menthol flavored cigarettes.

он рассматривал ее тело в зеркале. будто бы застрявшее в пубертатe: острые маленькие груди, болезненная худоба. черные глаза обведены серыми кругами. он отразился в зеркале. теперь и она стояла рядом. в ощутимой близости. марла улыбнулась. в бордовых губах тлела тонкая ментоловая сигарета. она обожала тонкие ментоловые сигареты, от которых было больше вони, чем сладковатого привкуса, который так завораживающе обещали рекламные ролики. волосы ее растрепались, вразнобой были расклеены заколки из детского отдела секонд-хенда. белое полупрозрачное платье не скрывало ее наготы. — поцелуй меня, — выдохнула дымом в лицо. языком ощупывая все зубы, опущенные десна, натыкаясь на язвочки на верхнем небе. она так мило усмехалась после. это называется французским поцелуем. они жили в маленьком номере отеля в две звезды: телевизор, двуспальная кровать, небольшая ванная комната, в которой не было душа. ничего лишнего. ничего нужного. она вернулась с доставкой еды, зацепила дверью недоеденный суп в пластиковой тарелке, стакан с пивом разлился на пол. он не обратил внимания. матч гренландия: англия. два:ноль. — ты будешь есть? тишина. — я тоже. она поставила на тумбочку гадкую стряпню, вытерла руки о его футболку, которая висела на тонких плечах, почти прикрывая колени. ушла в ванную. он заставлял ее пережевывать отвратительно жирный кусок пиццы, проталкивая в рот двумя пальцами, для удобства держа свободной рукой за шею. расплавленный сыр пахнул дешевым ароматизатором, прилипал к горлу. она не сопротивляется. она знает, что вызовет рвоту через десять минут. глянула на часы — девять тридцать шесть. вечера или утра? вечера. за окном сгустились сумерки. небо стало серее обычного. он вытер руки о грязную, ранее белую майку. остатки еды бросил на пол. рядом с жестяной банкой пива и ее пластиковым стаканчиком водки с апельсиновым соком. отвратительно. она улыбалась. пальцами игриво запихивала в рот растекшуюся по лицу пищу. он не смотрел. через пять минут начнется марафон фильмов, но он посмотрит только половину — дождется марлу из общего душа. и они знатно повеселятся. его слюна отвратительна на вкус. ее же — водянистая, с нежный привкусом ментоловой зубной пасты. она вычистила рот слишком тщательно. она не хотела, чтобы он знал об этих инцидентах. потому сейчас для него это лишь пустое удовольствие — он пытался вымыть желчь гниющих зубов, залезть языком как можно глубже. это ведь называется французским поцелуем, марла. она не плакала, когда он стягивал с нее одежду. не возражала. не была против. она рассматривала шрамы от зубов на пальцах правой руки и усмехалась мимолетным мыслям. он хотел, чтобы она кричала. хотел, чтобы все в отеле знали на что он способен. одна лишь мысль о том, что этот отвратительный лысый черт этажом ниже, страшный тучный импотент, услышит ее стон, приводила его в безумие. марла безразлично смотрела на часы. еще десять минут и она сможет вызвать рвоту. он ожесточенно ускорил темп. это значило, что все скоро кончится. и она сможет… когда она пыталась признать боль и не уходить в себя, она смотрелась в маленькое зеркало над умывальником. вытирала остатки пищи из уголков губ. скоро она станет настолько отвратительной, что он оставит ее. и она сможет умереть. марла открыла дверь с одного удара тяжелым черным ботинком. на ней белое полупрозрачное платье. — хочешь меня оттрахать? — сигарета тлела в пальцах. он оторвался от телевизора. на экране реклама тонких ментоловых сигарет. там прохладная весна и свежий, пленительный воздух, которого так давно не хватает их легким. их гниющим легким. — у нас закончились презервативы. — было видно, он взволнован. — вдруг ты забеременеешь? ее наигранное сожаление. она присела на край кровати, невинно сложила руки. театрально грустно прошептала: — что ты, милый… я бесплодна. бесцеремонно громкий смех вырвался из ее губ. она затянулась. ярко выраженные скулы. — так что можешь не беспокоиться, мистер тайлер-озабоченный-мальчишка. лицо поменялось в выражении. он резко подскачил на кровати, бросился на нее, кинул на пол. марла закричала от неожиданности. сигарета выпала из рук, врезалась в его шею. он сидел на ее ногах, крепко зажав своими. в его глазах читалась ненависть и злоба. в ее — животный страх. — не смей называть меня тайлером дерденом! каждое слово отдавалось в голове новым ударом, и она билась в бесшумной истерике. кровь из разбитого носа капала на пол, брызгала в лицо. его дыхание участилось, мозг выбросил в кровь адреналин. чем не прекрасная альтернатива сексу? — я убью тебя, словно убил тайлера! его больше нет! больше нет! в тени кровати ее лицо казалось черным месивом. разбитые губы дрожали, кровь из носа затекала в открытый рот, через который она так жадно хватала воздух. она старалась закинуть голову в глупой надежде дышать. и он оставил ее. дыхание пришло в норму. желал больше не видеть противного, ужасающего происшествия. реклама заканчивалась, и он собирался досмотреть старый-добрый фильм, который крутят каждую ночь для таких, как он. сел на кровать. подвинулся на свое место у телевизора. прежде чем переключить канал, он, конечно, вытер руки о простыни. правда сосредоточиться у него не получалось. через несколько минут она немного успокоилась. держась за свисающий с кровати лоскут простыни, марла поднялась с пола. нежное платье на груди стало алым. — ты настоящее чудовище. она заплакала. на негнущихся ногах поспешила в ванную, цепляясь за стены, врезаясь в стены. дикий крик и жалобный вой отдавался эхом в маленькой комнатке - она увидела свое лицо. этой ночью марла спала на кафельном полу, закрыв двери изнутри. фильм больше не имел того приятного вкуса. «я хотел уничтожить что-то красивое» марла сингер лежала неподвижно. неотрастающие с момента их первой встречи волосы стояли дыбом. она повернула голову и усмехнулась ему. влажный кашель пронзил хрупкое тело. он приподнял ее голову. закашлялась, повернулась в сторону, ища посудину, в которую могла бы выплюнуть мокроту. он поднес вторую руку к ее рту. недоверчивый взгляд стеклянных глаз. в ладони оказались желтоватые выделения с примесью крови. она задумчиво смотрела на них — стоит ли посмеяться о вреде курения? указательным пальцем руки он вытер ее только-только зажившие губы. целовать их — одно удовольствие — больно. она научилась принимать боль. и он тоже. громоздкие ботинки на ее костлявых ногах дрогнули от тонкого смешка. снова кашель. сегодня она не надела свое любимое платье — оно валялось в забившейся раковине. как жаль, ведь она так хотела его постирать. он поцеловал ее снова. марла утомленно улыбнулась. марла добилась своего. двери в номер закрылись. он пошел в конец коридора (как давно он не выходил из их комнаты?), попутно встречая совершенно незнакомых людей, с которыми живет уже половину изнурительного года. кто-то старался не заметить. кто-то боязненно отводил глаза. почему всем пришло в голову выйти из своих темных пещер именно сейчас? он вошел в общую ванную комнату. не глядя в зеркало наклонился над раковиной. синевато-серой холодной водой он смыл с руки мокроту марлы. умылся. собрался с мыслями. его пробрал кашель. надо бы запретить марле курить рядом. или же пусть хоть откроет окно. на умывальнике лежала чья-то бритва. рядом запасное лезвие. наверное, ему сейчас нужнее. когда он подходил к двери в их номер, он знал, что не увидит там марлу. его воспаленное сознание не нарисует ее гниющее тело, бездыханно лежащее на кровати. он слишком напуган и слишком утомлен. может быть, завтра. если это завтра настанет. он подошел к зеркалу в пол, где когда-то рассматривал чудесное тело марлы. но теперь там ее не оказалось. белое платье висело на нем разорванной тряпкой, кровь частично отмылась в холодной воде. его костлявые руки. изможденное лицо. черные ботинки лежали на кровати, повторяя изгиб положения тела марлы, когда он выходил. когда он видел ее в последний раз. она такая красивая. — тебе идет, мой маленький мальчик джек, — ее глухой смех отдавался в голове. он хотел бы видеть ее. наверное для того, чтобы снова ударить. но раны не зажили на его лице достаточно для этого. — марла сингер, ты добилась своего. ты умерла, как и хотела. но почему ты никогда не думала обо мне? так и не отстиранное платье стало багрово-красным. снова. на этот раз окончательно.