Well, show me the way To the next wisky bar Oh, do not ask why Oh, do not ask why For if we do not find The next wisky bar I tell you we must die I tell you we must die Alabama Song (Whisky Bar)
С потолка сыпалось сверкающее конфетти, между столиками-дольменами сновали безликие расторопные официанты — худые юноши и девушки в черном, обтягивающем, с провокационными декольте, в птичьих масках вместо лиц. У столика, за которым устроились Сфинкс, Лорд и Курильщик, в предупредительной позе замер длинноносый «журавль», отдаленно напоминающий сильно изможденного чумного доктора. Рядом с ними протискивался сквозь толпу высокий, гибкий «попугай». Среди живых лиц маски смотрелись жутковато-причудливо, словно кто-то шепнул заветное «мутабор», дунул из-под потолка волшебным порошком, и по клубу проползла коварная метаморфоза. Рыжий устроился на высоком стуле у барной стойки и одним глазом посматривал на сцену, где в клубах ядовито-желтого дыма затянутые в кожаные ремни люди неопределенного пола ритмично двигались под гитарные запилы, а полуголые музыканты корячились в развороченных клетках с угрожающе торчащими в разные стороны прутьями. Звучало что-то хардовое, тяжелое, густые басы били по ногам и щекотали лодыжки, под такое хотелось медленно двигать бедрами и соблазнять все, что движется. Перед сценой бесновалась толпа. Но Рыжий пока предпочел танцам другое удовольствие — ему хотелось понаблюдать за тем, как Стервятник колдовал над своими легендарными коктейлями. Специальный подарок гостям от хозяина клуба — в течение полутора часов Птица готовил фирменные эксклюзивы «от Папы». Удовольствие не бесплатное, но стоящее своих денег и потраченного в очереди времени. Стервятник снял сковывавший движения фиолетовый фрак, оставшись в чёрной рубашке с широкими рукавами. Сверкая кольцами, он наливал и взбалтывал, цедил и булькал, шуршал льдом в ведерке; бутылки с сиропами и алкоголем, весело позвякивая, плясали в изящных пальцах. Рыжий не раз видел это действо, еще когда Стервятник трудился простым барменом, и всякий раз удивлялся, как Папа преображался за барной стойкой. Недобрый падальщик-мизантроп превращался в гостеприимного хозяина, внимательного и проницательного собеседника, у которого для каждого гостя имелась пара слов, ненавязчивая колкость, сочувствующий вопрос. Постоянных клиентов он знал в лицо, помнил их вкусы, короткими вопросами уточнял пожелания. Каждый его коктейль был неповторим и отвечал настроению посетителя — этим аттракционом Стервятник в своё время прославился в барной тусовке. Это была виртуозная и артистичная работа. — Что у нас сегодня? Чего желает ваша душа? — негромко интересовался Большая Птица, посматривая из-под тяжелых век на очередного посетителя. — Грустное или горькое, кислое или игривое, задумчивое или острое? Имбирь, корица или повизжать? Чего душа просит — танцевать или жестокой непреднамеренной агрессии? С какого градуса начнем? Будем корректировать? Мята? Красный перец? А если чуть связать? Эксперименты молодого Стервятника сделали его местной знаменитостью — народ приходил в бар специально за коктейлями «от Папы». Потом, когда Стервятник сам стал владельцем бара, он внедрил эту схему в «Хромой Птице» — придумал специальные «дни без прейскуранта», когда напитки готовили только «по настроению посетителей». За стойкой работали, разумеется, уже другие, но иногда, чтобы взбодрить старую клиентуру, Стервятник сам повторял этот трюк. Чтобы процесс шел быстрее, сегодня с ним работали помощники. Поняв, что хотел клиент, Птица быстро называл ингредиенты, дозировку, но смешивал всегда сам. — Вы прекрасно выглядите, но грусть вам не к лицу. Сегодня не время для слез, и плакать тоже надо со вкусом. В чьих слезах желаете провести этот вечер, мадам, в своих или чужих? Ах, вы мадмуазель… Ну что ж, ночь длинная… Среди напирающих на стойку в ожидании своей очереди к Папе Рыжий не без удивления заметил давешнего «голубчика», с которым Стервятник приходил в гости к Лорду и Рыжей. Тот тоже узнал Рыжего и, как ему показалось, даже обрадовался — махнул рукой и слабо улыбнулся. Почему-то он был в пальто, выглядел тоскливо и потерянно. А судя по тому, как его блестящие глаза впились в Стервятника, как ловили его взгляд, как пристально следили за руками, жонглирующими бокалами, дело было плохо. Стервятник соизволил заметить его минут через десять, сдержанно улыбнулся, кивнул и, не спрашивая, что-то налил вне очереди в невысокий стакан, небрежно бросив сверху горку льда, и, подавая, негромко сказал: — Больше сегодня не пей, иначе поплохеет. — Мне и так плохо, ты знаешь… — Тем более не пей. Иди домой. — Рекс… Нам надо… — Не надо. Здесь. Устраивать. Сцен, — четырьмя легкими движениями Стервятник разрубил острым длинным ножом большой кусок льда и переключился на следующего клиента. Все-таки ты влюбился в нашу злую Птицу, думал Рыжий, глядя на страдающего красавца, который одним глотком осушил поданный Стервятником бокал и продолжал сверлить его мутным взглядом. Всем сердцем тебе сочувствую, парень, но шансы у тебя нулевые. Эх, Стервятник, Стервятник, зараза ты жестокосердая. Любишь ты ходить по осколкам чужих сердец, вздохнул Рыжий, размокая от стервячьего коктейля. Птица сочинил ему что-то умеренно-горькое, с лаймом и кардамоном — то, что нужно.***
Макс обходил клуб, проверяя, все ли на месте, нет ли жалоб и конфликтов. После выдворения из уборной веселой компании во главе с хозяином заведения он готов был ожидать всего чего угодно. В ответ на его возмущенное шипение Стервятник, прищурив свои медовые глаза, шепнул, что Максу тоже не мешало бы расслабиться, не сейчас, конечно, а чуть попозже. А то он слишком правильный какой-то. Макс в ответ только глазами повращал. Чем дальше, тем больше он изумлялся закидонам своего кровного родителя и его приятелей, размышляя, чего еще они могут выкинуть. Ну что за детский сад. Блин, ведь не табачок они там в туалете курили. А если полиция? Подумав, он решил выйти на улицу, проветриться минут пять и заодно проверить, что там творится у входа. Несмотря на то, что двери уже давно были закрыты (вход был по пригласительным и билетам), там все еще толпились и шумели. Несколько человек нетрезво, но неагрессивно напирали на охранников, больше дурковали, чем хотели зайти. Громче всех в толпе вопила какая-то размалеванная девчонка, требовавшая ее пропустить «по билету». Охранник кивнул Максу, и тот подошел поближе. — Позовите начальство! — орала девица. — Мы заплатили, вот, вот билет! Почему их пустили, а меня нет?! Где ваш администратор?! Что за идиотизм! Она чуть не с кулаками бросалась на двухметрового амбала, преграждавшего ей путь. — Ну, я администратор. Добрый вечер, — заговорил Макс, разглядывая ее. — Что случилось? Девица была наряжена с трогательно-нелепым представлением провинциальной девочки о клубной жизни — что-то блестяще-кричащее, короткая юбка и кроссовки. Этот почти карикатурный образ дополнял поистине боевой раскрас на лице. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. Макс заранее знал, что ответит ей, но решил выслушать. — У меня билет, — чеканила девчонка, буравя его накрашенными блестками глазами. — Моих подружек с билетами пропустили, а меня нет. Вот этот не пропустил! — Она ткнула пальцем в охранника. — Говорит, что мне нельзя. Макс, сдерживая улыбку, спросил: — Простите за нескромный вопрос, сколько вам лет? На билете написано, что вход восемнадцать плюс. — Да блиииин! — взорвалась девица. — Мне восемнадцать будет через два месяца! — Вот через два месяца и приезжайте. Двери для вас будут открыты. Сегодня, увы, нельзя. — Да какой дебил придумал это правило?! Я буду жаловаться!!! — Я придумал. Я администратор клуба. Жалуйтесь, — Макс пожал плечами. Больше всего в этот момент девица напоминала ему его младшую сестрицу — такую же взрывную и неуемную. Если уж что-то втемяшит в голову, то туши свет. Они с Рексом обожали ее подкалывать, и сейчас он изо всех сил сдерживался, чтобы не сказать ей какую-нибудь едкость. Приглядевшись к ней, он подумал, что если отмыть от всей этой мишуры, девочка будет очень симпатичной. — Я буду жаловаться, — повторила она, сникнув. — И что теперь делать? — уже совсем жалобно спросила она и тряхнула копной каштановых волос. — Езжай домой, уже поздно, — спокойно ответил Макс, переходя на «ты». — Если хочешь, я могу вернуть стоимость билета. Это все, что я могу сделать. — Не надо, — плюнула она и, шурша кроссовками по осенней листве, пошла прочь.***
Пока Рыжий, потихоньку пьянея, наблюдал за сердечной драмой отставленного птенца, к нему подсела какая-то слабоодетая девица в узких лакированных ботфортах. Ничего такая. Можно даже сказать, симпатичная. Она посматривала на Рыжего, не стесняясь разглядывая его лицо, показывая, что не прочь пообщаться. Но флиртовать с ней не хотелось. Птичий коктейль оказал на него неожиданно размягчающее и немного отупляющее воздействие. — Слушай, ты случайно не выступаешь? — начала она разговор. — Смотришься круто! Редко кто себя так разрисовывает. — Ты тоже ничего, — вяло вернул комплимент Рыжий и отсалютовал ей стаканом с коктейлем. — Ты похож на артиста, — девица кокетливо скосила глаза в бок и поцокала ногтями по стойке. Вероятно, жест означал, что ее тоже надо угостить. Рыжий включил дурака и предпочел не понять. — Не угадала, — Рыжий пригубил свое пойло и уставился зеркальными очками на девицу. — Ну что ты, какой из меня артист. Я всего лишь скромный переводчик-агроном, — брякнул он зачем-то, совсем размякнув от стервячьего коктейля. — С такой-то внешностью? — изумилась девица. — А что? Моих клиентов моя внешность не смущает. Они люди без комплексов. — А с каких языков ты переводишь? Скажи чего-нибудь по-иностранному! — девица сделала заинтересованное лицо, а затем пьяно расхохоталась. Этого еще не хватало. Даже Стервятник покосился на нее из-за стойки. — Увы, детка, я тебя разочарую. Я перевожу исключительно с мертвых языков, — Рыжего уже несло, затягивая в незатейливое хвастливое вранье. — Ох, как интересно, — голубые глаза смотрели с неподдельным любопытством. — Ну а все-таки. Скажи что-нибудь. — Зачем тебе? — Хочется послушать… как это… мертвую речь. Девушка Рыжему уже порядком поднадоела, поэтому он пробормотал первое, что пришло ему в голову — древняя избитая фраза, то ли на арамейском, то ли еще на каком-то. Разумеется, он ни черта не смыслил в мертвых языках, но в силу профессии знал достаточно древних формул и даже помнил весьма сложные тексты, некоторые из которых без нужды произносить не следовало бы. Тем более на пьяную голову. — А что это значит? Смутно припоминалось, что там было нечто про воскрешение из мертвых, Рыжий толком и не помнил, но буквально фраза переводилась: — Встань и иди. — Это с какого языка? — С арамейского. Если переводить дословно, «встань, девочка!». — Прогоняешь, что ли? — обиделась девица, дернула голыми плечами и отвернулась. — Придурок! Рыжий оскалился во весь рот и вернулся к потягиванию коктейля. — Спасибо, Рыжий, за приглашение, — перед ним нарисовался Слепой. Он улыбался. — Мы идем. Слепой сделал жест, как будто пил залпом, и бокал Рыжего тут же опустел. Пространство клуба заполнялось белесыми полупрозрачными тенями. Они стекали с потолка на стены, со стен на пол, облепили металлические балкончики второго этажа, дымными фантомами мелькали в главном зале среди танцующих и птичьих масок персонала. Бля, подумал Рыжий.