четыреста четыре

число один — символ веры, главная молитва ветхого завета, олицетворение единства божьего. одна дверь и одно окно в ноевом ковчеге. одна потерявшаяся овца, за которой отправляется пастырь добрый, и одно стадо. один возвратившийся, чтобы отблагодарить господа, из десяти прокаженных и шурик тоже один. он всегда один. только от бога он дальше всех, как бы приблизиться к нему ни старался. число два — символ двух природ, соединённых в господе боге нашем — божественной и человеческой. две скрижали, два столпа у ворот иерусалимского храма, два свидетеля, свидетельства которых достаточно для установления истины, и пророка, явившихся в последние времена, тоже два. шурику двойка далёка. он её в последний раз в дневнике ярко-красным видел, и надпись рядом — «неуд» за поведение, драки и кодекса школьного нарушения. двойка для шурика — олицетворение ограничения, когда он в баре в попытке забыться джин-тоник в себя на голодный желудок вливает, количество поцелуев на внутренней стороне бедра, достаточных для того, чтобы всхлип позорный из его груди вырвать, сплетение мужских распалённых тел. божественного в нём нет совсем да и человеческого, должно быть, тоже. число три — символ спасения. под него души воскресают, троекратно «свят, свят, свят» в книге пророка исаии читают, божественное откровение глаголют. число три — символ исцеления. символ триединства с оком всевидящем, посредине заключённым. число три шурик заучил ещё в девятом классе. три шага от объекта воздыхания, лишь бы не сорваться, три минуты под холодным душем в школьной раздевалке, лишь бы об увиденном не думать, три девушки рядом, лишь бы правильным самому себе казаться. четыре реки, орошающих райский сад, четыре рога у ветхозаветного жертвенника, четверо животных и четыре огненных колеса в божественной колеснице из видения святого пророка иезекииля. четыре евангелиста. шурик в библии себя скорее к четверке всадников апокалипсиса припишет. он знает эту цифру, как количество попыток проститься с существованием, как сумму всех тех раз, когда мать за дверь его выставляла, как удары кожаным с металлической бляшкой отца за осквернение семьи чести. пять книг моисеевых и в них пять городов, сожжённых огнём господа, включая содом и гоморру. в числе пять он преуспел больше всего. в числе пять шура ближе к богу. шестёрка трактуется как число созидания. для шурика она — максимум, который он может вынести, когда его головой о бетон за синие волосы и пирсинг в ухе прикладывают. в седьмой день завершилось творение мира, число семь — знак полноты. он знает его по слову, которое кричал отец, запирая его в чулане, по слову, на языке с которым умывала святой водой мать, по слову, которое отпечаталось клеймом на его бледной прозрачной коже. пидорас. восьмой — день будущего века. шурик в этой цифре полный ноль. он n в степень возведёт и бесконечности не получит, астрономию откроет и о вечности космоса не прочтёт, «всегда» не услышит. в восьмерках шурик донельзя плох. в днях будущего века тоже. века у него никакого нет. да и, чего уж тут, будущего тоже. в библии девять чинов ангельских, он девятку по номеру этажа в старой многоэтажке знает, на балконе подъезда которой он сидел каждую ночь в страхе возвращаться домой. по количеству шрамов оставленных когда-то лучшим другом и ныне врагом: «с такими, как ты, водиться не собираюсь». по мольбам «извини» на коленях в коридоре, у двери, когда отец обещал уйти из дома из-за такого сына как он. сорок дней длился всемирный потоп, сорок лет странствовали израильтяне по пустыне, сорок дней молился моисей на горе синай, сорок дней дано было ниневитянам для покаяния, сорок дней постился христос в пустыне. сорок — ассоциация боли, синоним страдания, олицетворение разрушения. сорок — количество молитв, которые у него от зубов отлетают. это раз, в который шура за месяц сегодня приходит в храм, в который падает на ледяной фальшивый мрамор, в который слёзы взахлёб льёт. у шурика крест на шее справа, выбитый поздно ночью в квартире какого-то наркомана в попытке сбежать от себя настоящего, в попытке к богу, в которого родители так свято верят, приблизиться, в попытке оставить напоминание о том, какой он есть, в попытке совершить селфхарм. методы саморазрушения у шурика, конечно, странные. да и сам он никогда нормальным не был. шурик посещает храм каждые субботу и воскресенье. (а ещё понедельник, вторник, среду, пятницу и четверг). больше не распугивает своим внешним видом привыкших к нему в платках женщин, не вызывает отвращения у презренно смотрящих мужчин. шурик в этой церкви уже заочно работает, свечи зажигает, песок в подставках ровняет, места во время служб уступает, с наполнением бидонов святой воды помогает и просвирки по выходным в одинокой промозглой гостинке готовит. шурик посещает храм каждые субботу и воскресенье. (а ещё понедельник, вторник, среду, пятницу и четверг). из друзей у него с детства только господь бог да мария магдалина. из семьи — святой дух, не более. шурик больше всего на свете предательства стыдится, тело своё же за желания греховные ненавидит, мечтает о том, чтобы с планеты этой испариться, в сгусток энергии превратиться, сквозь землю провалиться. шурик посещает храм каждые субботу и воскресенье. (а ещё понедельник, вторник, среду, пятницу и четверг). он литургию, молебен и панихиду вместо завтрака потребляет, молитвы полушепотом читает и исповедей избегает — стыдно. ждёт каждый вечер, пока прихожане не разойдутся, пока служители церковные домой не уедут, пока снаружи не станет так же пусто, как и внутри, а после находит себя содрогающимся в немом приступе плача на коленях в самом тёмном углу с книгами священными, исписанными молитвами, в руках. он наизусть знает каждый миллиметр этого грязного ледяного пола, на котором дважды в день умирать привык. шурик мужчин не целует и уж точно с мужчинами больше не спит. он больше себе не поддаётся, на таблетках, понижающих либидо держится, но порой внизу живота всё же от вида чужого тела ведёт. и тогда всё по новой: раскаиваться, клясться никогда в ту сторону больше не смотреть, о спасении души молиться, а после снова грешить. шурик мужчин не целует и уж точно с мужчинами больше не спит. но хотеть ощутить тепло чужих рук на своем теле — уже для него значит согрешить. шурик посещает храм каждые субботу и воскресенье. (а ещё понедельник, вторник, среду, пятницу и четверг). он не знает, как иначе жить. солёные слёзы вымывают всю горечь наружу. он сдружился с иконами, холодные стены заменили ему отца, величественные колонны — мать. семья отказалась от него в шестнадцать. друзья сбежали девять лет назад. он заточил свою единственную драгоценностью в облике серебряной серьги, некогда в отрочестве символизирующей свободу и непокорность, в икону богоматери. шурик ей и другими неизвестными ему, чужими украшениями, выбитыми под святым стеклом, всегда с любопытством интересуется. разглядывает, кончиками пальцев по раме иконной проводит и отходит, будто боится. шурик посещает храм каждые субботу и воскресенье. (а ещё понедельник, вторник, среду, пятницу и четверг). трясётся в одиночестве в пыли немытых полов, умоляет бога исправить его и засыпает, обнимая худобу продрогших ног. дома он появляется редко. дома у него нет и вовсе. шурик мечтает о дне, когда он сможет возжелать поцелуя с женщиной, о их маленькой дочке и выборе белого платочка для воскресных служб. шурик не знает, что значит любить, но очень хочет попробовать. он представляет, как будет учить кататься на велосипеде ребёнка и помогать мыть посуду жене. шурик очень хочет быть полезным. и будет. (сперва нужно только нормальным стать.)