Savage

Юнги и Чонгук женаты уже почти семь лет, у них есть двое детей, своя квартира, машина (и не одна), кот и дальше по списку. И Юнги счастлив, действительно счастлив, у него все хорошо. Нет, нет! Даже чудесно! Правда, есть такие нюансы, в которых у него… все хорошо. Интимная жизнь как раз та часть жизни, проблем в которой он ожидал меньше всего. У его альфы прекрасное тело (не зря по несколько часов в день в спортзалах тусуется), прекрасный член (о, да), большой, с выпирающими венками, упругий, даже на вкус хорош (да простит меня господь), да и сам Чон с возрастом, кажется, стал только энергичнее и выносливее, но есть одно «но». Юнги этого не то чтобы недостаточно, однако чего-то ему все-таки не хватает. Чонгук хорош в постели, он может быть и нежен, и груб, ну или что-то между, стоит только попросить. Вот только Юнги его не просит. И в этом вся проблема. Чонгук говорит, а Юнги не говорит. Чонгук говорит, что ему нравится поза наездника, а Юнги терпеть ее не может, потому что ноги затекают пиздец как после нескольких движений, а затем двигаться становится все тяжелей и тяжелей. Юнги, пожалуй, никогда не осуждал любовь к мазохизму, но лично к его познанию никогда не стремился. Чонгук говорит, что ему не особо нравится коленно-локтевая, потому что не видит лица своего мужа, а Юнги эту позу обожает! Он просто, блять, в восторге, когда его берут сзади, когда чужие бедра касаются его, когда чужая ладонь на своем законном месте, то есть, на небольшой ягодице, когда чужое спертое дыхание ощущается на шее, и глухой, почти животный рык слышится над ухом. Чонгук говорит, что обожает смотреть на место, где они соединяются во время секса, любит смотреть на слегка покрасневшее колечко мышц, растянутое вокруг его члена, а Юнги тоже хотел бы на это посмотреть, и вообще, он был бы не против, если бы его кто-то (например, Чонгук) заснял во время процесса. И блять, у них в спальне нет даже ебучих зеркал (а Юнги снова молчит о том, что ему хотелось бы трахаться не только в спальне), и все-таки хотелось бы посмотреть (съемка все еще хорошая идея). Чонгук не говорит ничего о ролевых играх, а Юнги не прочь был бы сыграть (Юнги искренне верит в то, что из Чона может получиться очень горячий босс (он им и является, только не для Юнги (Мин иногда об этом забывает))), но, черт возьми, он об этом даже не заикается. Но терпение у всех рано или поздно заканчивается, и Юнги не исключение. Засунув куда подальше свои смущение и неуверенность, Мин находит время для разговора одним из поздних вечеров, когда дети уже уложены спать, а Чонгук сидит в кресле в их спальне и читает книгу, изредка поправляя очки, съезжающие на кончик носа. Юнги садится на кровать прямо напротив Чона и, прокашлявшись, обращает на себя его внимание. — Я хотел поговорить. Чонгук заинтересованно приподнимает бровь и откладывает книгу в сторону, за ней идут и очки. Юнги гулко сглатывает и только сейчас замечает, что его альфа до сих пор не переоделся после работы и сидит сейчас перед ним в официальном костюме. «Будет очень неприкольно если я сейчас потеку» — думает Юнги и все-таки решает продолжить. Ну почему Чонгук так, мать его, горяч. — Я хотел поговорить… — повторяет тот, заставляя Чона усмехнуться. — Я это уже понял, малыш. А вот с этим «малыш» Чонгук попадает в самое яблочко, от подобных прозвищ крышу Юнги срывает на раз-два. — Я хотел поговорить о н-наших отношениях. Об… интимных отношениях. Чон снова молчит в своей излюбленной манере, и Юнги, кажется, отчетливо понимает значение выражения «на лбу написано», потому что по одному лицу Чонгука понятно, что он хочет, чтобы Юнги продолжал. И Мин продолжает. — Я… я бы хотел… Да иди ты нахуй, я не могу сформулировать мысль, — взрывается Юнги и собирается встать, но вдруг чувствует чужую руку, давящую на его плечо. В итоге он остается сидеть на месте и делать вид, что ему интересно смотреть на свои ногти, которые, к слову, уже перешли из фазы «плачевное состояние» в фазу «откровенно хуевое состояние». — Юнги, все нормально, ты можешь сказать мне все, что угодно, ты же знаешь… — Чонгук неожиданно оказывается совсем рядом. Он успокаивающе поглаживает плечо, шепчет еще что-то, но Мин его не слышит. Он вообще сейчас ничего не слышит кроме собственного сердца, что, кажется, сейчас к чертям пробьет его грудную клетку. — Я… мне не нравится поза наездника. Рука на его плече замирает, а Чонгук, который действительно старался не смеяться, хватается за живот и от души хохочет, потому что та серьезность на лице Юнги и то что он сказал… Ну, это смешно. Мин обижается, это видно по его недовольной моське, но Чонгук не может с собой ничего поделать. — Это все, что ты хотел сказать? — выдыхает Чон, наблюдая за пытающимся сообразить, что сказать, Юнги. — Детка, скажи честно, я тебя не удовлетворяю? — Удовлетворяешь! Но… типа… не совсем. — Удовлетворяю, но не совсем, класс, — улыбается Чонгук, и пытается сделать вид, что его внутреннего альфу слова Юнги не задели. — Я… не это имел в виду, — Мин собирается с мыслями и вторит себе «раз начал позориться, то позорься до конца». — Я бы хотел попробовать что-то новое, то есть, не совсем новое, а ну типо, то, что нравится мне. — Интересно… Ты никогда не говорил мне о своих предпочтениях. Ну, кроме того, что тебе не нравится поза наездника. Сейчас Юнги на самом деле рад, что в их спальне нет зеркал, потому что видеть свое красное, как ебаный ад, лицо не хочется от слова «совсем». — Мне нравится, когда ты берешь меня сзади, — продолжает Мин. Теперь рука Чона ощущается на бедре, а Юнги, кажется, все-таки сейчас потечет. — Продолжай, — жаркий шепот на ушко, и Юнги течет. — Мне нравится, к-когда ты… — Когда я что? — рука Чона уже шарится где-то под футболкой (Чонгуку кажется, что это его футболка), а Юнги непроизвольно сжимает бедра, чувствуя, как его член реагирует на ласки. Какой ужас, Чонгук еще толком ничего не сделал, а Мин уже течет как сучка. И к кому он только что пришел жаловаться на неудовлетворенность, если он готов кончить даже без прикосновений к нужным местам. Хотя, считать нужными только те места, о которых мы с вами сейчас все дружно подумали, нельзя. — Да блять, — дыхание Юнги окончательно сбивается, когда он чувствует чужие пальцы, сжимающие его соски. — Ну же, малыш, скажи мне, или тебе нравится использовать свой ротик по другому назначению, а? Нравится. Где-то их вкусы все-таки совпадают, потому что Юнги действительно нравится. Ему нравится отсасывать Чонгуку, ему нравится чувствовать мягкость ковра или жесткость ламината под коленями, когда он стоит на коленях перед мужем. Возможно, немного странный фетиш, но не об этом. Юнги нравится ощущать чужой слегка солоноватый вкус на языке, нравится ощущать легкую тяжесть во рту, а иногда и легкое натяжение (особенно когда Мин заводит член Чонгука за щеку). Юнги нравится посасывать чужую головку, а еще больше ему нравится ощущать, как она упирается в его глотку. — Так, когда я что? — Я… Я не могу так просто взять и рассказать тебе. Чонгук хмыкает, прекращает свои ласки и что-то обдумывает, а затем поднимается с кровати. — За мной. Юнги подрывается едва ли Чонгук произносит это и идет за ним, не осмеливаясь ничего спрашивать. Его слегка потряхивает, а коленки дрожат, он совсем не знает, чего можно ожидать. Сначала он думает, что они идут на кухню, но они проходят мимо нее, а затем и вовсе поднимаются на второй этаж (у них двухэтажная квартира, да). Теперь Юнги окончательно ничего не понимает, он только и делает, что оглядывается по сторонам, а потом сам с себя усмехается. Что он такого выглядывает в своей собственной квартире? Хотя, как бы ни так, вдруг Чонгук прямо сейчас ведет его в ту самую красную комнату, о существовании которой Юнги даже не подозревает? Однако, снова мимо, Чон заводит его в свой кабинет, а затем, подождав, пока Мин сообразит и отойдет от двери, закрывает ее на ключ. — И что мы здесь делаем? Кабинет Чонгука Мину никогда особо не нравился. Он полупустой: из красивого здесь только панорамные окна с видом на ночной город и искусственный фикус, что стоит в углу. Также здесь есть массивный стол (а как же без него) и черный кожаный диван, о сексе на котором Юнги грезил некоторое время. — Мин Юнги, — начинает Чон, а Юнги чуть воздухом не давится от того, каким голосом Чонгук это говорит. — Д-да? — Я не доволен отчетом, который вы подготовили на прошлой неделе. «Каким нахуй отчетом?» — проносится у Юнги в голове, и он близок к тому, чтобы сказать это вслух, но что-то останавливает его. И это что-то встает комом в горле, оседает тяжелым (а, еще, кажется, горячим) в низу живота и заставляет коленки дрожать уже не слегка. — Прошу Вас простить мне эту оплошность, — Мин, честно говоря, охуевает, когда не слышит в своей речи не единой запинки, — могу ли я переделать его? Или уже поздно? — Юнги понятия не имеет, как работает вся эта система с отчетами в крупных компаниях, потому что он работает обычным учителем в школе. — Не думаю, из-за ваших далеко не дружеских отношений с цифрами наша компания понесла убытки. «Нихуя себе.» Юнги все еще плохо понимает, что нужно делать, но Чонгук, в отличие от него, выглядит вполне уверенно. Он медленно обходит стол, останавливаясь за черным компьютерным стулом. — У меня, к сожалению, есть только три варианта развития событий: либо я увольняю тебя, либо несколько месяцев не выплачиваю зарплату. — Эм… А третий? «У кого ещё тут плохо с цифрами?» — покрывается сказать Мин, но молчит. — Ох, третий… — Чонгук делает задумчивый вид. — А третий предложишь мне ты. Юнги удивленно хлопает глазами, потому что он все ещё не понимает, что нужно делать, а тут ему ещё предлагают проявить инициативу. Ну пиздец. Максимум, на что ему хватает сейчас сил, — это перестать стоять, как истукан, около входа и подойти ближе к альфе, останавливаясь у противоположной стороны стола. — А… блять, стой, подожди, — Мин опирается ладонями о стол, потому что ноги его перестают держать окончательно. — Откуда ты знаешь, что я хотел именно этого? То есть, не то чтобы хотел… — Детка. «Блять.» Юнги сейчас, честное слово, с ног свалится, если Чон продолжит говорить вот так. Да и эта ебучая «детка» звучит ну слишком горячо, Мин не выдерживает. — Тебе стоит научиться закрывать диалоги с Тэхеном, где вы обсуждаете свою личную жизнь, особенно, когда ты делаешь это с ноутбука своего мужа. «Бляяяяяять.» Юнги смотрит на Чона нечитаемым взглядом и думает, действительно ли он мог так проебаться. Совсем недавно, может, месяц назад, ноутбук Мина сломался, и пока он был в ремонте, Юнги пользовался ноутбуком мужа, с его разрешения, конечно. Ну и он с непривычки (потому что Чонгук никогда целенаправленно в его гаджеты свой нос не совал) забыл закрыть диалог. — Что ж… — Юнги, правда, тебе не стоило скрывать это от меня. Мне было неприятно узнать о том, что тебе что-то не нравится, не от тебя. — Прости, но я правда не мог сказать тебе… — Зато смог сказать Тэхену, — хмыкает Чонгук, и Юнги распознает в его голосе обиду. — Ладно, пошли лучше спать. Чон на Юнги больше не смотрит, он идет в сторону двери, явно намереваясь на этом закончить все разговоры. Вот только Мин на этом останавливаться не собирается. — Чонгук, стой. Чон оборачивается, приподнимая бровь в своей излюбленной манере, а Юнги догоняет его в пару широких шагов и целует. Чон окончательно останавливается и, кажется, впадает в ступор. — Пожалуйста, не останавливайся. Я хочу тебя. — Что ж, рад слышать, — теперь Чонгук обиду скрыть и не пытается, а Юнги не понимает, жалеет он или нет, что начал этот разговор. — Любимый, прости, я знаю, что должен был поговорить с тобой об этом раньше… — Вот именно, ты должен был поговорить со мной об этом раньше, а не ходить по своим друзьям и рассказывать, какой хуевый твой муж в постели. — Но я такого не говорил! — повышает голос Мин, напрочь забывая о том, что у них вообще-то есть дети, которые сейчас спят в своих комнатах на первом этаже. — Я просто боялся признаться тебе в своих фетишах, но я не говорил тебе, что ты плох. Ты это сам выдумал. Прости меня. — Прощу, только при одном условии. — Каком? — Ты расскажешь мне все, что от меня скрываешь, и впредь, когда тебе захочется попробовать то, что мы еще не пробовали, расскажешь об этом мне, а не Тэхену. — Хорошо, так... мы продолжим? — А ты хочешь? — Хочу, очень хочу, — Мин слабо улыбается и думает, что таких спонтанных ролевых у него еще не было. У него их вообще не было, что уж тут. — Итак, на чем мы там остановились? — Чон оставляет на щеке Юнги легкий поцелуй и снова идет в сторону стола. — На том, что ты трахаешь меня на своем столе, сбросив оттуда все ненужные бумажки, — выпаливает Юнги. Мин готов поклясться, что слышит, как альфа сглатывает, и Чонгук чувствует, как от слов мужа натягивается ткань его штанов в районе ширинки. — Не так быстро, Мистер Мин. Чонгук снимает пиджак и вешает его на спинку стула, после чего он наконец-то разворачивается лицом к Юнги. — Так какой третий вариант исхода событий ты можешь предложить? — Чон опирается бедром о стол и складывает руки на груди, а омега внутри Мина уже готов визжать. Серьезно, этого вполне достаточно, а если Чонгук ещё и бровь поднимет — это будет полнейшее фаталити. — Я... Я могу отработать сверхурочно, — Юнги все еще не понимает, что ему стоило бы ответить, а ещё он не понимает, как вообще выживают подчиненные Чонгука, если он каждый день смотрит на них так. — Нет, — отрезает Чон, — все равно не отработаешь, хоть работай двадцать четыре на семь. — Хорошо, — взгляд Юнги совершенно случайно цепляется за бугорок на штанах альфы, и Мин даже успевает задуматься, всегда ли член его мужа был таким большим (типо, окей, он слишком явно выпирает). — Ничего хорошего, — отрезает Чон, который, видимо, уже влился в роль. — Справедливо, — а вот из Юнги актер откровенно хреновый, иначе почему он сейчас еле сдерживает смех, а серьезное лицо Чонгука только усугубляет ситуацию. — Пиздец как справедливо, — хмыкает Чонгук, а Мина все же прорывает, и уже через несколько секунд он смеется от души. — Боже, — выдает Юнги, пытаясь отдышаться, — ладно, — он подходит к Чонгуку и, пока не подступила новая волна смеха, мокро и чуть смазано целует его в щеку. — И все-таки, не зря мы это не пробовали, это максимально стра... Не успевает Мин договорить, как резко оказывается лежащим на столе лицом вниз. Омега от неожиданности ахает, а когда Чонгук прижимает его своими мощными бедрами к столу, чуть ли не скулит. Видимо, ту переписку он не только прочитал, а ещё и досконально изучил. Юнги обожает бедра Чонгука, Юнги обожает, когда Чон прижимает его своими бедрами к чему-либо, причем неважно что это: кровать, стол или пол (правда, трахались они только в кровати, но мы опустим этот момент). — Раз уж ты не можешь предложить мне третий вариант — значит, сделаю это я. Мин трется щекой о холодный стол, а его бедра почти насильно вжаты в острый угол стола, что вкупе доставляет нехилый такой дискомфорт, но это перестает иметь какое-либо значение, когда Юнги чувствует стояк мужа, упирающийся ему прямо в задницу. — И что же Вы мне предложите, Господин Чон? Чонгук лишь хмыкает в ответ и смыкает руки Мина на его пояснице, полностью ограничивая его в движениях. А Юнги шевелиться и не пытается, и, несмотря на витающее в воздухе возбуждение, его окутывает волной нежности и доверия к человеку, стоящему сзади. В какой-то момент Юнги перестает чувствовать тепло чужого тела, что заставляет его напрячься и даже попытаться повернуть голову, но ощущение кожаного чонгукова ремня, окольцованного вокруг его запястий, вовремя дает понять, что все в порядке, и его никто в таком виде кидать не собирается. — Я бы мог предложить тебе секс, но... — Чонгук растягивает гласные, старается говорить, как можно медленнее и тише. — Но?.. — Твоей попке придется ночами не слезать с моего члена, чтобы всё отработать, — шепчет Чон на ухо Юнги, а у того мурашки по спине бегут от глубокого и низкого голоса альфы. — Сколько? — Мин ощущает, как его еще сильнее вдавливают в стол, а пальцы Чонгука внезапно оказываются под футболкой. — Сколько ночей? — Ну-у-у, ночей двадцать ты мне точно задолжал. — Двадцать ночей по три минуты? Я согласен, — в голосе Юнги легко читается усмешка, и тот почти доволен собой, когда слышит чуть ли не звериный рык за спиной, но по оголенной на раз-два заднице не хило так прилетает чужой ладонью. — На твоем месте я бы сейчас не дерзил, — Чонгук огревает попку Мина еще одним жгучим шлепком, отчего омега, кажется, еще больше возбуждается. — Четыре минуты? Чонгук на фразу мужа никак не реагирует, что искренне удивляет Мина, и он даже собирается спиздануть что-то ещё, но чужие пальцы, неожиданно оказавшиеся на его промежности, не дают вставить и слово. — Чем больше ты разговариваешь, тем меньше я тебя растягиваю, имей в виду, — Чон не успевает подумать, что, возможно, это прозвучало слишком жестко, прежде чем слышит довольный стон со стороны мужа. Юнги побеждает желание ещё что-нибудь выкинуть, хоть и знает, что, хорошенько не растянув, Чонгук его не возьмет, а слова, сказанные им, всего лишь блеф. Чон нежно проводит подушечками пальцев по отверстию, размазывая по нему естественную смазку, затем собирая ее на средний и указательный пальцы, чтобы затолкнуть обратно. Чонгук вгоняет пальцы, не жалея, сразу по костяшки, и Юнги в очередной раз жалеет, что не может наблюдать за этой картиной. Пальцы Чонгука длинные, красивые, татуированные. И чем дольше Мин думает о том, что именно они находятся в его заднице, тем больше ему кажется, что он сейчас позорно кончит, даже не прикоснувшись к себе. Чон двигает пальцами медленно, стараясь причинить как можно меньше дискомфорта. Добавлять третий палец пока не спешит. — Знаешь, а ты ведь можешь отработать все за одну ночь, — как бы невзначай говорит Чонгук и все-таки добавляет ещё один палец, который Юнги принимает тяжело. — Я могу с твоего члена сутками не слезать, так что нет необходимости. Чон усмехается, вытаскивая пальцы и слушая со стороны Мина протестующие стоны. Дырочка Юнги сжимается вокруг пустоты, и Чонгук даже на несколько долгих секунд залипает на это зрелище. А затем, пользуясь эффектом неожиданности, обжигает ягодицу мужа ещё одним ударом, пачкая ее смазкой. — Но я все-таки предоставлю тебе возможность отработать за одну. — И что же такого особенного я должен делать? — Говорить. На этот раз удар приходится на другую ягодицу, а Мин думает, что если Чонгук когда-нибудь захочет его выпороть, то он без раздумий согласится. — Говорить? — Да, говорить. Говорить о всем, что тебе нравится, ты можешь даже направлять меня. Расскажи мне всё, от любимых поз до скорости, с которой ты хочешь, чтобы я тебя заполнял. Юнги стонет от его слов, что заставляет Чонгука ухмыльнуться: кажется, его муж любит грязные разговорчики. — Хорошо. — С тобой приятно иметь дело. Чон оттягивает левую ягодицу в сторону, наблюдая за тем, как розовая и слегка припухшая дырочка раскрывается, а из нее вытекает новая порция смазки: Юнги всегда сильно течет во время секса, и это одна из вещей, которую Чонгук обожает в своем муже. Мин не видит взгляда Чона на себе, но он его чувствует, и чувствует на самом интересном месте, там, где хочется чувствовать больше всего. Чонгук еще раз ввинчивает в него пальцы, в последний раз проверяя растяжку, и приставляет головку ко входу, легонько ударяя ею по дырочке. Юнги не понимает, когда Чонгук успел снять с себя штаны с боксерами, но ещё больше он не понимает, как он мог вообще упустить этот момент. — Можешь начинать, — Чонгук входит осторожно, медленно заполняя омегу собой. Чон ощущается внутри так хорошо, так глубоко и так, черт возьми, правильно. Он выходит едва его бедра касаются чужих ягодиц, а тем временем Юнги тщетно пытается собраться с мыслями. — Мне нравится твой член. — Хорошее начало, — усмехается Чонгук, начиная двигать бедрами. — Он такой большой и так хорошо ощущается внутри. Честно, когда я увидел его впервые, я был уверен, что не смогу принять его. — Но ты смог, — Чон, убедившись, что омега уже успел привыкнуть к его размеру, входит по основание и замирает, наслаждаясь тем, как его сжимают нежные стеночки. — Да, — выдыхает Юнги, дурея от чувства наполненности. Его руки уже давно затекли, а бедра все еще слишком сильно прижаты к столу чужими, но единственное, на что он может обращать внимание, — это большой член внутри себя. — А ещё мне нравится видеть тебя уставшим, — Мин только сейчас замечает, как ему неудобно говорить, а щека, прижатая к столу, неплохо так саднит, но это не останавливает его, наоборот, только добавляет перчинки. — Вымотанным после тяжелого рабочего дня, и... б-блять. Чонгук делает резкое движение бедрами, резко выходя и снова вгоняя свой член по основание. Он смотрит на припухшую дырочку, растянувшуюся вокруг его члена, вслушиваясь в слова омеги, и его окончательно кроет, потому что то, что сейчас происходит, кажется попросту диким. — Или, знаешь, ты как-то просил меня забрать из спортивного зала, потому что наша машина была у меня. Не трудно было догадаться, что ты сделал это специально, но твой трюк сработал на "ура", я еле сдержался, чтобы не начать умолять тебя разложить меня прямо там. — С чего ты взял, что я сделал это специально? — выдыхает Чонгук прямо в чувствительное ушко, из-за чего у Юнги по спине бегут мурашки. — Потому что у нас несколько машин, и ты мог взять любую, но все равно поехал туда на такси. — Хорошо, ты раскусил меня, — Чон снова шепчет это на ушко, оставляя пару невесомых поцелуев на узкой спине, все ещё скрытой тканью футболки. — Я хотел заманить тебя в раздевалку и трахнуть там. Юнги стонет в ответ на его реплику, а после чувствует, как Чонгук берет его за запястья, все ещё скрепленные его ремнем, и набирает темп. — Мне нравится отсасывать тебе, а-ах! Чонгук неожиданно, но так точно попадает по чувствительному комочку, а Мин стонет так громко и так высоко, что, кажется, Ариана Гранде со своими свистящими нотами нервно курит в сторонке. Юнги пытается продолжить говорить, но Чон переходит на такой бешеный темп, что у омеги получается выдавить из себя лишь несколько нечленораздельных звуков, а затем снова сорваться на стоны. — Нравится ощущать мой член в своем рту, да? — голос Чонгука глухой и низкий, что возбуждает Мина ещё больше (хотя, казалось бы, куда ещё). Юнги чувствует, как его смазка стекает по его бедрам и только сейчас понимает, насколько же он, черт возьми, мокрый. Звуки, разлетающиеся по комнате и из-за которых у омеги уже крыша едет, теперь всерьез кажутся не только слишком громкими, но ещё и влажными. Юнги течет так, как, кажется, не тек еще никогда (течки не считаются). Он рассказал далеко не о всем, о чем хотел, но уже довел себя до такого состояния, и ему страшно представить, что же будет в конце. — Да, черт возьми, он такой вкусный, а когда головка упирается мне в горло, ох, в такие моменты мне кажется, что я мог бы кончить без рук. — Мы обязательно попробуем это, — Чонгук сжимает зубы и старается не быть сильно шумным (хоть кто-то помнит, что у них вообще-то есть дети). — А ещё мне нравится, когда ты берешь меня грубо. На этот раз Чон стона не сдерживает, молясь, чтобы дети их не услышали. Чонгук, конечно, знал, что Юнги далеко не неженка, но быть с ним грубым всегда боялся, и только сейчас он понимает, что зря. Чего только стоят дрожащие из-за дикого темпа коленки. Боже, да Мин весь трясется. — Прямо как сейчас, — выдыхает Юнги и чувствует, как хватка на его запястья ослабевает, а затем и вовсе пропадает вместе с дурманящим чувством наполненности. Не успевает омега возмутиться, как оказывается лежащим на спине с закинутыми на плечи Чонгука ногами. Альфа откидывает ремень, который он, бог знает когда, успел стащить с запястий Мина, куда-то в сторону, а затем окончательно стаскивает с омеги шорты вместе с боксерами. — Что ж, надеюсь, такая поза тебе тоже нравится, потому что я очень хочу видеть твое лицо. — Господин Чон, кто бы знал, что Вы такой заботливый, — хмыкает Юнги. — А я смотрю, ты вспомнил, что ко мне нужно обращаться на Вы, — Чонгук снова толкается, придерживая Мина за бедра и замечая, что его все еще потряхивает. — Как я мог забыть, — Юнги запрокидывает голову и стонет, а затем все-таки находит в себе силы посмотреть на Чонгука, о чем сразу же жалеет. Чон смотрит на него так, будто сейчас сожрет и не подавится, да и вообще сам он выглядит настолько диким, что у Юнги в низу живота все стягивает, как бы намекая, что прошло куда больше четырех минут. — Знаете, что мне ещё нравится? — Что? — Чонгук почти рычит, отросшая челка спадает ему на липкое от пота лицо, а Мин думает, что это лицо он бы сейчас облизал. — Когда ты кончаешь в меня, — простонав, произносит омега, а потом его вообще уносит в астрал. Оргазм кажется слишком неожиданным, причем, не только для него: Чонгук изливается сразу после этих слов, войдя по самое основание. Струйки спермы раздражают чувствительные стеночки, но Юнги не может сказать, что это неприятно. Это охуенно. — Кхм, то есть, когда Вы кончаете.