Running after my fate

      Он никогда не сможет больше смотреть на мяч как прежде, с тем же ожиданием коснуться его на мгновение во время игры, чтобы после звука удара о пол в его душе и разгорелось счастье или боль. Удивительно, как один звук может принести такие разные и сильные эмоции. Настолько сильные, что тело бросает в дрожь, и хочется кричать, кричать, бежать и кричать. Кричать, разрывая глотку, пока не станет саднить, пока уже крики сменятся хрипами, а хрипы - беззвучным кашлем. Он думал, что только звук мяча об пол может вызвать в нем такие ощущения. Будто от одного звука может Вселенная разломиться на бесконечное количество бесконечно маленьких кусочков, и от этого же звука родиться новая.       Но он ошибался.       Такой же эффект производили практически все звуки, что окружали его: будильник, открывающиеся двери вагона метро, звонок закипевшего чайника, скрип ступенек на второй этаж, опенинг Наруто, и много, много других звуков, от которых он не смог бы избавиться, даже если бы захотел. А он хотел. Боже, как же он хотел. Он молился по ночам, закрывал уши руками, давя так сильно, что начинала болеть голова и плечи, и рыдал, кричал, пытаясь заглушить отсутствие его дыхания рядом, но горло предательски хрипело уже несколько месяцев подряд, и он не мог дать ему восстановиться, заставляя себя кричать каждый раз, когда не слышал того самого для него голоса в привычном течении жизни. Только его жизни.       Это невыносимо. Это правда так невыносимо.       Он пытался забыться, никогда — забыть, но ничего не получалось. Игра лишь ещё больше напоминала о том, что его нет, что он больше никогда не будет стоять рядом на площадке, улыбаясь в своей манере и взволнованно дыша. Никогда больше не будет знакомых скрипов кроссовок о зал, оповещающий о наизусть выученных позициях и шагах на площадке, а потом и дома. Никогда больше не будет похлапываний по плечу во время перерыва, которые всегда были чем-то большим, чем просто поддержка или одобрение — это всегда было обещание. Обещание, что в следующий раз будет ещё лучше, обещание, что он сделает его лучше, обещание, что он будет любить его ещё больше. Только дождись, когда закончиться тренировка. Только дождись, когда дойдём до дома. Только дождись, когда мы останемся одни, когда рядом никого не будет, и я смогу подарить тебе все мои нарастающие с пугающей скоростью чувства, забери их, прими их, почувствуй их, почувствуй меня.       Но теперь здесь просто "рядом никого не будет". Больше не будет. И он ни за что не стал бы искать замену. В его голове даже мысли об этом не появлялось, а когда Сугава-семпай аккуратно намекнул на это, он, не контролируя себя, замахнулся на него, очнувшись только тогда, когда его бывший наставник лежал на полу, прижимая руку к лицу, прикрывая место удара. Тогда он, не прося прощения, не в силах произнести ни единого слова от шока и бесконечной боли, сделал шаг назад, стеклянно смотря на пол где-то рядом с пострадавшим, после чего развернулся и убежал прочь. В тот вечер он домой не вернулся. Ему не хотелось. Он не мог. Это же просто невыносимо. Вернуться туда, где все ещё лежит его вещи, где все ещё все пахнет им, где все ещё занавески висят так, как ему нравилось, где все ещё в ванной на него будет смотреть его зубная щётка. Он ни за что не смог бы позволить себе передвинуть хоть что-то, чтобы оно не лежало так, как он это оставил несколько недель назад. Или месяцев? Или лет? Это неважно. Время потеряло всякий смысл, когда единственное, на что ты его тратишь - это попытки заглушить весь мир, зажмурившись так сильно, что начинаешь забывать, как выглядит мир и свет солнца. А зачем? Никак не выглядит. Теперь никак.       Он даже не мог посмотреть старые видео с ним. Видео с его матчей, с их прогулок или просто домашние видео, которые откуда-то появились, ведь никто из них никогда особо не любил снимать что-то на видео. О, Господи, если бы он знал, что этот день настанет, он бы никогда не отворачивал камеру от его лица. Блядь, он бы нанял целую режиссёрскую группу, чтобы они снимали его безостановочно, с разных ракурсов, с хорошей камерой и освещением. В его лучшем виде — всегда. Но он бы все равно не смог бы смотреть и эти видео. Он, как и сейчас, просто пялился бы на строчку с названием видео из непонятной солянки букв и цифр, не в состоянии щёлкнуть мышкой два раза.       Он больше не заходил в интернет, больше не смотрел телевизор. Невыносимо видеть его лицо в рекомендациях на ютубе, или слышать его фамилию в старых выпусках новостях спорта. Она так и осталась его фамилией. Боже, как же он жалел, что слышал его фамилию, а не их. Это невозможно, так невыносимо, он терпеть не может свое имя.       Ведь он всегда так по-особенному произносил его. И теперь его передергивает каждый раз, когда к нему кто-то обращается. Это не то, Господи, это не то.       Он ушёл из волейбола, он разорвал все свои контакты с людьми, он перестал появляться в сети, он не знает, что происходит в мире, он не выходит из дома и не раздвигает шторы, какими он их оставил, чтобы не разбудить, уходя с утра из дома. Все, что чем он сейчас занимался всем временем, что у него осталось — это пытался устранить любой источник звуков в этом аду, которое сложно было теперь назвать их домом, где всегда светит солнце и пахнет какао с мёдом. Он забивался в угол, в очередной раз прикрывая уже давно ослабевшими руками уши, беззвучно крича в пустоту мира, взывая к Богу или Вселенной или что там ещё. Он готов был поверить в кого угодно, лишь бы это исполнило его желание. Но вместо желания он выкрикивал только имя. Имя человека, которого он больше никогда не увидит, поэтому крепко жмурит глаза. Имя человека, чьё тепло он больше никогда не почувствует, поэтому берет нож и срезает свою кожу. Имя человека, чей голос никогда не услышит, поэтому берет ножницы и засаживает их себе в уши. Имя человека, в чьи глаза он больше никогда не сможет заглянуть, прочитав в них очередное "я люблю тебя", поэтому он выкалывает свои. Имя человека, которое он больше не хочет произносить, поэтому отрезает себе язык. Имя человека, чьего дыхания он больше не слышит, когда засыпает, поэтому он заглушает свое натянутой верёвкой. Имя человека, чьё сердце больше не бьётся, поэтому он заставит и остановиться и свое.       Спасибо.       Я всегда буду рядом.       Я люблю тебя.