Red and Blue

      Как проанализировать это чувство? Новое, незнакомое, наверное злое. Леди бы помогла ему разобраться… А без нее, без этой прекрасной девушки, которая подарила ему благо существования, Дюку придется справляться самому.       Он сравнивал себя с ребенком, как бы неприятно это ни было. На улицах во время патрулей он видел младенцев, детишек постарше, школьников, шестнадцатилетних подростков. И все они — дети. Все они познают мир, и каждый день сулит им все новые и новые открытия. Так и Рыцарь каждый день с новой стороны пытался понять недавно появившуюся комбинацию цифр двоичного кода в его программах. Одни и те же модули единиц и нулей забрались в каждую систему, они, будто вирус, рассеялись по корпусу, но Дюк не видел в нем опасности. Таинственный набор нового кода совершенно точно являлся чувством, эмоцией, почти человеческим переживанием. Но каким? Какой оттенок он имел: положительный или негативный? И в чью сторону?       Однажды на вечернем патруле Рыцарь заметил молодую пару. Парень гордо вручал девушке букет цветов, та с восторгом хлопала в ладоши, наблюдая за красными и синими цветами. Проезжая мимо, Дюк ненароком уловил начало стихотворения на своем родном языке: «Roses are red, violets are…». Что это за стихотворение?       Уже отъехав достаточно далеко, в зеркало заднего вида красно-белый полицейский увидел, как девушка смущенно зарделась, а потом бросилась на паренька с объятиями. Мысленно Рыцарь улыбнулся их счастью и постарался сосредоточиться на деле. Но это было не так просто.       «Roses are red, violets are…» — первые полторы строчки не покидали разума Дюка, не желая забываться так же легко, как и вся другая чушь, которую британец слышал на своем веку. Он чувствовал что-то важное в этих словах, в которых его СИИ нашел какой-то неожиданный отклик…       Весь патруль сопровождал Рыцаря полным радиомолчанием. Билд-Тим пропадала кто где, Шадомару не возвращался в офис последние несколько дней, занимаясь слежкой за подозрительной организацией, а понять, где находится Ганмакс, этот самовольный мотоциклист, было невозможно. Он походил на кота; как сказали бы люди: «кошка, которая гуляет сама по себе». Декард остался в Штабе за неимением каких-либо дел.       Невольно Дюк вспомнил их первую схватку, в которой принимал участие Файер-Джей-Декер. Рыцарь ощущал каждое изменение состояния Джей-Декера — или Декарда? , — видел малейшие колебания его систем, мог отследить любой код, проходящий анализ или выполнение в данную секунду. И Дюк чувствовал, что Декард так же изучает его, сканирует, следит за тем, что происходит. Тогда они словно стали одним целым. Целее, чем обычно, они стали друг для друга чем-то большим, чем просто команда, чем просто лидер и его заместитель. Вот как себя чувствует Билд-Тим, объединяясь? Вот, что видит и ощущает Ганмакс, присоединяясь к Джей-Декеру в форме Макс-Пушки? Это осознание единства, осознание полной совместимости между ними двумя — и только между ними, Дюк-Файером и Джей-Декером! — было каким-то… Неправильным.       Дюк должен был занять место Декарда, когда тот потерял память. Дюк должен был стать для команды новым Декардом, он должен был быть лучше него. Но что же случилось? Почему остальная Храбрая Полиция так и не приняла его? Почему свою первую защиту здесь, в Японии, Рыцарь нашел в лице того, кого должен был заменить? Почему Декард остался равнодушен к тому, что творил Дюк, и даже добродушно отнесся к нему при их первой встрече?       Они с Декардом были в чем-то похожи. Синий полицейский, как и красно-белый, бы не за что не позволил хоть пылинке навредить самому дорогому ему человеку — Юте. Так и Дюк — когда, например, он впервые воспротивился правилам «идеального полицейского», в СИИ которого нет ни тени зла или сомнения, — был бы готов отдать свою жизнь, чтобы сохранить жизнь его прекрасной молодой Леди. Но Декард был открытым, и его любили. А Рыцаря считали хвастуном, презирали за спиной и относились к нему с недоверием. Эти шепотки сзади, когда им кажется, что их не слышат, выводили Дюка из себя. И если кто-то и мог попробовать его понять — так это Декард.       Но с какой стати он вдруг вспомнил об этом? И почему размышление о стихотворении вдруг так плавно перетекло в мысли о Декарде? И почему в приоритете выполнения тогда стоит этот загадочный код?..       «Ты не человек, Дюк».       Она права. Он не человек. Но это чувство так походило на человеческое… Потому что ни с какой логической точки зрения Рыцарь не мог его обосновать. Он не мог выявить закономерность его активации, не мог понять, откуда оно взялось и зачем. Может быть, это правда вирус?       Спонтанное решение просто подойти и рассказать о проблеме механикам, чтобы те все исправили, появилось совершенно внезапно, и Дюк понял, что если он продолжит скрывать это, то есть вероятность, что все может закончиться плачевно. Поэтому, завершив патруль и передав эстафету Ганмаксу, Рыцарь повернул к Штабу.       В ремонтной механики, проанализировав его, только пожали плечами, сказав, что все показатели находятся в пределах нормы. Ничего не понимающий Дюк направился в офис сменить Декарда — уже вечерело, а ночи синий полицейский предпочитал проводить в гараже Юты.       Когда громыхающими шагами Рыцарь добрался до Декер-Рум, он обнаружил своего лидера сидящим к нему спиной и рассматривающим что-то в окне. Когда Дюк подошел ближе, ничего не говоря, Декард развернулся и задал весьма неожиданный вопрос: — У тебя были какие-то планы на вечер?       — Никаких, — отозвался Рыцарь, правда, разговор, начавшийся таким образом, начинал его напрягать.       Декард кивнул своим мыслям и опустил взгляд куда-то в сторону. Затем он снова посмотрел на стоявшего рядом британца и спросил, не отводя на этот раз глаз: — Не против поговорить?       — О чем?       — О протоколе №12-15-22-5.       Голос Декарда был бесстрастен, но Дюку сразу стало не по себе. Этот протокол был заблокирован с самого его «рождения», но перед уездом Леди разрешила доступ к нему. И примерно спустя несколько дней в его программы залез этот двоичный код.       — Ты знаешь, о чем он? — снова спросил Декард. Дюк отрицательно качнул головой. Синий полицейский задал другой вопрос, наклонив голову набок: — Не появлялись ли в твоих программах какие-то сбои? Новые коды?       Рыцарю показалось, что врать Декарду бесполезно — он будто видел своего подчиненного насквозь, смотрел в самый СИИ. И на этот раз Дюк ответил честным кивком. Декард встал и подошел к Рыцарю почти вплотную, так, что их детали практически соприкасались друг с другом. Сразу стало тепло. И как-то… необычно, странно. Неправильно.       — Открой порт доступа, — негромко попросил он, — Я помогу тебе разобраться.       Мог ли Дюк отказать? Его словно превратили в марионетку, и он не мог противиться этому мягкому заботливому голосу, этим золотисто-медовым глазам, этому сильному, но одновременно — изящному корпусу…       Неправильно! Все, что сейчас происходило — было неправильно!       И порт открылся практически сам собой. Декард активировал беспроводное подключение, и все завертелось в голове Дюка. Он даже потерял равновесие и завалился вперед, но синий полицейский поймал его, укладывая к себе на грудь и садясь обратно на свое место. Чувства походили на те, которые испытывал Рыцарь при объединении, но все было как-то ярче, эмоциональнее. Ведь Декард — совсем рядом, держит его ладонь в своей и предоставляет опору. А не фантомный голос из ниоткуда и простой сканер показателей и данных. Дюк чувствовал, как что-то роется, копошится в его голове, будто пытаясь что-то отыскать, но аккуратно обходило все дорогие Рыцарю файлы, не тревожа их. Но британец уже не хотел ничего скрывать. Он открыл доступ ко всей информации, вообще хранившейся в его СИИ. И это что-то, сначала неуверенно, начало изучать вверенные ему данные. И это стихотворение…

Roses are red, Violets are blue, Honey is sweet, And so are you.

      Дюк даже вздрогнул. Откуда Декард знает это стихотворение? Да и смысл был… странным. Неправильным.       Наконец Декард «ткнулся» в какой-то файл, зараженный странным кодом. А потом резко отсоединился, как будто на Дюка вылили ведро ледяной воды.       Какое-то время они сидели молча. Рыцарь не хотел двигаться и уходить из ставших так внезапно кстати поддерживающих полуобъятий, а Декард что-то обдумывал, рассеянно проводя ладонью по красному шлему. А потом тихо заговорил: — Roses are red…       — Violets are blue, — невольно подхватил Дюк, сравнивая своего лидера с прекрасными лепестками василька.       — Honey is sweet…       — And so are you.       Последняя фраза вылетела у Рыцаря на автомате, но чуть погодя он понял, что это было лучшим его выражением чувств. Пройди хоть сотни лет, он бы не смог сказать чего-то более точного и лаконичного. Декард улыбнулся.       — You too.       Теперь все стало наконец правильно.