* * *
— И не забудь, сегодня ты обещал помочь с крышей! — женщина с торчащими кверху светлыми волосами грозно глянула куда-то перед собой. — Забудешь тут, ты мне уже, старуха, три раза за последние пару минут об этом, блять, сказала! — Я тебя сейчас за такие выражения не только домой загоню, но ещё и корзины плести заставлю… — будто бы подтверждая свои слова, женщина двинулась вниз по ступеням, прямиком к юноше, чья прическа, была будто бы скопирована с его матери. — Как жаль, что я уже ушел, — бросил парень, и насупившись, впрочем, как и всегда, побрел вглубь леса, туда, где бесновалось море. А море расшумелось не на шутку. С вечера, на горизонте стали появляться грозные черные тучи, а к подъему, чуть позже рассвета, так и вовсе ударил первый гром. И именно сейчас, именно в такую «сраную» погоду, его послали за «сраной» рыбой, которую Бакуго уже успел возненавидеть больше всего… Хотя он ненавидел все… И вся… И всегда… Пиная лежащие на полу ветви, чуть сырые от влаги в воздухе, он с рычанием продвигался вперёд, иногда прикрикивая на не вовремя подвернувшийся корень или того лучше — камень! Это же всего лишь лес. Тут же не место всяким… камням… Выйдя на простор дикого пляжа, юный наследник племени Кацуки Бакуго выпрямился во весь рост и втянул морской воздух. Хорошо. Вся раздраженность в миг ушла, уступая место лёгкому счастью. Когда ты всматриваешься в даль, где виднеется только синяя полоса моря, да яркое жёлтое солнце, и жизнь слаще кажется, и тревоги отступают. Не спеша, будто бы пробуя землю под ногами, блондин побрел ближе к пенящейся кромке воды, уже предвкушая, как закатает широкие штанины до колена и пустится в сторону ближе к скале, где вода становилась спокойнее и позволяла рыбе плавать без какого либо страху быть смытой в открытые воды. Но не сегодня. Не тогда, когда водная гладь, даже в своих самых тихих местах, поднималась на пол метра волнами. Куда ни глянь, а кругом сплошные неровности, белые барашки пены и куча растительного мусора: то целые соцветия водорослей, то просто грязные сгустки песка и глины. А в центре, точнее на стыке воды и песка, лежала «вишенка на торте», а если по другому, особо крупная рыба с бледно-голубой кожей. « — Акула что ль… — первое, о чем подумал юноша, без особого страха меняя курс. — Что-то не припомню я тут никаких крупных тварей. — блондин настиг распластавшуюся на своем животе тушку. — Посмотрим… Я вообще дотащу такое до дома?» Он с усилием перевернул больше похожее на человека, нежели на рыбу тело, и только негромко ахнул. У нее, а это совершенно точно была девушка, были длинные, спутанные и испачканные в песке светло-синие волосы, что словно одеяло накрыли своего хозяина. Между ними проглядывала внушающих размеров обнаженная грудь, от чего Кацуки постарался быстрее посмотреть ниже, где, как ему показалось, не будет столь смущающих картин. И правда, живот, гладкий, без единого намека на пупок, плавно перетекал в бледный, голубоватый хвост, местами отчего-то принимающий цвет человеческой кожи. Его кончик, будто бы кем-то откушенный, рваными краями уходил в облизывающее его море. С каждой такой волной капли довольно попадали на расставленные в сторону руки, и оседая, оставляли на ней блестящие, голубоватые следы. Устав стоять, Бакуго присел на корточки перед странной девушкой и отчего-то провел рукой по ее холодным щекам с едва виднеющимися прорезями жабр. Длинные голубые ресницы чуть дрогнули, а тонкие брови цвета неба нахмурились. Она с явным дискомфортом разлепила глаза, оказавшиеся какого-то неявного, будто бы постоянно меняющегося цвета моря, и издала глухой звук. Наверное, это должны были быть какие-то слова? Хвост позади Бакуго лениво двинулся и шлёпнул по, как раз накатившей волне, создавая холодные брызги, мигом упавшие на голый торс юноши. Он поежился, но взгляда алых глаз не убрал. Не убрал до тех пор, пока не заметил окровавленные следы под русалкой. Даже не задумавшись, что может тем самым принести ей ещё больший вред, он грубо поднял ее левую руку, осматривая наливающуюся синим рану на предплечье. — Как тебя зовут? — блондин первый прервал это неловкое молчание, уже и не зная, что стоило бы вообще делать в такой ситуации. А часто ли он находил раненых русалок? Часто ли находил хоть кого-то, кому нужна была его помощь? — Ты вообще говоришь? — ну да, Кацуки, молодец, давай, раздражайся ещё больше! Девушка ещё с мгновение смотрела на незнакомца мутным взглядом, а затем, точно рыба на суше попыталась высвободиться из крепкой хватки юноши. Ее усилия оказались успешными лишь потому, что Бакуго сам опешил и выпустил холодное запястье из своих ладоней. И пока он продолжал находиться в замешательстве, девушка с болью на лице поднялась на локтях и с чувством загнанного в угол зверя огляделась. Море. Скала. Пугающий незнакомец. Снова море. Лес. — Ты ранена, — хрипло произнес блондин, на что русалка с недоверием оглядела себя. — И какого хрена, ты молчишь, если понимаешь меня?! — от крика девушка снова отдернулась назад и испуганно дернула каким-то дефектным хвостом. И чем меньше воды на нее попадало, тем менее голубым становился хвост и более живой смотрелась кожа на открытых участках. — По-ни-ма-ешь. — таким, каким Кацуки и представлял голосом, сказала девушка. — Я, — она указала тонким пальчиком здоровой руки на себя. — Ты, — она слегка двинула запястьем в сторону юноши, — понимаешь. — Какого здесь происходит? — Бакуго сказал это после недолгого молчания, хотя все равно считал, что стоило сказать что-нибудь другое. — Я плыть, — девушка забавно изобразила в воздухе греблю руками. — Вода… Топить… Меня. Я камень… Падать… — с каждым новым словом, Бакуго понимал это странное существо все меньше и меньше, и уже находясь на грани с раздражением, приметил бледность лица собеседницы. — Я не могу тебя здесь оставить, а то, блять, от старухи влетит. Я отведу тебя в деревню. — но можно было уже и не заканчивать фразу, потому что единственный, кто слушал Бакуго, был заливистый шум прибоя. Русалка вновь упала на песок без чувств.* * *
Никто, даже он сам, не знал, на кой черт ему понадобилось тащить русалку в свое племя. Однако сейчас, когда уже нельзя шумно продираться сквозь колючий кустарник локтями, пинать под ногами все, что плохо или «неправильно» лежит, Бакуго с тяжёлой ношей в виде голубоволосой девушки, медленно выбирал расчищенные пути. Солнце давно стояло ровно в зените, как бы вежливо намекая, что нервотрепки от матери белокурый юноша не избежит. « — Будь к обеду, гаденыш! — слова матери всплыли слишком четко и громко, как если бы она стояла сейчас рядом. — Ты обещал помочь нам с крышей. Крыша, сынок, крыша! Я знаю тебя, ты мне за спиной таких гадостей наговоришь, а про крышу…» — Заебало… — Кацуки устало опустился на мягкий лесной мох и уложил голову девушки себе на колени. Да, он снова накосячил и не выполнил своего обещания, будто бы могло быть иначе. Зато… Если он приведет раненого кхм… человека, ему простят хотя бы грехи за сегодняшний день? Тяжело вздохнув, парень, не наловивший ни одной даже самой дохленькой рыбешки, снова поднялся и учуял вдалеке запахи обеденных костров. — Мне пиздец… Как и предполагал Кацуки первым, что он увидел было недовольное лицо своей матери, что словно коршун накинулась на него со злобными причитаниями. Местами в них проскальзывали такие слова, которые даже Бакуго использовать бы не решился. « — А она еще думает, в кого я такой, красноречивый…» — С каким-то садистским наслаждением подумал юноша, наконец, ловя на себе удивленный взгляд таких же красных глаз. — Кацуки… — женщина медленно подошла ближе. — Кто это? — Сынок, — тут к ним подключился еще один человек — мужчина с гладкими, короткими каштановыми волосами. И если Мицуки — мать Бакуго, имела едва ли не сложнее характер, чем у самого парня, то Масару, напротив, всегда вставал где-то посередине перебранки матери с ребенком, как произошло и сейчас, если бы не одно НО. — Ты что, изнасиловал девушку? — Что?! — Кацуки едва не выронил незнакомку, порядком оттянувшую ему все мышцы на руках. На такое громкое заявление на семью вождей уже уставилась пара заинтересованных взглядов. Вскоре, все племя будет знать о том, что сын вождей растлил невинную девушку где-то в лесах, пока охотился за рыбой. — Что за бред, отец… — Положи ее сюда, — скомандовала Мицуки, указывая на ближайшую скамейку из соломы и крепких прутьев тростника. — И вам, молодой человек, придется очень хорошо объясниться, почему, отправляясь почти на рассвете, вы пришли с раненой, голой девушкой аж после обеда! — Не заводись, дорогая, — сказал Масару, однако выжидающе посматривая на сына. — Братан, — откуда-то слева послышался знакомый, бесячий сейчас голос. — Я, конечно всякого от тебя ждал, но такого… — Да бля… Не трогал я ее! — Кацуки с присущей только ему вспыльчивостью небрежно бросил девушку на скамью. — Я вышел к берегу, когда увидел вот ее. Это русалка. — На какое-то мгновение воцарилась гробовая тишина, которую разорвал все тот же юношеский голос. — Ты что, совсем уже на солнце перегрелся?! — парень вышел поближе и наклонился к принесенной Кацуки «добыче» и его длинные до плеч красные волосы почти скрыли лицо. — Потом будете выяснять, кто из вас больший дебил, — Мицуки грозно раздвинула закрывших весь обзор парней, командуя какой-то девушке с короткими темно-русыми волосами принести ведро воды. Та вскоре вернулась, захватив с собой и тряпочку для обтирания. Глава племени аккуратно намочила хлопковую ткань и поднесла к сухому лбу незнакомки, однако та никак не отреагировала на прикосновения. Для Кацуки время, пока его мать пыталась привести в чувство дуру, поставившую его, самого сына вождя, в неловкое положение, показалось вечностью, и потому, не стерпев, он выхватил ведро из рук его соплеменницы и вылил ушат на все тело лежавшей. Мицуки едва успела отойти, но все равно оказалась облита с ног до головы. — Кацуки, — грозно прошипела она, однако все слова так и застряли у нее в горле, когда незнакомка на скамье тихо охнула и немного пошевелилась. Ее щеки вдруг прорезались щелями — жабры! — кожа на плечах покрылась едва заметными узорами голубых чешуек, живот и бедра натянулись кожей, насыщенного синего оттенка, а пальцы на ногах вытянулись, растягиваясь голубоватой мембраной — хвостом. Девушка широко распахнула бледные голубые глаза, и очень скоро начала всматриваться в незнакомые лица. Ее воспоминания обрывались на густых темно-зеленых водорослях, в которых она запуталась, когда потеряла координацию из-за упавшего на нее шального камня со скалы. Хотя нет. Было и еще кое-что, кажется какой-то юноша, она даже говорила с ним на берегу… Быть может, это тот самый человек, ради которого она согласилась выплыть наружу? Так или иначе, а сейчас мыслить трезво ей мешал невероятно сухой воздух на поверхности, неприятные стягивающие ощущения в местах все еще покрытых чешуей и адский, но какой-то человеческий голод. Хотелось не сырой рыбы или склизких водорослей, а скажем, мяса? — Ну и че вылупилась? — сверху до нее донесся недовольный голос. — Давай, объясняй всем, что ты уже была такая, когда я тебя нашел! — в поле зрения попал крепкий юноша, на шее которого висела целая связка разнообразных клыков и каменьев. Он злобно зыркнул на нее, своими пугающими красными глазами, как будто обещая убить ее страшным способом, если она сейчас же не начнет говорить, только… Она его не понимала. Понимала, конечно, но через слово, а то и через три. — Тише ты, — другой, не менее крупный парень с алыми, но не такими, какие ждала увидеть девушка волосами, толкнул своего, друга?, в бок. — Я Эйджиро. Киришима Эйджиро, а ты? — он вытянул вперед руку унизанную кожаными браслетами, но незнакомка и бровью не повела. Она все продолжала изучать каждого здесь присутствующего, ощущая тянущую боль в затылке и левой руке. И вот, скорее догадавшись, а не поняв слов, она села, грузно падая на спинку скамейки, произнося всего одного слово. — Эмилия. — Я Масару Бакуго, — все расступились, позволяя своему вождю говорить напрямую с девушкой. — Я, — он еще раз указал на себя пальцем, уже догадавшись, что собеседница плохо усваивает его речь, — глава племени, — широким жестом, он обвел руками толпу. — Это, — он указал на Мицуки, — моя жена — Мицуки Бакуго, а это наш сын, Кацуки Бакуго. Добро пожаловать! — Спа…сибо. — Эмилия с трудом выговорила, ощущая легкое удушье. — Дышать… — она показательно сложила руки на горле, пытаясь показать, что же ей все-таки нужно. — Ах, — спохватилась девушка среди толпы. — Ее надо скорее отвести к нашему знахарю! — Тц, — Кацуки внезапно развернулся и побрел в какую-то только ему известную сторону. О его выходке, однако, тут же забыли, переключаясь на девушку, сумевшую собрать вокруг себя столько зевак.* * *
— Как она? — девушка с каре и яркими карими глазами беспокойно терлась у занавесей палатки знахаря. Чиё Шузенджи — низенькая старушка со сморщенным лицом и едва ли заметными глазами, с кряхтением поднялась с кровати больной и вышла, утягивая за собой и Урараку. — Как все прошло, госпожа Чиё? — на ряду с обеспокоенной девушкой, на удивление спокойная Мицуки прицепились с другой стороны старушки. Втроем они пришли к уединенной скамейке неподалеку от хижины знахаря. — А где Изуку? — Урарака снова не сдержала обеспокоенной интонации. — Всего лишь отправила за водой, — старушка тяжело вздохнула и присела. За ней последовали и остальные. — Ну-с… Девушка жить-то будет… — Фух! — Очако расслабленно откинулась на спинку. — Но знаете, что меня беспокоит больше, чем само состояние пациента? — старушка вперилась глазами в главу племени. Та ошарашенно замотала головой. — Вы хоть раз видели русалку? — снова отрицательный кивок. — Вот и я нет. И это не потому, что они такие редкие, напротив… Полагаю, где-то есть целые семьи из их рода. Русалки — это дети моря, и оно, подобно заботливой матери, всегда защищает своих отпрысков. — К чему вы клоните? — Урарака опустила голову на локти, пряча лицо за волосами. — Эмилия, это бедное морское дитя, она сама захотела выплыть на сушу, и только поэтому море отпустило ее. Но что-то пошло не так, ее ранило, а затем уже наш молодой вождь Кацуки, привел ее сюда. — Но от чего русалка захочет выплывать из моря? Убиться? — Мицуки раздражённо повела плечом. — Да не~е. Она жива здорова, только тело реагирует на воду. — Знаете, есть одна старая легенда, — медленно проговорила Чиё, как-то странно поглядывая позади своей спины. Вернувшись в нормальное положение она продолжила. — Что никакое желание русалки выплыть, не поможет ей этого сделать, только если это не любовь. Но кого могла увидеть юная Эмилия, чтобы так рьяно бросится под солнце? — Единственный, кто, как в жопу стрельнутый бегает по пляжу каждый день — это мой сын. — Мицуки сцепила руки в замок на груди. — И долго она сможет здесь находиться? Ей же все равно придется в воду, не так ли? — Урарака расстроено подняла свой взгляд. — Кто знает, — Чиё пожала худыми плечами. — Ох, Изуку, спасибо тебе большое! На встречу к ним шел среднего роста парень, все такой же крепкий, как и любой мужчина в племени. На его плечах лежало два больших кувшина с холодной водой из ближайшей горной речушки, что бурными потоками стекала в ещё одно рыбацкое место племени. — Занеси кувшины в хижину и отправляйся спать! — крикнула ему Чиё, замечая, что паренек уже и сам принялся за исполнение просьбы. — Госпожа Чиё, пускай Эмилия полежит у вас ещё ночь, а утром, на совете, мы пригласим ее и поговорим по душам. Разумеется, — добавила Мицуки ещё тише, — если она очнется… — Я вас поняла, Мицуки, — старушка по-доброму улыбнулась, и теперь уже все услышали, почему она так много оборачивалась назад. Позади, где-то в кустах послышался громкий мат, пожалуй, единственного человека, позволяющего себе такую манеру речи. — Кацу~уки! — женщина грозно встала и вперла руки в бока. — Чего ныкаешься, как крыса по углам? — от повышения голоса рядом сидящая Урарака вздрогнула, хотя, что уж тут, когда и мать, и сын стоят друг друга? — Не ныкаюсь я. — Кацуки понуро вышел из своего укрытия. — А ну иди сюда, — Мицуки в два счета настигла сына врасплох и сжала его ухо. — Думал, что я действительно забуду тебе твой промах с крышей? Пошли домой, там поговорим! — Не позорь меня, старуха! — Я тебя дам, старухой меня называть, — Мицуки громко ударила сына по затылку и так, чертыхаясь друг на друга, они ушли, оставив тихо смеющуюся в кулак Очако и закатывающую глаза Чиё.* * *
— И того, Эмилия, прошу тебя принять то, что если ты хочешь остаться в нашем обществе, тебе придется работать вместе с нами, — закончил свою речь Масару и еще трое людей из племенного совета согласно закивали. Среди них сидела и Мицуки, хотя того странного паренька, сына вождей, Эмилия не видела еще с первого своего пробуждения в деревне. — Работать нужно, — кивнула своим мыслям русалка. — Уходить ночь нельзя, — снова кивок. — Ругать… племя нельзя? — казалось, будто бы девушка совершенно не знала, как ей выразить свою мысль. — Нельзя ругаться с кем-то из племени. Живи в мире со всеми, — сказала женщина средних лет, что сидела сразу за Мицуки на толстой шкуре, грязно-коричневого цвета. Кажется ее звали Немури Каяма, но отчего-то она попросила называть себя Полночь. И Эмилия даже с приятной улыбкой заметила ее по-настоящему черные волосы, точно ночь. — И теперь, если тебе уже лучше, — подала голос знахарь деревни. — Сходи вместе с Ураракой, посмотри деревню и с обеда приступишь к своим обязанностям. — Обяз…сти… — Эмилия забавно приложила палец к губам. — Дела! Я делать дела деревня. — она снова получила лишь тихое угуканье. Обсудив еще пару моментов, девушку отпустили, где на выходе из точно такой же хижины, что была и у знахаря, и у любого другого жителя племени, ее ждала Очако Урарака — милая девушка, сразу понравившаяся Эмилии. — Мы ходить деревня, ты говорить меня что где. — У тебя все лучше получается говорить на нашем языке, — Урарака тут же обняла свою новую подругу, во всяком случае, она очень хотела, чтобы русалка ею стала. — Смотри, сейчас мы стоим на главной площади племени, — Эмилия осмотрела широкую поляну, вычищенную от деревьев, на которой располагалось несколько рядов все тех же бамбуковых скамеек и огромное кострище в центре. — Это здание совета, — Урарака указала на хижину, отличающуюся красным флагом на своей остроконечной крыше, откуда только что и вышла Эмилия. Обе девушки неспешно пошли вдоль улицы, ведущей к однообразным домикам по обе стороны. — Это жилая часть, где каждый живет либо семьями, либо отдельно, но таких у нас мало — браки заключаются едва ли не при рождении. — Брак, — задумчиво отозвалась Эмилия. — Это плохо? — Ох, даже и не знаю, что сказать… Вот я, например, до сих пор одна, без пары, но что-то не бедствую! — Бедствовать… — Ладно, проехали, — Урарака поняла, что подруга ее не поняла, и вряд ли сможет понять в ближайшее время. — Тебе уже выделили домик, мы придем туда в самую последнюю очередь. — Эмилия кратко кивнула. — Так… Прошло еще около часа постоянной ходьбы, и, наконец, все важные, социальные места племени были названы: туда входила и общая кухня на все племя, где трудились все незанятые другой работой женщины и молодые девушки; своеобразный детский сад; мастерская, где умелые женские пальцы плели целые композиции из каких-то веревок; но больше всего русалку впечатлило место для занятий будущих войнов племени. Там, за тренировкой с настоящим металлическим мечом она и заметила растрепанные больше обычного белесые волосы. — Кацуки, — радостно улыбнулась Эмилия, на что ее спутница грубо оттянула назад. — Младший Бакуго сегодня явно не в духе. Не советую попадаться ему под горячую руку, — Очако впервые за долгое время заговорила столь серьезно. Эмилия в последний раз глянула на умело отражающего удар Эйджиро Кацуки и с грустным вздохом ушла за своей предводительницей. Настало время обеда и Эмилия вместе с Ураракой направились в столовую, где обоим вручили по ножу и целые мешки с картофелем. Глядя, как умело девушка обращается с кожурой картошки, отделяя ее крупными спиральками, Эмилия изо всех сил попыталась повторить увиденное, но добилась только крупного пореза на указательном пальце. — Да уж, — рассмеялась Очако, убегая куда-то за повязками. — Давай, пока отложим ножи. Сходи, лучше, морковь принеси! — Эмилия, удивленно глядя на забинтованный порез кивнула и в припрыжку убежала в сторону, где Урарака показывала ей склад с продуктами. Морская жительница скоро вернулась с довольно увесистым мешком овощей и подала его Очако. Девушка благодарно кивнула и очистила почти половину выданного ей мешка, как вовремя, или не очень, спохватилась, что кожура-то у моркови была фиолетовая! — Так это же баклажан! — Очако вскрикнула громче, чем стоило, и потому Эмилия испуганно вжалась в ближайшее дерево. — Прости… Я должна была понимать, что ты не сном ни духом, что такое морковь. Так Эмилия и не смогла ничем помочь на кухне, не справляясь даже с тем, чтобы просто принести в столовую (широкую, чуть меньше, чем перед зданием совета, площадь), вилки и ложки. Все казалось ей таким новым и чуждым, вплоть до странной кашицы в ее тарелке, которую на удивление оказалось очень вкусно есть. После обеда, не допустив больше гостью к кухне, местные девушки предложили Эмилии поплести с ними корзины для ловли рыбы. Девушка тут же согласилась, хотя все ещё испытывала лёгкий дискомфорт от обмазанной какой-то зелёной жижей раны на руке. Усевшись вместе с другими мастерицами на мягкой траве, она взяла в руки первый прутик легко гнущегося бамбука и… Сломала его. Взяла новый — снова та же история. — Может быть, ты лучше сходишь к деткам? — женщина с добрыми глазами, но совершенно не запоминающейся внешностью с мольбой посмотрела на Эмилию, и та, немного погрустнев, все же кивнула. Путь снова лежал через тренировочные поля, порядком опустевшие — все юноши ушли с отцами на послеобеденную ловлю рыбы, Кацуки же так ничего и не принес. Но вот чего русалка не ожидала увидеть, так это все ещё тренирующихся друзей — Эйджиро и злобного блондина, которого Эмилия теперь боялась даже по имени звать из-за странной реакции Урараки. И если последний с фырканьем отвернулся от девушки, как бы делая вид, что он ее не заметил, то вот красноволосый радостно отложил меч и бегом забрался на холм, где за деревянными перилами стояла Эмилия. — Привет! — Эйджиро с красными от напряжения щеками тяжело дышал, полностью доверив себя перилам. — Привет, — Эмилия смутилась от вида полуголого парня, но особо не выразила эмоций. — Куда направляешься? — Я не мочь готовка, — Эмилия забавно зажала палец на руке. — Корзина — плохо, — ещё один пальчик с длинным ногтем загнулся к ладони. — Дети ждать меня. — Вот как, — Киришима озадаченно глянул куда-то сквозь собеседницу. — И долго ты там ещё будет шары свои подкатывать?! — Кацуки, как всегда, громко выразил свое мнение, и если бы Эмилия его поняла, она бы покраснела, а так как понял его только Киришима, то и отдуваться ему пришлось за двоих. — Я это, — замялся парень, — пойду. Ты же придёшь вечером на ужин? — Ужин разве особо? — Нет-нет ничего особенного, просто… — Дерьмоволосый! — Все ладно, жду тебя там! — Я тоже... ждать, — медленно проговорила Эмилия, довольствуясь лишь спиной обоих юношей вниз по холму. И хотя девушка шла к детскому уголку в приподнятом настроении, по приходу выяснилось, что за детьми ухаживать ещё сложнее, чем готовить и вить корзины вместе взятые, так что ей ничего не осталось, как просидеть остаток дня на пустой площади, вставая, только когда обеспокоенная Урарака позвала ее на некое празднество. Оказалось, что в племени праздновали день рождения вождя — Масару, так что веселое застолье с огромным количеством еды, которую, к своему сожалению, Эмилия даже не смогла приготовить, были неотъемлемой частью. Всю площадь нарядили самодельными гирляндами из цветов, в создании которых, Эмилию даже не приглашали, а несколько особо умелых молодых людей приятно наигрывали мелодии на странных, струнных инструментах, а Эмилию даже не посвятили, что в племени любят музыку — она ведь тоже любила ее… — Лишняя, — тихо прошептала русалка, с тоской поглядывая на резвящихся детей рядом. Аккуратно обойдя их, она присела на скамейку, замечая в толпе зелёную макушку помощника лекаря — Изуку Мидорию. Лицо мгновенно залила краска, и девушка отвернулась. В голову тут же полезли события этого утра, которое у нее началось феерично, иначе не скажешь. Очнувшись в незнакомом месте, только в одной лишь белой ткани обвязанной одним ветхим узлом на груди, девушка довольно скинула с себя «все лишнее» и принялась за рассмотрение немногочисленной мебели и интересных склянок-банок в хижине. Быстро устав от такого занятия, Эмилия приняла решение выйти за пределы дома, отмечая невероятную красоту рассвета со всеми прилегающими. Однако ее любование природой прервал какой-то шум впереди. То шел Изуку, невысокий, почти на голову ниже самой Эмилии паренек, с какой-то заикающийся манерой речи. — Изуку, я рад тебя видеть! — Эмилия приветливо махнула ладонью, но встретилась лишь с бегающим взглядом зелёных глаз, и красным, точно сваренный рак лицом. — Что-то не так? — Это… Давай… З-зайдем в… В хиж-жину… — Зачем? И хотя Эмилия и спросила, но не повиноваться просьбе мальца не хотела. Внутри однако, оказалась только она одна — Изуку в смятении раздвинул шторы из толстой кожи, служащие дверью. — В-возьми, — он с мольбой в голосе протянул русалке свёрток, открыв который, девушка обнаружила длинную темную ткань. Уж и не зная, что с ней делать Эмилия приняла «подарок» и накинула сверху худых плеч. — Я надеть, ты не бояться, я не мёрзнуть. — Эмилия вновь попыталась выйти из хижины, но вперилась в спину стоящего Изуку. Он краем глаза приметил не скрытую наготу гостьи и тяжело вздохнул. — Почему госпожа Чиё именно сегодня отсутствует… Эмилия, — парень с закрытыми глазами развернулся к девушке лицом. — В племени нельзя ходить вот так, — он показал на грудь (разумеется в воздухе). — Почему? — Давай, ты обсудишь это с Ураракой… А сейчас, я покажу, как это делается. Дрожащими руками Мидория снял с девушки ткань, и все так же на интуицию, он сначала сделал подобие кокона, обвязав ткань вокруг тела девушки, а затем закрутил оба конца крест-накрест под затылком. Закончив работу крепким узлом, ученик знахаря наконец-то облегчённо выдохнул. — Не ходи… голая… Хорошо? — Люди есть странный существо… — Эмилия с интересом рассмотрела свои, укутанные в чёрное, ноги. Проходя к месту, которое называлось зданием совета, она увидела несколько девушек в точно таких же нарядах и расслабилась, отчего-то ей казалось неправильным носить что-то поверх тела, это же неудобно! Вновь испытав все те же эмоции, русалка наконец, осмелилась поднять голову наверх и с облегчением поняла, что Изуку куда-то ушел. Однако ее одиночество не продлилось долго, и вскоре, на ее скамейку «запасных» присел Киришима. Держа в руках деревянные тарелки с какими-то сладкими фруктами он вопросительно подвинул к ней одну из них. Приняв угощение, Эмилия с восторгом заметила, как же это было вкусно. — Сладость, — жмурясь отметила девушка, а Киришима довольно кивнул. — Как день прошел? — парень слегка придвинулся ближе, но все ещё сохранял, приличную для незнакомых людей, дистанцию. — Я говорить, что ничего не уметь. Просто сидеть тут. — Ну, может быть, тебе просто стоит попытаться ещё раз? — Эйджиро улыбнулся на все свои острые тридцать два зуба. — Пытаться опасно, — Эмилия с горечью показала порез на руке. — Корзина делать, я тратить много ресурс. Дети — жизнь, а жизнь беречь. Я не уметь беречь. — Просто ещё один лишний рот на наши головы, — сверху, загораживая свет от факелов на площади, встал Кацуки, облизывающий пальцы от такого же сладкого фрукта, который уже съела Эмилия. — Братан, ну зачем ты так, — Эйджиро насупился, словно бы это его сейчас пытались задеть. — Она бесполезна, пусть возвращается в свое море. Нехер ей тут делать… — Бакуго ухмыльнулся замечая обиду на лице девушки. Сложив руки на груди, он и не думал отступать. — Я не бесполезна. Я могу ходить охота! — Ходить на охоту, с мужчинами? — тут уже и Киришима усомнился в словах девушки. — Что есть проблема меня ходить на охота? — То и есть проблема, что это ты, а ты — бездарность. — блондин грубо прервал говорящую. — Завтра я знать вы идти утро рыба. Я идти с вами. — Но… — Ох заткнись уже, если хочет, пусть идёт. Только не плачь, если опять кровь себе пустишь. Никто с тобой нянькаться не будет. — Я принять твой слова, как согласие. — Эмилия победно зыркнула на Кацуки, слегка улыбаясь.* * *
Утром, едва солнце показалось на горизонте, Эмилия открыла глаза от несильного толчка в плечо. Это оказался Изуку, в своей привычной, заикающейся манере, протянувший ей «походную» одежду для охоты. Русалка блаженно потянулась, поблагодарила помощника лекаря и распаковала очередной сверток одежды. Еще с вечера она пересилила себя и подошла к зеленоволосому с просьбой найти ей правильную одежду для похода, больше благодаря себя за сообразительность. « — Шла бы в платье, только на смех себя бы выставила…» Натянув немного большие льняные штаны, подвязывающиеся специальным шнуром сквозь петли на поясе, она завершила образ жилеткой, едва справляясь с узлом на спине. Попробовав сделать пару резких движений, девушка удовлетворенно хмыкнула, оттягивая шкуру-дверь. Наспех позавтракав с недовольным Кацуки, весело щебетавшим Эйджиро и еще несколькими примерно того же возраста, что и она, парнями, для Эмилии начался ее первый серьезный выход из деревни. Курс держался все дальше от моря, настолько далеко, что даже чувствительный нос русалки перестал улавливать соленый воздух с берега. Заросли каких-то диковинных ползущих скорее вниз, чем наверх деревьев, становились все гуще, и в итоге, девушка не совладав с собой, громко споткнулась о кривые корни у земли. К ней тут же подбежал обеспокоенный Киришима, на что Бакуго громко выругался. — Она сама увязалась за нами, так пусть без чьей-либо помощи и выбирается! Пошли, дерьмоволосый, — блондин грубо оттащил опешившего от такого поведения друга. — Сама и встать, — обиделась Эмилия, отряхивая землю с разбитых коленей. Левую руку вновь затмило глухой болью, но русалка поклялась себе идти мужественно до самого конца, и именно поэтому, насупившись, поднялась и вскоре нагнала ушедших недалеко вперед мужчин. Еще минут пять вся группа шла в молчании, разрубая путь короткими клинками, на что Эмилия завистливо вздохнула, ей никто оружия и не предлагал. « — Женщины меня сторонятся, мужчины недооценивают… Жить с людьми гораздо сложнее, чем я думала!» И, возможно, девушка переживала бы и дальше, если бы не резко ударивший в нос холодный и влажный воздух. — Река! — Эмилия растолкав всех парней, выбилась вперед, тут же падая на колени перед бурно текущей горной речкой. — Мы ловим рыбу вон там, — Киришима подсел рядом, указывая на небольшое круглое устье реки. — Так что… Надо распределиться. Обычно я ставлю корзины, Кацуки… — Я сама помочь всем, — Эмилия озадаченно поднялась, и проигнорировав очередное колкое замечание от Бакуго, подошла к краю лоханки. — Там скользко… — предупредил незнакомый парень, но Эмилия свалилась в воду раньше, чем тот успел сделать что-либо. — Блять, — шипя, протянул Кацуки, подбегая ближе, но так и застыл с открытым ртом. Вода, что только что бурно стекала в круглое от камней место, одним пластом, словно бы желе, взлетела в воздух, оставляя широко улыбающуюся Эмилию в центре этого «безобразия». Руки и ноги девушки покрыла темно синяя чешуя, однако хвоста так и не появилось, а вся ее одежда безнадежно промокла. — И к чему этот цирк? — Бакуго еще сильнее нахмурился, пока Киришима не толкнул его в бок. Замечая, что тот ничего не увидел, красноволосый с не менее сильным раздражением повернул лицо Кацуки в место, где в воде-желе трепыхалась застывшая на одном участке рыба. — Собирать, — крикнула Эмилия и все парни, кроме двоих друзей с радостным возгласом спустились по относительно сухим камням, где буквально мгновение назад текла вода. — Черт, я бы тоже так хотел, — Эйджиро клал в свою корзину едва ли не десятую рыбу. — Да мы «наловили» больше, чем делаем это за пару дней! — Тоже мне, наловили, — буркнул Кацуки, иногда поглядывая на буквально светящуюся от счастья гостью племени. И хотя он не признавал, но Эмилия действительно пригодилась в рыбалке. Когда осталось совсем немного, девушка попросила всех выйти и медленно опустила, все еще послушно не двигающуюся воду в лоханку. Подхватив оставшиеся две рыбины она ловко взобралась наверх, позволяя воде продолжить свой шумный забег. Положив одну рыбку в свою пустую корзину, она взялась за вторую двумя руками и было поднесла ко рту, как ее окрикнул Кацуки. — Ты что, в конец долбанулась? — А что не так? — Эмилия искренне удивилась, склоняя голову набок. — Может, пока ты и была… рыбой, есть себе подобных было нормально, но сейчас, ты, блять, человек. Мы не жрем сырое мясо! — Сырое? — русалка снова ничего не поняла, но все же положила слегка трепыхающуюся рыбку в корзину. — Кацуки хочет сказать, — Киришима грозно оттолкнул друга от девушки, — что рыбу сначала надо принести в деревню, а там женщины пожарят ее на костре или еще что-нибудь приготовят. — Готовить… Эмилия не мочь готовить… А зачем деревня нести? Готовить мочь тут. — Ага, давайте сожрем всю рыбу тут, а потом женщины в деревне сожрут нас. — Бакуго толкнул Киришиму в ответ, уходя повыше к остальным из группы — помогать им завязывать крышки от корзин, полных рыбы. — То есть, вы ходить охота, никогда не есть сразу? — Ну, — Эйджиро подал руку Эмилии, помогая ей взобраться на крупный валун, который Кацуки перепрыгнул на раз два. — У каждого в деревне есть свои обязанности. Мужчины ходят на охоту, мы добываем мясо или вот, рыбу, а женщины следят за детьми, готовят принесенное нами и все счастливы. — Женщина не может кушать, пока вы не нести мясо! — русалка энергично закивала. — Я стоять тут, а деревня женщина трудиться, — внезапно Эмилия остановилась. — Женщина слаба для охота… Только я мочь так делать, — в доказательство она снова слегка пошевелила воду в реке, — а я думать, что вы злой и не пускать никого потому что так хотеть… — Долго вы еще будете языками чесать? — Бакуго злобно окрикнул отставших от основной группы Киришиму и Эмилию. — Тогда… Я буду стараться больше работать деревня, а вы, несите мне мясо! — Эмилия обрадовалась каким-то только ей ясным мыслям и умчалась вперед, нагоняя Кацуки. В деревню они вернулись, как уже стоило ожидать, с кучей благодарностей от местных поварих. И, конечно же, Киришима не скрывал того, что основную помощь им оказала Эмилия.* * *
— А еще, ты представлять, Кацуки, они не знать… — Чего ты прилипла ко мне, как банный лист?! — Бакуго грозно рыкнул на без умолку болтающую русалку, только сейчас рыкнул, между прочим. А до этого мирно, вполуха, но не перебивая, слушал ее. Все началось, пожалуй, когда он, уставший после тренировки, расселся на главной площади, ещё свободной от людей. Растянувшись на одной из скамеек, он блаженно прикрыл локтем глаза от закатного солнца, как вдруг услышал мерные, лёгкие шаги. — Кацуки, — парень, будто бы знал, кто к нему подойдёт. — М? — не меняя своего положения спросил блондин. — Я не мешать, если сесть? — Ты уже мне помешала, — послышалось невнятное бурчание. — А? — Чего хотела, говорю?! — Как пройти день? — Эмилия грациозно села рядом с головой Бакуго, так что тот, волей не волей, мог наблюдать за блестящими в лучиках голубыми прядями. « — А чем они пахнут? Наверное, морем…», — Бакуго подумал об этом, а затем мысленно дал себе пощечину за подобные «сопли». — Устал? — снова этот звонкий,* * *
— …нет, дура! Нахера ты кладешь такие крупные шматы лука? Я как сказала их резать? — М-мелко… — Это по твоему мелко? — Н-нет… — Порежь то, что есть, еще мельче, — Бакуго устало упал на стул, проходясь рукой по лицу. И не то чтобы его действительно так бесила Эмилия, было даже в таком времяпровождении своя романтика, но то, как девушка временами тупила, заставляло все приятное ощущение распадаться на мельчайшие частицы. Через ещё десять минут блюдо было готово. Эмилия, в порыве похвастаться перед Кацуки знанием столовых приборов, накрыла стол, подавая одну ложку и зачем-то нож. Спохватившись, она всё-таки убрала его, но как-то зашуганно поглядывая на «главного». Немного проливая содержимое половника, девушка, наконец-то подала дымящееся блюдо на стол. — А твое где? — Тут ты хозяин, кушать сам, я потом, вместе со всеми, — русалка энергично замахала руками, на что Кацуки снова глухо рыкнул и приказал Эмилии сесть. Вскоре на столе появилась ещё одна полная тарелка жёлтого бульона, с крупно нарезанным картофелем и кусками рыбы. — Вкусно! — Эмилия по-детски зажмурилась, как тогда, на день рождения отца Кацуки, когда попробовала фрукты. — Ещё бы, — юноша самодовольно хмыкнул, отхлебывая суп. « — Неплохо, неплохо, — подумалось ему, — для первого раза, разумеется!» — даже в своих мыслях, Кацуки не было покоя.* * *
— Мы русалка не говорить об этом, — Эмилия, наконец заговорила спустя минутной тишины. Мицуки, до этого занимавшаяся шитьем подняла глаза из-под светлой, такой же как и у сына, челки. — Но что такое любовь? — Это ты хотела спросить… — вождь в конец отложила рукоделие, присаживаясь на скамью вместе с девушкой. Здание опустевшего совета заливало яркое солнце. — С детства мне говорить, что любить нельзя, я слушать, но никогда не думать, почему. — кажется, Эмилия не на шутку задумалась над этой темой. — Знаешь, любовь такая штука — каждому свое. — Мицуки принялась за рассказ, осторожно подбирая слова. — Наверное, я бы описала ее, как удушающее тебя желание быть рядом с определенным человеком, хотеть помогать ему во всем. Стать ему опорой, той или тем единственным. — А надо ли об этом говорить тому человеку? — Конечно же! Иначе, как он, простите, поймет, что ты хочешь быть с ним рядом? — Бакуго будто бы вспомнив что-то родное, тепло улыбнулась. — Говоришь: «Я люблю тебя», вкладываешь в слова все свои чувства и живёшь с ним счастливо. — И так всегда? Не бывать, что кто-то не любит другого? — русалка, точно ребенок, склонила голову на бок. — Жизнь не казалась бы всем таким испытанием, если бы каждые чувства были бы взаимны… — И что если нет взаимности? — Я могу сказать тебе только то, что если человек, которого любишь ты, не разделяет твоих чувств — не дави на него, уйди, дай ему отойти, подумать. Любовь — чистое, светлое чувство, но есть и другая сторона этой медали. — Есть любовь хорошая — взаимная. Есть — плохая. — Эмилия подытоживающе кивнула, весело мотая заплетенными голубыми волосами в две толстые косы на плечах. Затем она, будто бы ошпаренная подорвалась с места, и кинув скорые слова благодарности вышла из хижины. — Стой, Эмилия, — Мицуки едва успела выглянуть на улицу. — Кто тот человек, которому ты хочешь признаться? — однако синяя макушка девушки уже мелькала далеко впереди. — Как бы она не натворила дел…* * *
Берег, на который она выбежала, напоминал первый день, когда она впервые увидела эти красные глаза. Когда страшно испугалась нахмуренных и сведенных к одной точке бровей, и грозной ухмылки, оказавшейся едва ли не самым лучшим в нем. Хотя, тут Эмилия бы долго спорила сама с собой, что же все такие «самое». Закатное солнце разливалось огнем по песку, расплывался в синеве воды и аккуратно очерчивал сутулую фигуру юноши с двумя крупными корзинами полными рыбы. — Кацуки! — девушка тут же наметила цель и спотыкаясь побежала приличные сто метров, то и дело выкрикивая одно имя. — Ка…цуки… — ее грудь тяжело вздымалась, а щеки налились румянцем. Юноша со своим коронным раздраженным удивлением поставил на песок корзины и на выдохе выпрямился. — Чего тебе? — Я хотеть поговорить. Можно? — даже Бакуго не сумел бы противиться такому щенячьему взгляду. — У тебя есть минута, а потом, я наконец, донесу эту рыбу старухе. — Кацуки сложил руки на груди, направляя упрямый взгляд красных глаз куда-то за спину Эмилии. — Я очень благодарна тебе за мое спасение, — девушка сама с удовольствием заметила плавность и безошибочность своей речи. — Если ты только за этим — все норм. Не стоит… — И я любить твой деревня, как свою. Урарака хорошая подруга, у меня была в море одна — Тсую, но мы не виделись со дня, как я выплыть на суша. — Рожай быстрее, я правда занят, если тебе просто было не с кем поболтать, то… — Твоя мама, Мицуки, она просто замечательная женщина. Я бы хотела остаться у вас, на… навсегда? — голос русалки как-то притих под конец. — Так оставайся, кто мешает? — Я… Я любить тебя, Кацуки, я говорить с твой мама, она сказать, что если ты хотеть быть с человеком долго, если не хотеть ему быть плохо... — Эмилии уже было неважно, насколько правильно она говорит предложения, так ли хотела выразиться изначально, однако все равно продолжала и испытывала такое неприятное покалывание на кончиках пальцев, что невольно сжала их в плотный комок на животе. — Что за хрень, — Кацуки разочарованно помотал головой. Встречаясь с непониманием со стороны русалки он поспешил продолжить. — Ты… Ты ошибаешься насчёт своих чувств. Ты не можешь… любить меня… — Почему? « — А, действительно, Кацуки, почему?!» — что-то в глубине сознания стало настойчиво требовать ответа. — Почему-почему… Ты… Ты не человек, откуда тебе знать что-то о любви! — и вот, Кацуки сказал именно то, что было самым «правильным» за всю его жизнь. Эмилия, точно выброшенная на берег рыба пару раз открыла и закрыла рот, а затем опустила голову с растрепанными косами. — Я не знать, как люди отвечать на фразу: «Я люблю тебя», мне стоить спросить это у твой мама… — даже Кацуки понял, что девушка требовала прямолинейного ответа. — Мне, конечно, жаль и все такое, но я тебя не люблю. — Значит, моя любовь — плохая. Я думать, люди любить, когда кто-то любить их… Я говорить странно, — девушка застенчиво почесала затылок. — Значит, чтобы быть правильно я должна уйти… — глаза Эмилии наполнились слезами и места, где соленая влага все-таки стекла вниз, стали покрываться голубоватой кожей. — Я дум-мать… Б-бу…бу…будет легко. П-прощай… Кацуки даже и слова в ответ сказать не успел: море уже всколыхнулось в такт движению девушки, и вместе с нахлынувшей волной она исчезла — только кончик хвоста мелькнул вдалеке. « — Я любить тебя, Кацуки», — в его голове все еще стоял голос Эмилии, такой светлый и счастливый. « — Прощай», — не менее четко, точно обухом по голове. — Кацуки, — у кромки леса послышались беспорядочные шаги и шум осыпавшегося песка. — Вот ты где. А я тебя по всей деревне бегаю, ищу, — Киришима, как всегда, вовремя решил навестить своего друга. — М… Кто-то умер? — А? — Бакого растерянно глянул на друга детства и снова перевел взгляд на почти зашедшее солнце. — А где Эмилия? Разве она не убегала сюда, когда я ее последний раз видел? В общем, там такая пирушка намечается. Совет решил отпраздновать окончание летнего сезона… Братан, ты какой-то странный, но конечно же, ты мне ничего не скажешь. В общем, тащи Эмилию и свою задницу… — Она ушла. — …в деревню. Как ушла? Куда? В море, обратно?! Почему?! — казалось, что Эйджиро мог продолжать бесконечно. Поэтому Кацуки сам, с глухим рыком встряхнул друга за плечи. — Эта ебанутая призналась мне, а затем ляпнула что-то про «плохую любовь» и съебала в родные края. — И, разумеется, — Киришима грозно перехватил запястья Кацуки. — Ты ей ничего не сказал в этот промежуток между признанием и, как ты выразился «съебом»?! — Я… — Кацуки впервые отвел глаза, не выдержав такого давления со стороны. — Продолжай, Кацуки Бакуго, и только попробуй мне сказать, что ты ее отшил, как делал это с девушками из нашего племени. Хотя… Можешь и не продолжать. — Эйджиро внезапно сам отпустил руки собеседника и со всей силы вмазал тому по лицу. Нос блондина противно хрустнул и по губам тут же полилась горячая кровь. — Я и так знаю ответ. — красноволосый закончил свой «пируэт» презрительным взглядом сверху вниз. — Ты… — Бакуго стер, а скорее просто размазал кровь по лицу тыльной стороны предплечья. — В край ахуел. — Что, я повторяюсь, ты ей сказал? — задул первый вечерний бриз, поднимая небольшие тучки прибрежного песка. И лишь одиноко стоящие корзины с рыбой, всеми позабытые, могли «наблюдать» накалившуюся обстановку на берегу. — Чтобы она шла лес- морем, — Бакуго хмыкнул, — со своей любовью, — он сплюнул кровавую слюну и молча, без продолжения, двинулся к тем самым корзинам. — Ты неблагодарный сучий потрох, — Киришима схватил Кацуки за руку и оттянул назад, чтобы тот встал на месте. — Я знаю тебя, как, блять, ты сам себя не знаешь. И ты не мог ее просто послать. Наверняка, нет, сто процентов, ты нагрубил ей и она ушла в слезах. Это я, не ты, потом буду успокаивать зареванных девиц, которым, то сисек, то жопы, по твоим словам не хватает! А Эмилия что, грудью или чем-то другим не вышла? — Я по твоему животное, интересующееся только этим? — Кацуки удивленно приподнял брови, но так же быстро и нахмурил — Киришима молчал, однако это молчание говорило само за себя. — Я сказал, что русалке не понять чувств людей. — Что? — Что слышал. Съеби. — Бакуго оттолкнул друга и с ношей в руках направился к деревне вверх по утесу.* * *
— Нос не сломан, — Чиё озадаченно осматривала разбитую верхнюю губу Кацуки. — Изуку, мальчик мой, подай… Ах да. Спасибо, — старушка взяла из рук паренька зеленоватые примочки. Бакуго зашипел от соприкосновения лекарства с открытой ранкой. — Каччан, — Изуку неуверенно сменил, отошедшую за чем-то нужным, лекаршу. — Просто сделай, что надо, и не беси меня, Деку. — Бакуго хоть и попытался напустить грозный вид, но провалился из-за немного подплывающего глаза, разбитого носа и опухшей губы. — Я бы ему ещё сильнее врезал, но он же у нас, лицо видное, сын вождей, как-никак, — на входе появился Киришима, чей сарказм можно было складывать в бочки тоннами. — Ты напросишься, Дерьмоволосый, — Бакуго дернулся в сторону вошедшего и Изуку промазал горькой примочкой прямо больному в глаз. — Блять, — блондин схватился за лицо, от жжения пуская слезу. — Ха! — Киришиму было не остановить. — Сама судьба мстит тебе! А все потому, что ты поступил не как мужик. — Повтори ещё раз, — Бакуго вырвался из рук Изуку, который так и не смог снова нанести лекарство на фингал. На его глазах сейчас мог случиться настоящий погром, и именно тогда, когда Чиё исчезла из хижины. « — Что тогда с Эмилией, что сейчас. У госпожи Чиё какое-то плохое чутье уходить в сложные для меня моменты…» — Р-ребят… — Мидория попытался встрять между сцепившимися друзьями, но был отнесен в плотную стену домика локтем Бакуго. Тем временем парни без разбору махаясь кулаками повалили друг друга на землю, с треском стягивая за собой и шкуру закрывающую вход. Сбивая с ног лекаря деревни, они так бы и продолжили потасовку если бы не громогласный голос Мицуки. — Что. Здесь. Происходит?! Первым отреагировал Кацуки, затылком чуя масштаб проблемы. Изуку же, как ошпаренный выбежал из хижины, поднимая своего учителя на ноги. Чиё благодарно кивнула и длинной клюкой, которую она использовала для ходьбы, треснула обоих парней лежащих на полу. — Кацуки что? — глава племени внимательно выслушал рассказ Киришимы про своего друга, в то время, как Изуку и Чиё убирались в хижине лекаря. Первый исправно выполнял свою работу, но все равно одним ухом находился в рассказе о случившемся на берегу. — Так прям и сказал, госпожа Мицуки! — Эйджиро победоносно сложил руки на груди, шмыгая носом. Кацуки болезненно сжался, сложил голову на руки, поставленные локтями к ногам и пробурчал что-то нечленораздельное. — Говори громче, раз уж заварил такую кашу, — Мицуки легонько стукнула своего сына по голове. — Я не хотел! — все, кроме Чиё вздрогнули от громкого крика блондина. — Кто же знал, что она из-за отказа вздумает уйти из деревни. Да она буквально минуту до этого твердила, что хочет у нас здесь остаться. Ну навсегда… — Знаешь, это ведь я ей сказала, что если любовь не взаимна, стоит уйти… Но я же не имела в виду, что надо все бросать! — Мицуки, копируя интонацию сына снова испугала всех присутствующих. — Я тоже много чего, блять, не хотел, но оно так и никак иначе. Херли рассусоливать. Как бы ни было странно, но и Киришима и Мицуки согласно завивали. — Я редко такое говорю, но, сынок, если ты считаешь, что отказав ей, поступил правильно, то пусть оно так и будет, однако… Будь то простая деревенская девушка, я была бы абсолютно спокойна, а Эмилия… — Она русалка, братан. Кто знает, чем все может обернуться, — Эйджиро поймал настроение Мицуки и закончил за нее, понимая, как той тяжело даются слова поддержки. Услышав в ответ, что-то вроде «сам разберусь», хижина опустела, оставив только Изуку да главного лекаря обдумывать происходящее. Уже лёжа в своей кровати, не съев за весь «пир», как его громко назвал Киришима, ни крошки, Бакуго ощутил озноб по спине. « — Так вот ты какая, совесть», — Кацуки в привычной манере цыкнул и потер глаза большими пальцами. И от чего девчонкам так нравился Бакуго? Нет, конечно же, он понимал, что сильный, вполне себе недурно выглядящий, юноша в полном расцвете сил, всегда будет пользоваться спросом у слабого пола, но почему-то именно в этом и состояла главная проблема Кацуки. С самого детства задумываясь только о том, как бы побольше наловить рыбы или поймать кролика пожирнее, он и знать не знал обо всех этих сердечных треволнениях. Когда все началось? Лет так с пятнадцати наверное… Да с пятнадцати. Когда к нему подошла Очако Урарака и спросила не хочет ли он взять на рыбалку корзину сплетенную ею собственноручно. « — Ты, круглолицая, здесь петлю неправильно пустила. А тут вообще, я боюсь, как бы вся конструкция не развалилась к чертям собачьим, от первой ветки…» « — Мог бы просто сказать — нет! — Очако тогда разрыдалась прямо перед Кацуки, а тот, не зная, что надо делать в такие моменты, просто развернулся и ушел». — Просто сказать «нет», — Бакуго пробормотал эту фразу ещё несколько раз, и вдруг выбесился сам на себя, ощущая себя задротом Изуку, у которого такое бормотание было в привычке. Ну, а если просто взять, и представить, что он просто сказал «нет», что тогда? Эмилия бы с улыбкой смирилась и не ушла бы в море? Так же только проблем больше, нежели Кацуки, все расскажет честно и по факту. Но… После Очако Бакуго уже и считать устал, сколько к нему подходило девушек и его возраста и постарше. И если в пятнадцать все ограничивалось только милыми застенчивыми личиками и маленькими подарками, то на свое совершеннолетие Бакуго получил голую девушку в кровати. « — Это что ещё за…» « — Бакуго, — девушка, чьего лица Кацуки даже и вспомнить не сумел, — я решила…» Через несколько минут из хижины сына вождя вылетела полуголая девушка заливаясь слезами. « — Дерьмоволосый, точно Мать Тереза всех тех кого отшил я, успокаивает. Наверное, у него действительно получилось бы сказать что-то такое Эмилии, чтобы она перестала на меня дуться… Она же дуется?» И тут Бакуго ещё сильнее помрачнел. « — Если девушка признается тебе в любви, то наверное, эти чувства у нее хоть немного, но окрепли? А если они не пропадают за мгновение, почему эта рыба морская так легко приняла мой отказ?!» — Да она меня наебать решила! — Кацуки с силой ударил ногой в спинку кровати. — В жопу. — лицо блондина встретилось с подушкой. Уже и не помня, что ему снилось, Кацуки разлепил глаза из-за беспокойного голоса матери. — Старуха, — он сонно перевернулся, жмурясь от яркого солнца в глаза. — Что за кипиш, с утра пора… — Река пересохла. — без прелюдий, без единого слова о «добром утре», начался день Кацуки Бакуго. — Как пересохла? — все остатки сна, как рукой сняло и Кацуки напряжённо сел на кровати. Мицуки принялась раздраженно ходить из стороны в сторону. — С утра к реке ходили рыбаки, они вернулись ни с чем. — С чего бы такая хрень… — Я не знаю, Кацуки, — Мицуки грустно уставилась в окно, где начинала кипеть деревенская жизнь. — Но что-то мне подсказывает это лишь начало наших бед. — Подумаешь, вода ушла. Такое уже бывало! — Но река не уходила совсем, она лишь немного меняла свое русло, становясь мельче, — вождь парировала выпады сына один за другим. — Мы можем рыбачить на море или если так прям припрет, ходить на реку подальше. — Но это же почти день пути туда, а если рыбу быстро не приготовить или не засолить… — И без тебя знаю. Думаю, надо поднимать этот вопрос не со мной, когда я ещё даже штаны не надел, а на совете. Кто тут вождь, ты или я?! — Эх сынок, — Мицуки измучено улыбнулась и потрепала блондина по голове. Но лучше, как думал Бакуго, не становилось.~Здание совета, собрание старейшин~
— И это уже третья лодка. — Полночь закончила свою речь, предоставляя слово Масару, как старшему вождю. — Мы редко зовем нашего шамана на подобные собрания, наверное, потому что его здоровье сейчас не очень этому способствует, но все же… — мужчина издал какой-то обречённый вздох. — Тошинори, — все взгляды уставились на вошедшего в здание худощавого, на грани с понятием «скелет» мужчины. Что куда более странно, стариком он не казался. Бакуго Кацуки, посещавший собрания не чаще раза в неделю, так и вовсе впервые увидел того самого, некогда имеющего репутацию «Всемогущего», шамана деревни. Он прошел мимо изучающих его красных глаз юноши и присел рядом. — Я… — он склонил голову с торчащими прямо вниз светлыми прядями и зашелся кашлем. Никто не торопил больного, а это было видно сразу и невооруженным взглядом, а лишь терпеливо ждал вердикта, даже Кацуки. — Духи не спокойны. — Будто бы не видно, — Кацуки всё-таки не сумел сдержать в себе желчь и потому вскоре получил несильный толчок плечом от Мицуки, сидящей левее от сына. Стол переговоров, который занимал почти все место в хижине имел округлую форму и низкие, удобные для сидящего на коленях человека, ножки. — Я видел Пере, — Тошинори задумчиво положил локти на поверхность стола. — Она проливала слезы, смотря куда-то в свои воды. Море — в трауре, оно взбешено чем-то или кем-то… Сначала Оно забрало у нас воду, стало топить наши лодки, а что будет, если Богиня совсем отвернется от нас? — Вы хотите назначить день жертвоприношения? — Мицуки вопрошающе глянула на шамана. — Не думаю, что Морю это надо, — на удивление всем, ответил именно Кацуки. — Богиня злится только на меня, и на то, что я ранил ее дитя. — Юная Эмилия, — Тошинори понимающе кивнул. — Море можно задобрить не только проливая кровь, юному Бакуго стоит попытаться извиниться перед Пере. — Я и сам это понимаю, только я что, бл… Мне встать на песок и крикнуть «Прости!»? — Кацуки крепко сжал ладони, что аж костяшки побелели. Тошинори же неоднозначно пожал плечами. — Богиня милосердна к тем, кто этого заслуживает. На все воля Ее. Когда собрание объявили законченным, а Кацуки в задумчиво-зомбированном состоянии попросился побыть один, Масару остановил замешкавшегося Тошинори и положил ему руку на плечо. — Тоши, — возле глаз мужчины собрались мелкие морщины. — Я знаю, тебя сейчас в «свет» не выведешь, но… — Я нашел себе приемника, Масару, — шаман лучезарно улыбнулся, блистая идеально ровными зубами, на исхудавшем, точно треугольном лице. — И кто же он или это она? — Тогата Мирио. Я взялся его обучать и парень делает неплохие успехи. — Что ж… Желаю тебе только успехов, Тоши.* * *
— Я просто пойду туда, скажу «прости» и уйду. Просто пойду… Кацуки задумчиво ходил из стороны в сторону в своей хижине, где до сих пор нетронутой на столе стояла деревянная чашка, откуда пила Эмилия. Она и не знала, что это была, такая себе, неприкосновенная вещь, как и все в хижине Кацуки. Но парень от чего-то не был против, чтобы она взяла ее, он даже был бы рад… А сейчас он все безнадежно испортил своим дрянным характером. Эта фраза вырвала его из тяжёлых раздумий и с пинка, он покинул самую отдаленную постройку от деревни, ближе всего к открытой воде. Простоизинисьпростоизвинись… Просто. Извинись. Прост… — Я так не могу! — Бакуго постоял немного на примерно том же самом месте, где последний раз виделся с Эмилией и психанул. Как обычно. Пробежавшись сто метров туда, сто обратно, он выбил все сомнения прочь и приметил невысокий утес с, казалось бы, недавно выпавшими камнями. « — Туда! — Блондин и знать не знал, почему его так тянуло на эту гребанную скалу, но раз уж он чувствовал, что там сможет, наконец, извиниться, ноги сами понесли хозяина». С острых, неровных камней открывался просто прекрасный вид на кромку пляжа, не закрытую густым лесом, и, конечно же, бескрайнюю синюю воду, разбавляемую волнами и бликами солнца. Он снова пришел сюда на закате, надо же… Волны плескались: бурно и сурово, омывая чуть ли не пальцы ног Кацуки, но тому даже нравился такой расклад, так что юноша сел и свесил ноги вниз, отдаваясь ощущениям. — Я знаю, что несколько припозднился, — Кацуки постарался сильно не думать, и дать волю своим чувствам. — Но я… Я не буду извиняться, ты… Я буду звать тебя на «ты», уж прости… Я не буду извиняться за то, что наговорил Эмилии — потому что не будь я Кацуки Бакуго, если бы не нагрубил кому-то за день, но знаешь, не слишком ли это жестоко забирать у всего племени воду из реки, которую мы пьем? Не перегнула ли ты, Богиня, палку, уводя рыбу и топя наши лодки? Почему из-за моего чертового проеба, страдают невинные люди и даже дети?! Я не извиняюсь за то, что сказал, но я извиняюсь за то, как именно это сделал. Слова можно было собрать и в другом порядке, — юноша невесело усмехнулся, вставая на ноги, с которых стекала соленая холодная вода. — Я пойду, надеюсь мы утрясли этот… Мощная, непонятно откуда взявшаяся волна сбила Кацуки с ног, что он, потеряв равновесие со всего росту приложился о камни. Охая от пронизывающей боли в пояснице, он в почти беспамятстве был утянут под воду. Но первое, что сделал Кацуки это заворожено уставился на тысячи мелких пузырьков, образовавшихся от его падения. Хотя все это и отошло на второй план, когда ему удалось разглядеть бледно сверкающий силуэт вдалеке. Это была женщина, совершенно точно девушка, с нечеткими очертаниями. Она то появлялась, то исчезала, заставляя Бакуго вертеть головой, забывая, что таким существам, как он, необходим воздух. — Этот вопрос мы никогда не утрясем, Кацуки Бакуго, — в голову ударил холодный, буквально ледяной голос, той женщины — блондин был точно в этом уверен. — Ты ранил сердце девушки, — на плечи юноши легли холодные руки, — русалки, чьи сердца подобны хрусталю. — силуэт как будто оглядел «товар» со всех сторон и тонкие пальцы приподняли его подбородок. — Ты будешь страдать. За каждую ее слезу, ты изойдешься в трехкратных муках! — щеку обожгло нечто острое. А затем ещё и ещё, многочисленные порезы стали появляться то на руках, то на ногах, то на самом теле. Воздуха оставалось лишь на пару секунд, которые так мимолётно закончились. « — Наверное, слишком эгоистично желать увидеть ее сейчас, — Кацуки болезненно вдохнул соленую воду. — Я бы многое хотел ей сказать… — в воде расплывались кровяные разводы. Помимо шума в голове он сумел выделить и знакомые нотки, на что горько усмехнулся. — И прямо перед смертью, ты, Богиня вершащая судьбы, решила галюниками меня напихать. Что ж… У тебя получилось меня помучать».* * *
Холодная вода встретила ее, как нечто родное, но давно забытое. Волосы ласково расплела вода, а хвост игриво задели проплывающие мимо красные рыбки. Они напомнили ей Киришиму и Бакуго. Такие же красные, как оба юноши после шуточной, или не очень, драки, такие же буйные и беззаботные. Но… Это не то, чем она хотела бы себя занять. Русалки не плачут, то удел людей, но, кажется сейчас Эмилия всё-таки плакала. Странно думать об этом, находясь в воде, не так ли? Девушка энергично махала хвостом до тех пор, пока мышцы на бедрах не взвыли от напряжения и она не упала на песчаное дно, прорезанное мягкими водорослями цвета волос Мидории. Уронив голову на руки, спина русалки затряслась, уподобляясь этим людям, но слез не было. Ни слезинки. Ее руки болезненно сжали песок под собой, а кончик хвоста прижался к груди. Волосы беспорядочно легли, кто где, накрывая свою обладательницу утешающим одеялом. Русалку чувствуют ее сородичи, так что скоро здесь будет как минимум двое их представителей, но пока что у Эмилии есть роскошь подумать в одиночку. Он. Ей. Отказал. А что ты ещё хотела, Эмилия? Что человеческий юноша так просто бросится в объятья полурыбы? Заговорит с тобой о любви и представит вас семьей с кучей бегающих под боком детишек? И тут не было ни шанса на «пересмотр» решения. Даже Эмилии, которая провела в племени всего ничего, было ясно — если Бакуго младший что-то решил, он не уступит, ни себе, ни кому-то другому, а в особенности себе. Он не придет на берег, и не будет часами ждать ее, а, что Эмилия будет высматривать его фигуру на пляже, она даже и не сомневалась. — …знала, что будет здесь! Эми, как дела? Где ты пропадала?! — подобно Эмилии, рядом с ней легла розоволосая девчушка с таким же, ядовито розовым хвостом, накрывший голубой. — Я… Еле угнался за тобой, — жёлтые волосы контрастно блеснули в темной толще воды. К девушкам выплыл юноша, чей тонкий торс плавно перетекал в бледно-жёлтый хвост с черными кривыми узорами, кажется, они напоминали молнию. — Эмилия! Я уж думал, ты ушла туда навсегда, — юноша не постарался скрыть своего отвращения. — Но… Что-то ты не выглядишь особо веселой, что произошло? Давай, рассказывай, а мы с Денки тебя послушаем. Не так ли?! — Так, так, — тот, кого назвали Денки удобно лег на локти. Лениво виляя хвостом, он иногда создавал какие-то искры, будто бы умел управляться с электричеством. — Понимаете… «...» — … и это они называют уха! — Мне всегда казалось, что люди все усложняют, а теперь я только в этом убедился, — Денки с умным видом перекатился с живота на спину. — А дальше-то что? А то кажется, будто бы все было просто замечательно, — Ашидо Мина — розоволосая русалка, без устали вытягивала из подруги информацию. — А еще я узнала, что такое любовь. — с этих слов Каминари Денки перестал играть с песком руками и внимательно, на пару с Ашидо, принялся слушать рассказ дальше. — Это как? — Мина первая подала голос, когда поняла, что Эмилия и не знает, с чего начать. — Это когда при одном только взгляде на человека у тебя замирает сердце, когда хочется его сильно-сильно обнять и никогда не отпускать. Когда… Когда… Ты хочешь быть с ним рядом, даже если будет грустно. — голубовласка затараторила свои пояснения с небывалой скоростью. — И ты нашла такого человека? — спросил Денки с неподдельным интересом. — Нашла, — с придыханием ответила рассказчица. — И любовь, — Мина сделала небольшую паузу, — она всегда такая? — Жизнь не казалась бы всем таким испытанием, если бы каждые чувства были бы взаимны, — Эмилия без зазрения совести воспользовалась чужими словами. — И если они всё-таки не взаимны? — Денки воодушевился этой темой, как никогда раньше, а Эмилия почувствовала себя самой мудрой русалкой в море, хотя буквально пару часов назад сама сидела в здании совета и разговаривала с Мицуки. — Люди не остаются друг с другом, они уходят, дают друг-другу время остыть. — И никогда не бывают вместе потом? — Мина состроила грустное лицо. — Ни-ког-да, — Эмилия по слогам произнесла ответ, будучи сама не совсем уверена, так ли это «никогда»? Быть может, даже если Кацуки сказал ей нет, он мог бы… Нет, Эмилия, Бакуго никогда, прямо, как ты и сказала, не передумает. — И тот юноша, — Денки проницательно глянул из-под светлых, но с куда более теплым оттенком волос, чем у Кацуки. — У вас случилась невзаимная любовь? — Да, как же так?! — Ашидо резко встала поднимая ил со дна. — Как он мог отказать нашей милой Эмилии! — Эми~и! Ква~а К группе русалок откуда-то с поверхности прыгнула Тсую. Лягушка грустно улыбнулась своей подруге и надолго повисла на ее шее. — Зачем нужна эта любовь, если приходиться следовать таким сложным правилам, — Денки, словно бы обиженный на весь мир, встрепенулся хвостом. — Нам и без этого человека хорошо жилось, так не будем грустить и сейчас, — Мина подбежала к обнимающимся подругам, чтобы крепко обхватить плечи обоих в очередном объятии. — Идём сюда, Денки, — она приветливо махнула кончиком хвоста. Так и потекли будни Эмилии. С утра на рассвете она плавала в компании двух русалок на большой глубине в поисках тех самых, светящихся водорослей, которые отдавали приятным жгущим послевкусием. Потом, до обеда они нежились под солнцем лежа на спине, где-нибудь далеко от берега, а после, снова принимались за охоту, но уже за рыбой покрупнее, ну или хотя бы ту, что удавалось поймать. — Люди не едят сразу на охоте, — как-то заметила Эмилия, со смехом глядя на Денки, напихавшего в рот аж четыре толстых рыбы. — Нфнал… — И как они питаются? — Мина аккуратно отдирала острыми ногтями кусочки. — Мужчины… По вечерам, когда становилось особенно грустно, Эмилия выплывала на поверхность, никогда не уходя ближе, чем тот скальный утес и наблюдала за моряками племени, с радостным кличем достающие рыбу из своих корзин-ловушек. Но вскоре пляж опустел. Ни людей, ни, конечно же, Кацуки. Девушка как-то не придала особого значения волнам на поверхности, однако даже ей, вскоре стало понятно, что так быть не должно. Широкие пласты воды, буквально сокрушались на голову русалки, утягивая ее под воду, что уж говорить о людях, которые дышать под водой больше пары минут не могут? И вот, как-то находясь возле утеса, ей показался знакомый силуэт с острым ёжиком волос. Он как-то озадаченно шел к месту, где находилась Эмилия, и поэтому девушка ушла в воду по голову, прижимаясь к острым камням. Шарканье вальяжной походки остановились в пару метрах от ее головы и затихли. — Я знаю, что несколько припозднился… Эмилия слушала его хриплый голос, иногда срывающийся на высокие ноты, иногда полный отчаяния и злобы. И тут, его речь внезапно прервалась, а вода совсем рядом с русалкой всколыхнулась. Светлый образ юноши, стремительно уходящего под воду навсегда остался в ее памяти. — Нет! — она царапая локти, пустилась вслед, но вода с силой оттолкнула ее все в ту же скалу. Ударившись головой, русалка почувствовала головокружение и лёгкую тошноту. — Почему ты не пускаешь меня к нему?! Он утонет! Нет! — из глаз полились слезы (точнее, полились бы, будь она на поверхности) и Эмилия в отчаянии зажала рот рукой. — Пусти, — шепотом, словно мантру говорила она. — Пусти… — Он не заслуживает спасения, — волна с укором коснулась плеча Эмилии тут же залечивая раны на руках. — Я люблю его, — уже более уверенно произнесла девушка. — И если ты меня не пустишь, я воспользуюсь своим желанием! — Эмилия с вызовом уставилась в место, где совсем недавно видела Кацуки, но уже не могла точно определить его местоположение. — Иди, дитя. — волны послушно уляглись и Эмилия мгновенно настигла безвольного тела юноши. С каким-то трепетом и отчаянием она схватила его за руку, и потянула наверх сталкиваясь с силой сопротивления воды. Используя свой врождённый талант, как его было принято называть у русалок, она сумела вытащить Бакуго на тонкую полоску пляжа под утесом, где совсем недавно сама сидела под водой — волны перестали подниматься так высоко, и теперь ближайший камень находился в двух метрах от воды. Его губы посинели, кожа приняла пергаментный узор, а грудь не вздымалась. Единственное, что хотела сделать Эмилия — это спасти Кацуки и тихо исчезнуть из его жизни, вот только, каким образом она могла бы вернуть ему жизнь, если только не… Уже не сдерживая слез, девушка едва уловимо коснулась волос парня и вовремя себя остановила от принятого решения. « — Сначала попробую убрать воду из него талантом, а уже потом…» Коснувшись раскрытой ладонью оголенной груди Кацуки она почувствовала воду в его легких. Словно бы натянутая веревка, вода принялась выходить из него, и Эмилии всего-то оставалось не обезвожить Кацуки, перестаравшись. С контролем собственных сил она справлялась уже давно, так что почувствовав больше воздуха, чем жидкости, девушка убрала руку, с облегченным вздохом ощущая лёгкое дыхание Кацуки. Она нежно провела, скорее всего ледяной рукой по розовевшей щеке и дернулась, когда два красных зрачка уставились на нее. Испытав мурашки по спине, она, как рыба на суше дернулась хвостом в попытке отойти в воду, где возможности плавать явно больше, чем в положении «на половину из воды». — Стой, — только и услышала она, как слово слетело с бескровных губ. — Не… уходи… — Я спасла тебя, Кацуки, чтобы отдать долг. Теперь, мы в расчете, — девушка не глядя в лицо собеседнику крепко сжала кулаки на песке. Она находилась в лежачем положении, поэтому, чтобы Бакуго сумел разглядеть ее лицо, ему пришлось бы изрядно пошевелиться, что было какой-то роскошью. — Я думал — умру, — Кацуки, словно бы не веря собственному спасению, сделал вдох побольше и выдохнул. Затем, из саднящего горла вырвался кашель, и изо рта все еще лилась жгучая соленая вода. Он перевернулся на живот, выплевавая все «лишнее». — Я ухожу, — Эмилия помогла воде настичь ее и было уже ушла, если бы Бакуго не поднялся рывком, не подтянул русалку к себе и не прижал ее запястья к песку. Вскоре их обоих накрыла небольшая волна, заставившая кожу юноши покрыться мурашками. Кацуки дышал тяжело, слегка потупив взгляд и наклонив голову — он переоценил возможности чуть было не умершего тела и не видел четкой картинки, кроме голубых волос, раскиданных неровными кучами вокруг головы Эмилии. — Я не хочу… — он пытался собрать мысли в одну кучу, но вместо этого выдержал длинную, мучительную, для обоих, паузу. — Чего? — русалка вновь ощутила приятный прилив воды по начавшему исчезать хвосту. Ответа так и не последовало, зато Кацуки отпустил ее руки, а затем нежно погладил голубоватую щеку большим пальцем. Аккуратно приподняв ее подбородок, он прильнул своими губами к ее, придавливая своим весом хрупкое тело под собой. Эмилия растерялась, смутилась и разозлилась одновременно, но приятные ощущения нахлынули подобно волне и вырываться не было ни сил ни желания. Она неумело ответила на поцелуй, сплетаясь с языком юноши. Кацуки отстранился первый, глядя прямо в переливающиеся от белого к темному, синие глаза. — Так мы — люди, отвечаем «да» на слова признания. Я тоже тебя люблю. Эмилия расширила и без того большие глаза, а затем покраснела. Приложив обе руки к лицу, она еще несколько секунд лежала без движения, а потом слабо произнесла. — Слезь с меня, а то… Тяжело, — звонкий смех буквально оглушил Бакуго и он с улыбкой утащил девушку в объятья, теперь уже просто лежа на берегу. — Возвращайся в деревню, — он произнес это куда-то в голубой затылок. Мокрые волосы цвета волны щекотали нос, и находились едва ли не везде, где было лицо Кацуки, но он был даже рад такому раскладу. — Если только ты приглашать, — Эмилия вновь потянулась за поцелуем. — Погоди, ты что пойдешь так? — Кацуки слегка смущенно указал девушке на наготу. — Когда я ныряла в воду, я же была в ваш одежда, — Эмилия все же добилась своего и после недолго поцелуя продолжила. — Я спрятать ее в пещере недалеко. Я плыву туда и скоро буду. — Кацуки кратко кивнул.* * *
— Прошу меня простить, — Эмилия глубоко поклонилась, находясь в столовой на всеобщем ужине. — Я уж думала опять что-то случилось, — Мицуки встала из-за стола и крепко обняла обоих пришедших. — Да не, старуха, твой сын всего лишь чуть не отправился на тот свет! — Кацуки злобно ухмыльнулся, почесал начавшие заживать царапины на локтях, и вычислил глазами Киришиму с Ураракой. К ним, они и подсели. — Эмилия, — шатенка весь вечер сидела и причитала, как она скучала, и как плохо ей было без нее. — Поспишь со мной? — Бакуго ласково поцеловал Эмилию под ушком, пока они шли по темной дорожке к хижинам. Факелы здесь ещё не зажгли, так что он мог позволить себе немного нежностей, без страха быть застуканным кем-то. — А можно? — девушка улыбнулась и ее глаза блеснули в лунном свете. — Нет блин, нельзя. — Кацуки слегка нахмурился, но потом спешно ещё раз повторился. — Если я сам что-то предлагаю, не обязательно переспрашивать. Это бесит. — Эмилия поняла, — девушка сплела свои тонкие пальцы с просто огромной рукой Кацуки и сама повела юношу вперед. — Спокойной ночь, — девушка мазнула губами по щеке блондина, утопая в его крепких объятьях где-то на груди. — Угу.Утро.
— …же ты мой. Боже ты мой! Кого я вижу, да ещё и с кем?! — Кири…шима? — Эмилия открыла глаза и встретилась с бодрым взглядом красноволосого. — Ну а кто же ещё. А я подумал, что ты вновь сбежала, — он немного помрачнел. — А потом подумал, дай-ка зайду к занозе в… — А?! — Кацуки открыл только один глаз, который не был придавлен подушкой, и крепче притянул к себе Эмилию за талию. — Проснулась наша Спящая Красавица, — Киришима вызывающе поставил руки в бока. — Мужики уже вот-вот уйдут за рыбой, а ты все булки протираешь. — А разве вам есть, где собирать рыба? — Эмилия тщетно попыталась вырваться из захвата Кацуки, который удивился такой осведомленности (своей девушки?). — Ну… Мы как-то посовещались и решили, что раз ты в деревне — целая и невредимая, то почему бы и реке не вернуться? — Эйджиро смущённо почесал затылок с торчащими красными волосами. — Я пойду с вами, на случай, если вода не прийти. Кацуки, ты отпустить меня сегодня или нет?* * *
— Мда, хреновенько, — красноволосый провел пальцем по сухому камню на бывшем дне. — Воды нет. — Я сейчас помочь, — Эмилия аккуратно вывернула ладонь из руки Бакуго, с легкой улыбкой и детской походкой направляясь к устью реки. Она буквально запела на каком-то неизвестном языке, энергично водя руками из стороны в стороны. Где-то вдалеке раздался грохот бегущей воды. Едва русалка схватилась за протянутую Киришимой руку, как позади хлынул поток холодных брызг. Передав Эмилию Кацуки, он с радостным кличем бросился пить, заодно дивясь количеству рыбы, проплывающей вместе с потоками. — Рыбка моя, как же я соскучился, — он произнес это несколько двусмысленно, на что Кацуки* * *
16 лет спустя
— Я ушел! — красноволосый, как и много лет назад не изменил своей острозубой улыбки. — Угу. — Тебе вообще посрать куда я? — в его голосе проскользнула обида. — Будто бы есть так много мест, куда ты, на самом, блять, рассвете, прешься с лютней, — Кацуки не глядя на друга, перебирал отчеты по состоянию урожая в этом году — написанный единственным обученным к этому человеком — Мидорией Изуку. Бакуго всегда казалось, что лучше бы учили грамоте Киришиму, чем этого* * *
Испытав резь в глазах, Кацуки оторвался от исписанных бумажек, и прижал ладонь ко лбу. — Каччан, я войду? — в здании совета появилась зеленоволосая макушка. — Ну и… — казалось, Кацуки тяжело давались слова. — Госпожа Мицуки уже хорошо себя чувствует, — Изуку успокаивающе произнес. — Она сможет ходить уже через пару деньков. Так что… — Не надо меня тут утешать, Деку. И… Ну… Спасибо. — Конечно, — Изуку лучезарно улыбнулся. — Это ведь моя работа как лекаря. — Меня до обеда не будет, — Бакуго и сам не знал, зачем говорил все это Мидории. — Знаю, — он понимающе кивнул. — Я передам Мирио, что ты встретишься с ним уже вечером. — Снова его шаманские предсказания? — Он видел что-то важное, Каччан, — Изуку насупившись неодобрительно покачал головой. — Тц, — Бакуго толкнул, так и не переросшего Кацуки Изуку, и вышел под расходящееся розовыми красками небо. Захватив с собой только сумку с завтраком, заботливо оставленной Киришимой, новый вождь племени ринулся к пляжу, где волны, как долго ждавший хозяина пес, весело затерлись о берег. — Да, это я. Давно не виделись, — Кацуки с разбегу нырнул в пенящуюся поверхность воды, крупными гребками направляясь в ту самую, скрытую пещеру. Воздуха ему всегда хватало, даже если он нырял на пять или десять минут, а зрение было до того острым, что видно было даже, как неугомонные рыбки пытались найти себе пропитание в иле на дне. Потрясая короткой светлой шевелюрой, он вынырнул на острые камни пещеры. — Я снова здесь, Эмилия. — Кацуки распластался на жесткой поверхности, выравнивая дыхание, как если бы пробежался по пляжу, а не плыл несколько минут не дыша. — Сегодня столько работы уже с утра, я задолбался.* * *
Исполнив свой ежегодный ритуал в конце лета, Кацуки с тяжелым чувством, впрочем, как и всегда, вынырнул возле утеса, откуда однажды свалился по наказанию Пере. Медленно, наслаждаясь теплыми лучами послеобеденного солнца он побрел обратно в деревню, где Киришима завалит его рассказами о том, какая же Его русалка красивая, или того лучше, начнет сетовать на то, что Кацуки ни дать ни взять, тридцать два года, а он все «в девках». Фыркая на свои мысли, он не сразу различил тонкий девичий крик. А исходил он с места, где примерно протекала река, разлившаяся в этом году на добрых четыре метра вширь. Заматерившись себе под нос, блондин сорвался с места, замечая между камней реки девичье тело, которое вот-вот бы и снесло вниз по течению бурным потоком. Под ногами Бакуго вода послушно успокаивалась и потому ему не составило большого труда выбраться уже обратно с девушкой на руках. Ее пушистые кудрявые волосы цвета спелой пшеницы налипли на ее лицо, так что ничего, кроме торчащего носа он разглядеть не сумел. — Поставь меня, извращенец! — девушка истерично забилась в руках Кацуки, так что тот фыркнув, небрежно поставил ее, как она того и просила. Коснувшись земли, девушка откашляла лишнюю воду и открыла лицо с пронзающими голубыми глазами. Бакуго с какой-то дрожью по спине уставился в них, а девушка тем временем нахмурилась, сложила руки в бока и произнесла. — Чего надо?! — А? Мне-то что надо? Ты орала, как резанная свинья. Вот я и пришел. — Я бы… Я бы и сама справилась! — девушка отряхнула складки простого, но теперь до нитки мокрого, льняного платья и с грустью осознала, что лишилась какой-либо обуви. — По тебе видно, Кудряшка. И что же в лесу, совсем одна, делает такая девушка, как ты? — Что значит, такая девушка, как я? Я вообще не понимаю, о чем ты, извращенец. — она многозначно указала на оголенный торс Бакуго. — Я сбежала из дома неделю назад. Вон оттуда, — девушка указала пальцем в восточную часть острова, что соединялась с большой землей тонкой полоской суши. Долго же девчушка шла. — Неделю? И ты со своей неуклюжестью выживала так долго, Кудряшка? Мне посрать, что ты там обо мне подумала, но пошли в мою деревню. Там тебе хотя бы обувь дадут. — Кацуки с ухмылкой глянул на грязные босые ноги девушки. — Я не Кудряшка, — она сморщила носик. — Меня зовут, — сердце Кацуки упало, — Эмилия.