Натюрморт с тремя рыбами

– Этот коридор ведёт в сторону кухни и кладовки. За кухню у нас ответственны Эбигейл и Ребекка Уэльмор – если у тебя вдруг появятся какие-то вопросы или захочешь какого-нибудь нового блюда, можешь обращаться к ним. Иззи судорожно старалась всё запомнить. У родителей, продавших и заложивших всё, что только можно, давно уже почти не осталось постоянных слуг, да и жили они в трёх-четырёх комнатах некогда блистательного особняка. В Эрнскотт-Хаусе, где кипела жизнь, хотя хозяин до недавнего времени был только один, Иззи после этого было непривычно. Она оглядела стены коридора, где висело множество картин, и тут ей кое-что бросилось в глаза: – Гм… но… – Да? – обернулся он. – Ты что-то спросила, Иззи? – Все эти картины – и здесь, и в коридоре от входа к гостиной, и в самой гостиной… это всё натюрморты, – удивлённо сказала Иззи, указывая на стену, лицом к которой она стояла. В деревянных рамах были разнообразные изображения цветов, корзин с фруктами, посуды… сколько хватало глаз. – Тебе они не нравятся? – Нет, нравятся, конечно… просто люди обычно если собирают, то портреты, – Иззи вовремя сдержалась от того, чтобы высказаться ещё более откровенно – делают так те, кто хочет похвастаться настоящими или вымышленными родовитыми предками. Мистер Эрнскотт усмехнулся: – Портреты – хорошо, конечно… Да только дома мне бы точно их собирать не хотелось. Какой смысл постоянно, днём и ночью, смотреть в лица каким-то чужим людям? Вот если ты, например, захочешь заказать свой портрет, я с удовольствием повешу его в одной из комнат. – Ой, нет, что вы, спасибо! – смутилась Иззи. Сколько же это будет стоить? – А вам… вам, значит, нравятся натюрморты? – поспешила она вернуться к прежней теме. – Очень, – серьёзно кивнул мистер Эрнскотт, подойдя к ней. – Я ещё не говорил тебе, Иззи, но я не просто не из дворянства – я рос в совершенной бедности, мои родители держали маленькую лавку близ порта. – Правда? – ахнула Иззи. За месяц, прошедший со свадьбы и проведённый на борту «Альбатроса», они мало говорили о прошлом – Иззи тоже не слишком тянуло рассказывать о своих дрязгах с семьёй. Она знала, что мистер Эрнскотт основал Колониальный банк и добыл свои богатства самостоятельно, но она и понятия не имела, с чего он начинал. – Лет до двадцати пяти я и мечтать не мог о том, чтобы, допустим, поехать в Вальзию, а потом ещё до сорока жил очень экономно и на те же поездки тратился, только когда они были необходимы, – продолжил тем временем он. – Поэтому мне всякие эти парадные портреты всегда казались чужими. А вот натюрморты… Я впервые увидел их ещё до школы, когда подрабатывал у вальзийских переселенцев. Знаешь, это было просто поразительно – я понял, что даже самые повседневные и привычные вещи можно увидеть как-то по-новому, а потом показать это на картине, и выйдет не хуже, чем всякие короли на конях… Он подошёл к ближайшему натюрморту и положил руку на раму. На картине был изображён большой букет нарциссов в глиняном кувшине, возле которого лежали, видно, брошенные как попало, три копчёные рыбки. Нежно-жёлтые нарциссы на тонких стеблях будто светились изнутри на тёмном фоне и казались чем-то чужеродным, эфирным, по сравнению с грубо отделанным кувшином и тёмными рыбёшками. – Ян Корнелис, «Натюрморт с тремя рыбами», – тихо сказал мистер Эрнскотт. – Ты не представляешь, Иззи, как он напоминает мне о детстве. Папа и мама как раз рыбой и торговали. Иззи подошла к нему и робко обняла его за плечи. – Мистер Эрнскотт… – Иззи, дорогая, меня зовут Джеральд, – мягко напомнил он, и Иззи ощутила, что краснеет. Родители много лет твёрдо уверяли её, что называть супруга по имени – верх вульгарности и невоспитанности. Ну не могла она вести себя настолько дерзко по отношению к мистеру Эрнскотту! – Гхм… я очень хотела бы рассмотреть и другие картины, – так и не решив ничего по поводу имени (настолько откровенно идти поперёк желаниям мужа тоже было, по словам и родителей, и учителей, верхом невоспитанности), сказала она. – Мне кажется, что вы это отлично придумали – собирать такую коллекцию. Она снова поглядела на нарциссы, в своей хрупкости казавшиеся полупрозрачными. Неужели мистер Эрнскотт, как и она, так мечтал выбраться из своей прежней жизни и так слабо надеялся, что это произойдёт? Судя по тому, чего он в итоге добился, мечтал он об этом действительно страстно… – Если ты пожелаешь покупать портреты или там пейзажи, или вообще какой-нибудь фарфор… – начал он, но Иззи сразу же покачала головой. Любовь её родителей к фарфору, из-за которой они влезали в ещё более безумные долги, лишь бы купить новую пастушку с позолоченными косами или расписную супницу, навсегда отбила у неё вкус к коллекционированию. – Давайте лучше я погляжу, что у вас тут ещё есть? А оставшуюся часть дома я осмотрю завтра, – Иззи действительно чувствовала, что от лабиринта комнат и коридоров у неё начинает кружиться голова. Правда, она забыла, что от внимательного разглядывания картин усталости, как правило, не убавляется, и вскоре цветы, варёные раки, железные блюда и множество вещей, которые Иззи и в голову бы не пришло изображать на холсте, слились перед её глазами в единый мутный ряд. Она уже хотела сознаваться, что замучилась вконец и хочет теперь только отдохнуть, когда они подошли к очередному натюрморту. Назывался он «Подготовка наспех». Готовился невидимый персонаж, видимо, к ухаживанию: на круглом столике валялись танцевальная карточка и альбом со стихами, а рядом с ними – небольшой, перевязанный алой лентой букет. Среди пышных ярких орхидей белыми капельками едва-едва виднелся непонятно зачем вставленный между ними ландыш. Ландыш был полностью зажат между другими цветами, и было ясно, что либо он вскоре завянет, либо тот, кто возьмёт букет, сломает или расплющит его стебель. Иззи стало его жалко. Рос себе цветок в поле, а его сорвали, да ещё и засунули в букет, где ему даже не место – и прекрасная дама, для которой всё это приготовлено, его и не заметит… Теперь уже мистер Эрнскотт ласково обнял её и предложил: – Может, убрать эту картину куда-нибудь или продать её? Спохватившись, Иззи поняла, что к её глазам подступили слёзы. – Нет, – быстро поморгав, решительно ответила она. – Пусть остаётся – она замечательная. – Ты уверена? – уточнил он. – Уверена, – сказала, уже ни капли не сомневаясь, Иззи. – Вы же ведь не убираете и не продаёте «Натюрморт с тремя рыбами»? Мистер Эрнскотт просиял: – Иззи, я даже и не ожидал, что ты меня настолько точно поймёшь. И, несмотря на печаль, ещё не прошедшую до конца после изучения «Подготовки наспех», на сердце у Иззи стало тепло.