал на землю; его волосы облепили опухшее от слёз лицо, а одежда испачкалась пеплом и пылью. Адептам пришлось тушить огонь, убирать остатки вееров и звать на помощь Лань Сичэня, который по прибытии стал утешать Не Хуайсана и спрашивать, что случилось. Но тот говорил невнятно — слова заглушали всхлипы. Стоило Хуайсану успокоиться и начать объясняться, как после отчаянного «д-дагэ» он опять начинал выть и прижиматься к Сичэню. Главе клана Лань приходилось неловко утешать его, похлопывая по спине. Натянутая улыбка застыла на его лице, Сичэнь понимал, что Хуайсан тосковал по брату. Даже не так — он бился в отчаянии, не в силах справиться с потерей. Лань Хуань сам горевал по Не Минцзюэ, но и он не мог понять истинных чувств Хуайсана. Их понятия о любви к этому человеку расходились… И вот однажды Не Хуайсан узнал. Его брата убил Цзинь Гуанъяо. Наконец-то он узнал, кто виноват в смерти его любимого брата. Но спутанный клубок его эмоций мешал правильно определить, что чувствовал Хуайсан. Злость? Неверие? Смирение? Среди этой массы чувств он бесспорно выделял одно. Желание мести. Он готов был прямо сейчас проткнуть Гуанъяо веером, который держал в руке. Хуайсан сильно сжал руку, и этот веер раздражающе хрустнул. Его глаза загорелись подозрительным огнём. Нет, он не убьёт его сейчас. Он сделает всё возможное, чтобы Цзинь Гуанъяо получил по заслугам и умер мучительной смертью. Хуайсан продумает каждое своё действие и поставит мат, неважно, сколько ходов ему придётся сделать, сколькими пешками пожертвовать… *** Хуайсан стоял, не смея пошевелиться. Его зрачки сузились, дрожащие руки держали ушамао с оставшимся на нём пятном крови Цзинь Гуанъяо. Чуть сжав пальцы, Не Хуайсан стал перебирать события последних нескольких часов… Он смог отомстить? Проклятый убийца его брата мёртв. Как и задумывал Хуайсан, он умер не самой сногсшибательной смертью, в его случае больше подошло бы слово «шееломательной» — юноша оценил своё остроумие лёгкой улыбкой — Гуанъяо был убит тем, кого боялся больше всего. Хуайсан ведь должен чувствовать удовлетворение? Восторг? Должен бегать вокруг гроба, где запечатали Яо и Не Минцзюэ, и ликовать? Прыгать от счастья? Не Хуайсан пнул камень, брови сошлись на его переносице. Он чувствовал лишь… опустошённость. Когда его «брат» зашёл в храм Гуаньинь, Хуайсан был нескончаемо рад. Он так хотел вернуть Минцзюэ, и вот он собственной персоной стоит в паре метров от него. Но он не узнавал своего младшего брата, этот Не Минцзюэ желал лишь мести. Ему было всё равно на остальных, если он вообще замечал кого-то, кроме тех, кто был в родственной связи с Яо. Блеск зародившейся надежды в глазах Хуайсана резко погас. Он хотел повиснуть у брата на шее и сказать, как сильно любит, что больше не хочет, чтобы тот его покидал, был с Хуайсаном всегда. Но разве был в этом смысл? Сейчас Не Минцзюэ был лютым мертвецом, который не ответил бы на его чувства ничем, кроме, может быть, удара в грудь с целью отдёрнуть липнущего юношу и продолжить гоняться за Гуанъяо. До Хуайсана дошло: брата не вернуть. Вместе с Минцзюэ были похоронены и его, Хуайсана, чувства, его искренняя любовь и одержимая привязанность. Хуайсан вспоминал времена, когда брат был жив. Юноша всегда норовил взять Минцзюэ за руку, но тот со словами «ты уже не маленький» выдёргивал руку, отходя подальше. Хуайсану доставляло удовольствие наблюдать за братом во время тренировок: осознавая его силу и превосходство, юноша восхищался им ещё больше. Однажды неосторожный Хуайсан поранился во время тренировки и от страха перед смертью громко завыл. Поначалу брат ругал его, говорил замолчать, что мужчина не должен плакать. Но потом сдался и стал неловко обнимать младшего брата, утешая. А Хуайсан лишь сильнее лил слёзы, наслаждаясь близостью Минцзюэ. Хуайсан часто подумывал признаться, но боязнь отказа вновь и вновь втаптывала это желание в грязь, заставляя юношу стыдиться своих чувств к собственному брату. Он и сам не хотел погрязнуть в безответной любви, так что постоянно отмахивался. Юноша понимал, что это грех — любить старшего брата… не как старшего брата. Но обороты не сбавлял, а всё сильнее влюблялся в Не Минцзюэ. Такого сильного, храброго, нередко вспыльчивого, но такого родного… Но теперь Минцзюэ мёртв. Хуайсан так и не признался в своей безумной любви. И больше никогда не сможет ни увидеть брата, ни обнять его, ни смущённо прикрыть веером лицо, когда их взгляды встретятся. И никогда не сможет узнать, что всё это время его любовь была взаимной…