Мириады Звёзд

Вспышка яркого разноцветного света, взрыв, такой силы, всепоглощающий, уничтожающий, бесконечно долго разрушающий, но, вместе с тем и создающий новое, уникальное и единственное. Демиурги, существа высшие, они считаются кузнецами всего сущего, владыками бытия, теми, кто способен щелчком пальцев создать или разрушить целую вселенную, а может, даже две. Никто не знает, насколько они сильны, никто не знает об их быте, о том, как они живут и где. Кто-то поклоняется им, кто-то ненавидит, кто-то стремится к их могуществу, желая обрести власть, которая им даже и не снилась. Но как же они живут? Как достигают такой мощи? Как рождаются, как порождают? О чём думают демиурги и чем руководствуются? Кажется, на такой вопрос ответа не найти. Галактика с мириадами планет, на которых живёт ещё большее количество существ, огромная, красивая, синевато-белая, стремилась к саморазрушению, к взрыву, что должен будет сотрясти вселенную. Её ядро, массивная чёрная дыра, столь обширная и всепоглощающая, должна была уничтожить всё вокруг себя, поглотить все планеты, все звёзды, астероиды и метеориты, всё, чтобы взорваться и подарить новую могущественную жизнь. Но она была слишком молода, её размеры были недостаточно огромны, звёзд вокруг было ещё очень много, но что-то пошло не так и взрыв вместо того, чтобы поглотить — уничтожил. Уничтожил всё, добивая остатки некогда прекрасной синей галактики. И из ядра, ещё недостаточно старого, всё же родилось существо, которое разумные расы привыкли называть “кузнецом сущего”. Первое, что оно увидело, был свет. Разноцветный свет, оглушающий рёв, такой силы, способный одним звуком уничтожить целые расы существ. И синий, красивый синий свет, навеки отпечатавшийся в глазах демиурга. Но рождение произошло слишком рано, сила была велика, но тело, сам разум, душа кузнеца, были не готовы к такому. Боль, острая боль, столь сильная, заставляющая кричать, реветь, так громко, что голос существа достигал других галактик, пронзала его деформированное тело, а в попытке сжаться становилось лишь больнее. Через секунду — эйфория. Мягкая, вытесняющая боль, перемешивающаяся с её остатками, пронизывающая мелкими иглами, камнями и остатками самой галактики, наполняли тело кузнеца, даруя облегчение. Демиурги рождаются из умерших галактик, но этот демиург родился слишком рано. Не прошло и целого цикла, не успели погибнуть целые цивилизации, как родился демиург. Один из первых, один из самых старых. Его тело было скорее эфемерным. Сгусток энергии, магии, если угодно, бесконечно великой и мощной, разумной, и, наверное, мудрой, как сказали бы другие. Такое существо должно быть мудрым, должно быть правильным, должно быть богом. Но, оно не знало кто оно. Не знало, куда ему лететь, что делать и как быть. Какой был смысл в его существовании? Зачем он, оно, она, появились? Как понять, что ты такое, если всё, что ты знаешь, это собственное имя? Имя, которое ты прокричал сам, в момент собственного рождения. Демиург не знал. Он справлялся с уходящей болью, содрогаясь, расплываясь, пытаясь создать собственное тело. Но у него не получалось, не было нужных для этого знаний, от чего попытка созидать причиняла ему лишь острую, заставляющую скрежетать, боль. Вместе с тем он помнил о расах, что погубил, помнил о существах, которые появились тут по велению другого демиурга. Помнил, что ему самому придётся создать таких же, лишь бы не оставаться в одиночестве здесь, в пустоте космоса. Галактики ковались кузнецами, с любовью или ненавистью, с безразличием или раздражением, не важно, но, демиург знал, что он должен оставить после себя зарождение нового ядра, что ему нужно проследить, чтобы оно не взорвалось прежде своего начертанного времени. Поэтому после себя он оставил звезду. Огромную и красную, что должна была взорваться по истечению короткого времени. С этим знанием рождались все кузнецы и все оставляли после себя звёзды, что порождали новые скопления мириадов звёзд. Долгое время он скитался по вселенной, забредая в другие галактики, то-ли в поисках себе подобных, то-ли ища компании обычных смертных существ. Он был ужасно одинок, не имея возможности говорить, из-за незнания и повреждённого тела, не имея возможности понять, как должно выглядеть физическое тело. Что ему создать? Как он должен выглядеть? Он никогда не разговаривал со смертными, с богами, с демиургами. Находя мёртвые планеты или с только зарождающейся жизнью, кузнец грустил, порой впадая в спячку где-нибудь в кроне громадной звезды. Радиация и высокая температура были не страшны, зато это помогало скоротать время. За одну из таких спячек он проспал появление обитаемой планеты, огромной, цветастой, с оранжевой водой и розоватым небом. Живность вокруг была разнообразна, была такой же радужной, подстать местным растениям, что поражали молодого кузнеца до глубины души. Эта планета была красива. И на ней жили красивые существа. А также разумная раса, первая, с которой он встретился, первая, в которую он влюбился. Здесь жили высокие двуногие существа. Длинноногие, изящные, живущие среди деревьев, с двумя руками и длинными острыми ушками. В целом, выглядело что-то вроде стандарта, порой демиурги не создавали что-то новое, а использовали устоявшуюся расу “людей” — двуногие двурукие, с двумя глазами, двумя ушами, носом и ртом. Но некоторые такие расы изменяли, что-то добавляли, что-то убирали. Тут, например, длинные острые ушки. И было заметно, что рост от обычных людей отличался. Сам кузнец людей не видел, но знания после взрыва остались, образы, что навечно вкоренились в его бесконечную память. Кузнецу нравилось за ними наблюдать. Нравилось смотреть, как они живут, как ходят, разговаривают, как молятся своим богам, принося им в дар самих себя. Они были красивыми, невероятно красивыми, их улыбки, такие искренние и чистые, делали его счастливым. Тогда он решил сделать себе тело, на подобии этих существ. Первое тело, что создаёт себе демиург, становится основным, истинным, настоящим, поэтому он и искал так долго, что даже оставленная им красная звезда успела взорваться, образовывая вокруг себя новую, красную галактику. И кто, как не эти существа, идеально подходили для “истинного” облика? Но, как понять, как они работают? Нужно было знать, на что-то опираться, а знаний в анатомии местных существ у кузнеца совершенно не было. Нужен был образец, который можно изучить, вскрыть, поковыряться в нём, опробовать и понять, как создать своё собственное тело. Поэтому он выжидал, думая и размышляя. У этих существ была традиция. Умерших отправляли на небольшом плоте или лодке в море, якобы там их тела забирают боги, чтобы вознести их души на небеса. Но кузнец видел, что тела, по итогу, просто сваливаются в воду, где их съедают хищные рыбы. Или они попадают в шторм и тогда их тела разносит на мелкие куски, после чего их тоже съедают рыбы. Или он не знал о том, что рыбы и есть боги этих существ, или их вера была не совсем верна. Выждав момент, наблюдая за тем, как очередного члена поселения с почестями возносят на разукрашенную небольшую лодку, а потом толкают, воспевая хором красивую песню, заставляющая кузнеца издавать звук, скрежещущий, но похожий на мурчание. Звук эйфории, вынуждающий растекаться и перекатываться в верхних слоях атмосферы, выдавая своё присутствие только подобием северного сияние, на которое те существа отреагировали так ярко, словно, это и правда их боги пришли забрать душу их вождя. Следя за ними, демиург узнавал их культуру, начинал понимать речь, в конце концов обучаясь языку просто наблюдая, проживая целые поколения вместе с ними, сочувствуя и переживая, мечтая и злясь. Поэтому он знал, что сейчас они провожали лидера, вождя, а если быть точнее, Исуару, мужчину, что привёл свой народ к победе в паре локальных войн между тремя племенами. Он был высок, мускулист, с острыми чертами лица, а ещё он был идеальным материалом, который демиург хотел потратить на создание собственного тела. Всё равно боги не отвечали, так что, он не помешает. Подождав, пока тело отплывёт достаточно далеко, он уменьшил себя, подлетая к ещё свежему трупу, замечая стоящую рядом душу, что с удивлением и восхищением смотрела на подошедшего кузнеца. Но демиург не знал, что с этой душой делать. Поэтому, заволновавшись, он вобрал в себя труп и улетел, оставляя душу привязанной к разукрашенной лодке, дрейфующей по морским волнам. Облюбовав местечко на суше, демиург с упоением трогал мёртвое тело, изучая его, ломая кости, рвя плоть и разглядывая мышцы, плоть, жир и внутренности, уничтожая некогда прекрасное лицо, и по итогу пожирая, поглощая само знание устройства, анатомию этого тела. И тогда он наконец-то понял, ёжась, корчась, он понимал, что и как ему нужно делать. И сейчас это казалось таким очевидным, что кузнец со стыдом вспоминал, как ещё мгновениями раннее он и знать не знал, что такое сердце, что такое желудок, что такое мозг. Скрывшись в космосе, на орбите планеты, что местные звали Гару, форма демиурга начала изменяться, в эфемерном облаке стали появляться очертания двуногого существа, высокого, выше, чем Исуару, но худее, стройнее. Космическая дымка начала наполнять контур, становясь плотнее, становясь крепкой плотью из мириадов звёзд. Прошло несколько мгновений, и демиург открыл глаза, теперь по-настоящему, озирая планету одним ярко жёлтым, означающий его принадлежность к кузнецам, а вторым синим, цветом его собственной галактики, глазами. Опустив голову, он взглянул на пару рук, а потом на ещё одну, вздрагивая, не понимая, почему руки четыре. Он совершенно точно делал две, но теперь... теперь уже было поздно. Благо, это его не огорчило. Четыре руки, как он посчитал, было лучше, чем две. Его руки были тонкими, пальцы длинными, ноги, благо, всего одна пара, тоже длинными, с узкими бёдрами и целой беспальцевой ступнёй. У тех существ на ногах пальцев не было. Тело демиурга, всё, ниже шеи (и включая шею), было словно космическим полотном, усеянным звёздами, парой созвездий и туманностями, одна из которых, нежно розовая, занимала значительную часть его правой ноги. Остальные варьировались от тёмно-фиолетового до светло-синего. Его тело было... настоящим! Физическим, истинным. Это было то тело, в которое он будет возвращаться всегда. Его настоящее, любимое тело. Вернувшись на планету, на место, куда он притащил мёртвого вождя, кузнец впервые встал на ноги, делая нелепые, но уверенные шаги, вспоминая, как нужно было ходить. Он видел, как ловко передвигались те существа, с какой грациозностью они прыгали, бегали, как красиво они перемахивали через заборы, вскакивали на ездовых животных. Или как танцевали, элегантно кланяясь друг другу. Здесь, помимо племён, жили целые города, в которых знать устраивала приёмы и балы, за которыми кузнец любил наблюдать. Там играла красивая музыка, пел его любимый хор! И они танцевали, танцевали. Ему тоже хотелось танцевать. Хотелось окунуться в этот мир с головой, ведь теперь у него действительно она была! И голова, и возможность. Не подумав о последствиях, он ринулся вперёд, пробегая по лесам, чувствуя, чувствуя! Мох под ногами, касаясь коры фиолетовых деревьев, тоня в воде из-за дурацкого незнания как нужно плавать. Он бежал, исследуя теперь на ощупь, теперь находясь так близко к земле, имея возможность дотронутся, смять, сжать и изучить не через других, а через самого себя. Ему так нравились новые ощущения, что от избытка чувств звёзды на его теле загорались ярче. Ему нравился ветер, обдувающий голое тело, нравился дождь, то, как вода стекала по гладкой, будто стеклянной коже, нравилось касаться доверчивых животных (пару раз он случайно убил их, из-за чего, расплакавшись, привлёк внимание других) и гладить их. Ему нравилась жизнь, протекающая на этой планете так плавно и красиво. Порой он пересекался с теми существами, облик которых взял себе. Поначалу они относились к демиургу с настороженностью, иногда убегая, испуганно зовя на помощь. Это расстраивало, ужасно расстраивало, вводя в растерянность. Но, потом, к нему привыкли, относясь то-ли как к божеству, то-ли как к чему-то мифическому, волшебному. Он жил среди них, носил их одежду, светлую, с воротником из длинных перьев местных больших птиц. Кузнец всегда улыбался им, понимал их, порой помогал. Но он не мог с ними говорить. Как бы он ни пытался, из его рта доносился лишь покорёженный скрежет, что пугал и существ и его самого, потому что он не понимал, почему ему не давались местные слова. Почему ему не давались слова его собственного языка. Проходило много времени, поколения сменяли друг друга, а демиург всё бродил, наблюдал, улыбался. Ему нравилась такая жизнь, казалось, он был готов прожить здесь свою вечность. Однако, демиург не знал, что эта планета принадлежит другому, более старшему, древнему кузнецу. И однажды они встретились. Встреча эта была неожиданной. Неожиданной и пугающей, особенно для такого молодого демиурга как он. Бороздя небесные своды Гару, кузнец наткнулся на существо, что летело в его сторону. Оно выглядело так же, как и те, живущие на поверхности, но это выглядело... злее. Оно было недовольно тем, что кто-то жил среди его подопытных, кто смел контактировать с ними, кто посмел принять их облик. Демиург замер, когда к нему приблизились, и скрежет, которым с ним говорили, был до ужаса ему знаком. С ним общались на родном языке кузнецов, голос древнего содрогал планету, пугая живущих на ней существ, пугая юного демиурга. И вещи, которые ему говорили, угрозы и приказы отступить пугали ещё больше. Взгляд жёлтого и янтарного глаз, что с раздражением и пренебрежительностью смотрели на него, сковывали движения, а непонимание, почему его гонят, вызывало возмущение. Он ведь ничего не сделал! Он жил, любил, существовал здесь, он никому не сделал плохо! Но его обвиняли, обвиняли в том, что он помешал, что его присутствие замедляет развитие живущих тут, что раса, подарившая кузнецу тело, теперь была бессмысленна, что теперь она должна была умереть, дабы поскорее закончить цикл и дать жизнь новой, более продуктивной расе. Демиургу это не понравилось. Он любил этих существ, и он был против их уничтожения. Ему не хотелось терять свой маленький рай, пусть и не он их создал, но он с ними жил. Он знал их, а они знали его. Поэтому он не согласился, кузнец скалился, выдавая что-то вроде рычание, смеша этой попыткой древнего. Пришедший демиург был раздражён, а несогласие уйти воспринял как акт агрессии в свою сторону. Поэтому, ничто не помешало ему напасть. Руководствуясь “самозащитой”, он вытащил из своего сердца длинный палаш, оружие, дающееся демиургам в момент их рождения. Какое оружие было у юного демиурга, он не знал. Никогда не пытался достать, никогда даже не осознавал, что где-то внутри него оно было. Подобное незнание оскорбило древнего, ведь, мало того, что перед ним был юный кузнец, с неправильно начертанным знаком, так он ещё и не знал практически ничего, что касалось его собственной расы. Неправильный демиург, ошибка, вот как он его назвал. А потом он кинулся вперёд, пытаясь ранить, пытаясь убить, поглотить ядро и уничтожить. Демиург не знал, как сражаться. Никогда до этого он не встречал никого из себе подобных, поэтому было неудивительным, что в этой битве кузнец потерял три из четырёх созданных им рук. В попытке закрыть от удара палаш обрубил их, вызывая такую дикую боль, что крик демиурга разнёсся по всей планете и даже за её пределами. Крик, способный убить всё живое на своём пути, крик, который он сдержать не смог. Осознание того, что он натворил и смех древнего привели его в ярость. Древний говорил, что это смешно, что в попытке защитить дефектную расу, такой же дефектный демиург их и погубил. Но за своей пренебрежительностью и уверенностью, он не видел ничего дальше собственного оружия. Он решил, что юный кузнец ничего не сможет сделать и учитывая, что он уже потерял часть себя, а значит, убить своего сородича не составит труда. И тут он ошибся, потому что слепая ярость, на мгновение поглотившая дефектного, придала ему сил, позволяя вырваться вперёд и пронзить грудь своего врага единственной оставшейся рукой, сжимая пульсирующее ядро пальцами, лопая его, что вызвало взрыв такой силы, стёрший с лица вселенной не только планету, но ещё и несколько систем. Юный, дефектный демиург. Из-за собственной ярости и безалаберности другого, он смог убить своего сородича, а душа, оружие, длинный, широкий палаш, оставшийся в руке молодого кузнеца, слились в единое целое, словно в попытке воскреснуть. Но ярость, воспоминание и это дикое желание уничтожить, поглотить и сожрать, не дали древнему воскреснуть. Счастливый случай позволил ему поглотить саму суть древнего, слить его оружие со своим, усиливая себя, забирая все знания, всю силу и понимание об устройстве вселенной себе. На месте правой руки возникла новая, механическая, с неправильно написанным знаком кузнеца на ней. Остальные две руки, увы, вернуть было нельзя, но вися в космосе, на месте смерти древнего, юный демиург понимал слишком многое. И то, что руки были не так важны, и то, что теперь он знал куда больше, чем должен был, и что есть и другие, более злобные или добрые подобные ему существа. Но думал он сейчас не о других. Озираясь по сторонам, он не мог найти планету, его планету, ту, которую он полюбил. Из-за его собственной ярости и слабости, из-за отказа и самого сосуществования с теми существами, кузнец погубил их, уничтожил собственным криком, а потом... а потом он убил. И осознание этого повергло его в шок, в панику, заставляя метаться по кругу вокруг взорванной системы, пытаясь найти хотя бы отголосок некогда висевшей здесь планеты. Но после взрыва не осталось ничего, даже крохотной пыли, не осталось душ, что были поглощены древним в попытке восстановится, а затем и самим кузнецом, что поглотил своего нерадивого врага. Из-за собственного незнания он убил тех, кого любил, и теперь уже ничего вернуть было нельзя. Потерянные руки забрали с собой и воспоминания о живущей здесь расе, демиург не мог вспомнить их лиц, практически не помнил, как он вообще сюда попал, но ему хватало чувств, оставшихся с ним навеки. И с этими чувствами он улетел, покидая изумрудную галактику, в поисках чего-то своего.