Memories

POV Эванна Тишина. Изредка это угнетающее спокойствие нарушают крики охранников, которые наверняка измываются над еще одной заключенной. Да, я почти уверена, что это женщина, ведь нынешнее время жестоко к нам. К нашей , столько быстро увядающей, красоте, которую некоторые мужчины считают порочной и грязной, называя нас ведьмами и служительницами Люцифера. Они стремятся избавить мир Господень от людей, которые хоть немного просвещены, которые могут лечить болезни с помощью трав и сборов. А народ , хотя и обращается к целителям за помощью, все же боится их и любой мор или же болезнь…во всем этом обвиняют местных лекарей. И дабы очистить людей от скверны, дабы дать им возможность встать на путь истинный, как проповедуют священники, и заслужить прощение у Бога, Европу озарили костры инквизиции. Тишина. Теперь, когда крики и стоны в другой темнице утихли, я слышу, как недалеко от меня капает вода. Размеренно. И даже лениво. Видимо, крыша совсем старая и дождевая вода стекает сюда. Странно, но я совсем не слышу звуков дождя. Как бы мне хотелось в последний раз пройтись босыми ногами по мягкой, такой живой и манящей, траве. Почувствовать теплые капли воды на коже, покрытой ссадинами и коркой запекшейся крови. Это бы успокоило мое тело и мою истерзанную душу, которая была искалечена в стократ сильнее, чем моя оболочка . Жажда мучила с тех пор, как меня сюда приволокли из подвала, в котором пытали. Я не знаю, сколько времени провела там, крича ,надрывая свой голос, когда мои руки и ноги выворачивали под немыслимыми углами жестокие люди. Но они лишь смеялись над моими слезами и все продолжалось. Меня разрывали на части и мой крик ударялся о грязные стены, на которых висели незнакомые мне инструменты. И, хотя я не знала их названий, одно я понимала и чувствовала всем своим измученным естеством – они несут смерть и муки, выгрызая, как стая голодных гиен, из охрипшего горла женщины одну фразу: «Я признаюсь». После бедную девушку, которая была невиновна, но призналась, не в силах терпеть эту боль, отправят в такую же темницу, покрытую плесенью и испражнениями , где она проведет свои предсмертные часы не в силах даже мысленно помолиться ибо сознание,скорее всего, покинет приговоренную. А ее смерть станет потехой для народа, который не поленится придти на площадь перед восходом солнца и под громкое улюлюканье и проклятия, что непременно будут извергать перекосившиеся от злобы и источающие зловоние не меньше, чем сточные канавы, рты горожан, несчастная найдет свое последнее пристанище на «святом» костре. И еще одной ведьмой станет меньше, что, конечно же, даст повод для гордости местным инквизиторам и богослужителям. А редких особ, от которых не добились признания путем самых извращенных пыток , выносили из той злосчастной комнаты или уже мертвыми (что можно было счесть за благо) или в таком состоянии, что описать это я не могла. От подобных мыслей на мои глаза навернулись слезы. Неужели это конец? В то время я часто задавала себе подобный вопрос, уже зная на него ответ. Но проклятая надежда, угольки которой все еще тлели во мне, заставляла меня повторять это снова и снова. Соленые слезы, смешиваясь с кровью на лице и попадая на раны, вызывали жжение, остановить которое я была не в силах. Я вообще ничего не могла сделать и поэтому просто попыталась прекратить плакать. В то же мгновение я снова захотела пить и совершила попытку дотянуться до маленькой лужицы на полу. Безуспешно. Мои руки и ноги не слушались меня, я их совсем не чувствовала. В таком состоянии я напоминала мешок, брошенный на полу, безвольный, обмякший и недвижимый.В конце концов я решила, что если умру от жажды, то так будет даже лучше. Оставив свои попытки, принялась считать капли, которые со звонким стуком ударялись об пол. Другая на моем месте давно бы стала молиться, но я больше не верила в Бога. Здесь, среди криков и стенаний отчаявшихся заключенных, я осознала, что создатель оставил нас, и моя вера была подорвана. Я все еще жива, все еще считаю капли. Сколько это продолжалось я не помню, но мои размышления прервал скрип двери..