Старик всегда, когда напивался и был в настроении поговорить по душам, а не раздать тумаков просто за слишком резкий вздох, то любил говорить, устало смотря вдаль: «Опасайся женщин, Тоджи. Они наш величайший дар и величайшее проклятье». Тоджи в целом пожимал плечами — не верил. Он был тогда восторженным юнцом, которого из-за раздолбайства выгнали из колледжа, куда смог впихнуть его отец на учителя физкультуры, и в то время казался сам себе очень взрослым, потому что работал и получал деньги. Отец в целом покрикивал, раздавал тумаков за то, что Тоджи не хотел учиться, но заставить его никак не мог — с годами жизни с отцом у парня выработался иммунитет. Ему правда было плевать на образование, на какие-то туманные возможности, он хотел жить здесь и сейчас. Учеба явно этому мешала.
И женщины его завораживали больше всех развлечений, чтобы были доступны в помойке, где он жил. Вкусно пахнущие, с большой пышной грудью, к которой хотелось прильнуть как младенец, с сочными бедрами, на которых было очень удобно насыпать соль для текилы. К сожалению, сучки часто мучали себя диетами, и все самое вкусное исчезало из бедер, они становились худыми чокнутыми анорексичками, об которых только можно было порезаться.
Вот у мамаши Мегуми никогда не было проблем с этим. Тоджи было с чем сравнивать, он уже был далеко не соплежуем, когда пересекся с ней в том баре, но все равно едва не свернул шею, когда эта сучка проходила мимо него, виляя бедрами, зная, блядь,
точно зная, что все в баре смотрят лишь на нее. И когда она обернулась на него, улыбаясь этими пухлыми губами с красной помадой, как будто вышла из влажной мечты его юности, и поманила пальцем, Тоджи знал, что вляпался по уши. С ней он познакомился спустя два месяца после смерти старика, когда Тоджи был готов броситься куда угодно лишь быть забыть едкий запах больницы и высохшее тело отца на койке.
Уже через два часа он слизывал соль с этих сочных, мясистых бедер, где не было ни намека на углы, лишь мягкие линии в которые хотелось вцепиться зубами, запивая все текилой, параллельно сжимая ее бока почти до синяков, и чувствовал себя победителем. У них был крышесносный секс, половины которого даже Тоджи не помнил, потому что налегал на алкоголь, а она, как переехала в их город, начала долбить кокаин. Все было идеально, лето, солнце, ее густые черные волосы, которые идеально наматывались на кулак, зеленые, как бутылка Турбо глаза, и конечно то, что она не ебала мозги ему и охотно в любое время давала ебать себя — Тоджи вообще считал, что это залог хороших отношений. Они могли бы быть как Бонни и Клайд, только чуть старше, и вместо рока, на фоне играла бы блядская латина, под которую она вертела жопой на шесте за деньги для старых дрочунов, пока он подрабатывал, то грузчиком, то в такси, а иногда и вышибалой в клубе, где она танцевала. Тоджи смотрел на то, как она крутится на шесте, и в зале все переставали дышать, а он стоял в своих поношенных брюках и белой рубашке, которую выдал ему на вечер администратор и понял, что эта сучка принадлежит лишь ему. По крайней мере, тогда ему так казалось, да и она, сколько бы не улыбалась под действием синтетики каждой собаке на улице, не давала повода думать иначе.
Они и правда могли бы быть Бонни и Клайдом, если бы она внезапно не одумалась и вдруг после того как склонившись над толчком выблевала почти все кишки из-за паленой синтетики, пока Тоджи как заботливый идиот, держал ей волосы, не прохрипела в рыжий от ржавчины край унитаза, воняющий мочой, что на самом деле это никак не паленая синтетика, а вообще-то она беременна. Сучка на то и сучка, чтобы обломать все веселье и залететь спустя два месяца. Батя вообще мало чем запомнился Тоджи кроме оплеух, оставленным шрамом с левой стороны губ и кучи долгов, но смог внушить одно — если твоя сучка залетела, то женись, потому что ты все-таки мужик, а не какой-то пидор, трясущийся от любой ответственности. Поэтому тогда после ее слов Тоджи опустился рядом на колени, пачкая джинсы в чем-то липком, возможно, даже сперме или чьей-то блевоте, и надел сучке на палец язычок от банки пива, случайно завалявшийся в кармане, и сказал, что ну хули, раз так вышло, давай выходи за меня, я позабочусь о тебе и о спиногрызе. И сучка недолго думая согласилась и тут же поцеловала его в рот.
С того кислого поцелуя от блевотины и запаха мочи все пошло наперекосяк. Сучка и правда оказалась беременна, вот только продолжала вести свой обычный образ жизни, словно вздутый живот с мелким засранцем или засранкой, ни к чему не обязывал. Хотя теперь она всем охотно рассказывала, что когда у нее родится дочь, она назовет ее Мегуми и обязательно отдаст в какую-то дорогущую школу, и будет провожать ее каждый день стоя в шелковом халате у забора своего огромного дома с белым забором. Тоджи хмыкал в свой виски — максимум, что у них будет это дыра с продавленным матрасом чудом, если без тараканов. Но он тогда не понимал, что сучка говорила все не в шутку, она правда всего этого хотела. И собиралась получить.
Тоджи ведь любил ее. Грубо и своеобразно, как, наверное, каждый Фушигуро только и умел, в том числе и его отец. Грубо, по-своему, старался заботится, выбивал из рук бокалы, оттаскивал за волосы, когда она собиралась нюхать очередную дорожку. Он тогда в вонючем туалете дал обещание заботиться о ней и о ребенке и собирался его сдержать. Стал больше работать, даже пытался что-то откладывать, но тщетно, они все спускали на какую-то хуйню. Сучка капризничала, кричала, начала ебать мозг, но Тоджи мужественно терпел всю хуйню, потому что понимал, что какой смысл спорить с тупой блядью как она. Им просто надо пережить все, что есть сейчас, а потому, когда родится их спиногрыз, стянуть пояса и перебраться в дыру побольше и прожить тихо, занимаясь сексом и приглядывая за спиножуем.
Пацан родился раньше срока. Сучка закатила истерику, что родилась не дочь, на что Тоджи, пожав плечами, записал в свидетельстве рождения Мегуми, имя, которое она выбрала для дочери. Ну хули, почти дочь. Сучка тогда еще помнится посмеялась и обняла его. Той ночью они славно потрахались, пока Мегуми надрывно кричал в картонной коробке, забитой одеялом, и Тоджи подумал, что вот все наладится и они заживут.
Как бы не так. Сучка, поджав хвост, сбежала спустя год к своим мечтам о лужайке, белом доме и дорогом шелковом халате. А Тоджи остался с странно затихшим Мегуми, долгами и яростью, которой можно было поджечь чью-то жопу. Например, тому итальяшке с которым сбежала шлюха.
Все что она оставила после себя это какие-то вещи, шампунь и записку, чтобы Тоджи ее не искал, и позаботился о Мегуми так, как она не смогла. Вроде, даже извинялась за свой поступок, но Тоджи не дочитал — щелкнув зажигалкой подпалил угол объявления, на обратной стороне которого была записка, и швырнул его в раковину.
Женщины и правда величайший дар и проклятье.
Первой мыслью, после того как он понял, что сука сбежала, было выкинуть Мегуми, как щенка, на помойку чтобы не напоминал о своей суке мамаше. Он действительно порывался это сделать, завернул мальца в одеяло, между складками положив какие-то его вещи, запихал в пакет вещи его мамаши, но, смотря в эти темные глаза, и то, как отчаянно пацан хватался за майку, он понял, что нихуя. Он не бросит Мегуми, как сделала это его мамаша, и как мамаша Тоджи бросила его с пьющим папашей в свое время. Нихуя подобного. Тоджи в конце концов не пидор, а мужик ответственный. И поджав хвост он мог бы убежать только от мусоров, но точно не от ответственности.
— Мы с тобой справимся, мелкий, — уверенно сказал тогда Тоджи, прижимая к себе мальца, который тут же доверчиво уткнулся носом в шею и засопел. — Не было такой хуйни, с которой не справились бы Фушигуро.
На улице было странно тихо, крышка мусорки, куда Тоджи только что выкинул тряпки шлюхи (что-то он оставил чтобы мыть пол — пусть сука хоть так поможет), грохнулась обратно так, словно взорвалась бомба. Малец вздрогнул, но не заплакал — только попытался вцепиться пальчиками сильнее в майку отца.
Так все и началось заново — с огромный дыры в душе, отчаянного желания напиться до такого состояния, чтобы свалиться в подворотне около дома, грохота и нескольких центов в кармане, на которых не купишь даже сигарет.
Учиться жить заново оказалось внезапно слишком сложно. Несмотря на то, что сука могла спокойно забыть Мегуми в баре, оставить его в продуктовой тележке и уйти, если понимала, что ей не хватает на что-то, спихнуть мальца каким-то знакомым знакомых, она пыталась помочь. Чаще всего, конечно, в моменты просветления, когда, разумеется, была трезвой, но надо отдать ей должное она пыталась. Заботилась о мальце, готовила ужин, коряво, но как умела, и приносила часть денег домой, из той части, что не спускала на наркотики. Это казалось минимальной помощью тогда, но когда не стало и ее на Тоджи обрушилось слишком много. И пусть у него никогда не было друзей с которыми он выпивал по пятницам, а чаще уже на месте находил собутыльников, и в целом занятий помимо работы, теперь, когда у него на руках оказался целый головастик, Тоджи в принципе забыл, что когда-то вообще было свободное время, чтобы неторопливо подрочить.
Но он не жаловался. Мужик-то он почти с большой буквы, а такие не ноют и не воют, даже если по ночам отчаянно хочется послать все нахуй, такие встают, гордо расправляют плечи, собирают головастика, сонно хлопающего губами, и идут на работу. Потому что жизнь сука и редко бывает приятной.
Мальца поначалу было совсем не с кем оставить, и мужчина повсюду таскал его с собой — дети буржуев наверняка с пеленок путешествуют по разным странам, ну а чем Мегуми хуже? Он вот и путешествовал то в бар, где Тоджи работал вышибалой, и ждал его в гримёрке, где всегда была какая-то стриптизёрша, с радостью готовая поворковать над карапузом, мягко потягать его за щеки и оставить поцелуй на лбу, попутно причитая ну как так сучка могла бросить такого очаровательного малыша. То ждал его в офисе компании у секретарши, где он работал на стройке. Малец в целом никогда особо не капризничал, как это часто бывает с мелкими засранцами, не закатывал истерики, а после того, как мамаша свалила и вовсе затих — в его глазах была такая огромная осознанность, словно он и правда понимал почему порой Тоджи дает ему перегретую смесь, оставляет с незнакомыми людьми или коряво моет голову. А может Тоджи и правда ебанулся с возросшей нагрузкой и ответственностью, и малец просто был обыкновенным мальцом.
В целом постепенно жизнь входила в новый бешенный ритм, который скоро уже стал настолько привычным, что, когда выдавался выходной и Тоджи, заслуженно плюхался на диван с баночкой пива, попутно следя чтобы снова не облить малого, сопевшего на груди (такое уже было, а отмывать карапуза от пива крайне лень), это казалось сродни дару свыше. В такие моменты, когда он с мальцом выбирался вечером в парк для таких же головастиков, где каждая мамаша пускала слюни на Тоджи, словно видя мальца вместе с мужиком это некий гарант того, что мужик-то надежный и сложен неплохо, мужчина чувствовал себя даже счастливым в какой-то степени.
И все же не обходилось без проблем. Один раз Тоджи едва поставил греться на плиту смесь, тут же рухнул на скрипящую табуретку около стола и захрапел — в тот день он в жару уебался так, словно отработал пять смен подряд. Конечно же чертова бутылочка сгорела вместе с кастрюлькой — мужчина проснулся от запаха гари и тихого хныканья сына на диване. В тот день со злости мужчина ударил стенку и пробил в ней дыру, потому что в этой дыре стены делали, кажется, из картона, потому что люди в подобных дырах точно не заботятся об окружающей обстановке — им главное просто иметь крышу над головой. И Тоджи в целом считал также: это не хоромы, так что дырой в стене больше, или меньше, это вряд ли бы что-то сделало хуже. Вот только владелец захолустья так не считал — когда он снова пришел за деньгами в своих тяжелых роговых очках, что даром не падали с носа, то с криками и визгами заставил платить за ущерб квартире. Тоджи в целом считал, что квартирой это захолустье может назвать только выживший из ума старик, а дыра в стене, наоборот, очень даже полезна — теперь легко можно было следить из кухни за мальцом. Старику было плевать. Плати или убирайся.
И в этом была главная проблема. Чертовы деньги улетали со скоростью света и, если бы Тоджи как-то шиковал, он бы понимал, куда они деваются, но нет, все уходило на оплату долгов с лечения отца (отец лечился от рака долго, страховка и пенсия покрыли лишь минимум), с тех, что они набрали с сукой (и черт вспомнишь на что именно), и на самый минимум необходимого. Тоджи осознавал, что им бы выбираться из этой дыры, где тараканы ходили пешком (нет, Тоджи конечно хотел завести мальцу какую-то животинку, да и сам мелкий всегда по-карапузьи что-то лепетал и тянул руки к каждому щенку на улице, но точно не тараканов), купить хоть кроватку мальцу (после того как сука сбежала Тоджи соорудил на диване мальцу гнездо из одеял, но тот упорно перебирался спать к нему на грудь, и мужчина отчаянно боялся задавить головастика во сне), показать его врачу (он показывал его знакомому патологоанатому, но Тоджи не тупой и понимал, что такой врач вряд ли скажет что-то путное, если только малец не откинется), покупать витамины и нормальную еду. Взяться за третью работу грозило сумасшествием и вариантов было два: украсть откуда-то кучу денег или раскопать в хламе телефонную книжку отца, где наверняка кто-то мог бы помочь с работой.
Воровать Тоджи не умел, да и если загреметь за решетку, то мальцу вряд ли станет лучше, так что он нехотя достал из глубин шкафа коробку из-под обуви. Так странно было ее держать в руках — отец был грузным, высоким человеком с широкими плечами и суровым взглядом, и просто от его присутствия в комнате окружающие робели, но все, что осталось после такого человека уместилось в маленькую коробку. Там были какие-то его записи, фотографии со службы в армии (никаких фотографий с матерью — их отец сжег), самого мелкого Тоджи, где он был забавным головастиком, зеленая записная книжка, почти нетронутая, брелок с ключей мустанга, который мужчина продал сразу после смерти отца, чтобы внести хотя бы часть счета за лечение рака. Отец сражался с раком так же яростно, как делал все в своей жизни, но раку было плевать — он просто пришел и сожрал старика, словно его никогда и не было.
Несмотря на то, что отец служил почти всю жизнь, он не смог заработать никакого высокого звания — уж слишком тяжелый характер был у старика (Тоджи ли не знать), слишком он любил поцапаться со всеми и выпить. И поэтому, когда ему пришлось выйти на пенсию по возрасту, ему платили копейки. Словно в наказание за тяжелый нрав.
Наверное, единственное, что ценное получил отец на службе это связи, пусть и немногочисленные. Не каждый мог разглядеть за вечно угрюмой рожей отца и ядовитыми словами хоть каплю заботы. Мать не смогла, да и сам Тоджи лишь спустя многие годы смог понять, что отец говорил дело.
В записной книжке была заполнена лишь одна страница ровным уверенным почерком отца. Первый номер был старый Тоджи, второй номер сантехника, третий местного китайского ресторанчика, где по мнению отца была лучшая утка по-пекински, а четвертый старого друга отца по армии, с которым до болезни старик любил выпить.
Со вздохом Тоджи посмотрел на мальца, который сопел, положив голову на игрушку собаки, у которой немного отваливалось ухо, подумал, что на вечер осталась полупустая консерва с бобами и набрал номер.
Яга взял после первых двух гудков и, узнав Тоджи, предложил встретиться тем же вечером. Яга и отец были людьми старой закалки и не любили разговаривать по телефону дольше положенного.
Тем вечером Тоджи отпросился с работы и, подумав, все же взял с собой Мегуми, хотя изначально хотел его оставить с кем-то в гримерке. С мальцом все будет проще объяснить.
Подходя к бару, где была назначена встреча, Тоджи нервно вздохнул и выдохнул, ближе прижимая к себе головастика, который с интересом рассматривал все вокруг. Этот вечер будет решающим и, несмотря на то, что Тоджи знал, что Яга отличный мужик и всегда готов протянуть руку помощи, понимал, что в этом случае он просто не сможет предложить ему и мальцу что-то лучше, чем у него сейчас было.
— Привет, Тоджи. Ты прям возмужал, — Яга сдержанно кивнул, приподнимаясь со стула около барной стойки, чтобы пожать руку. На памяти Тоджи Яга вне зависимости от того, каким мелким был Тоджи, всегда здоровался с ним как со взрослым, что очень подкупало. — Как отец? Он давно мне не звонил.
Тоджи перевел взгляд на высокий бокал пива перед собой, по которому неторопливо сползали капельки воды. Как только отец заболел, он запретил кому-либо (не то чтобы было много вариантов) говорить о своей болезни, потому что боялся показаться слабым, немощным, и до тех пор пока Тоджи силой не положил его в больницу, продолжал видеться с Ягой, пусть даже реже. Потом Тоджи приезжал забирать его на машине, потому что чем дальше, тем меньше отец мог ходить сам. Перед тем, как лечь в больницу, отец позвонил Яге и сухо объяснил, что уезжает на какое-то время и не знает когда вернется, но как только приедет обратно, сразу позвонит. Это было в духе отца — просто пропадать со всех радаров на время, а потом возвращаться, словно ничего и не было. И Яга не придал этому исчезновению никакого значения, Тоджи был уверен.
И зря.
— Отец умер. Рак печени, — говорить об этом спустя время становилось все проще, но все равно внутри что-то сжималось. Отец был порой ужасным и деспотичным человеком, но Тоджи искренне его любил. Может в этом и было его проклятие — любить и заботиться об ужасных людях. — Просил не говорить никому, но я думаю, что сейчас ему уже все равно.
— Вот как, — Яга был в своих неизменных темных очках, за стеклами которых невозможно было рассмотреть глаза, но по тому, как мужчина чуть ссутулился Тоджи понял, что новость выбила его из колеи.
С возрастом как-то смиряешься с тем, что все твои давние знакомые умирают, но даже не особо часто общаясь с мужчиной, Тоджи мог сказать, что они с отцом были очень близки. Наверное, даже лучшими друзьями, учитывая, что они общались с самого первого дня как отец пришел в армию.
Отец любил рассказывать как они ночевали под звездами, делили паек на двоих, прикрывали спины друг другу и порой вечером, когда валишься от усталости, потому что за день вы прошли больше намеченного, то могли и разговаривать без слов. Такого человека никогда не было в жизни Тоджи, пусть он втайне и надеялся, что сука станет такой для него, так что он не мог представить, что чувствовал сейчас Яга. Оставалось лишь догадываться.
— Тогда за него, — Яга поднял вверх свой стакан. Костяшки у мужчины побелели от напряжения. — Пусть покоится с миром.
Тоджи кивнул. За это и выпили.
— Со стороны отца было эгоистично не дать вам попрощаться, — осторожно начал Тоджи, вспоминая то, как он в полном одиночестве стоял над прахом отца, думая, что старик прожил целую жизнь, а все равно по сути умер один. — Я могу вам сказать, где сейчас его прах, если хотите прийти и пог…
— Нет нужды, — мужчина покачал головой и отпил еще виски. Когда Тоджи вошел в бар, он увидел перед собой статного мужчину в черном костюме, но сейчас перед ним сидел старик, на плечах которого лежал весь груз прожитых лет. — Ходить нужно к живым. Мертвецам уже все равно.
Какое-то время они сидели молча. Тоджи не знал как продолжить диалог, Яга просто задумчиво раскачивал из стороны в сторону стакан, а Мегуми восторженно смотрел на потолок бара, откуда свисали бумажные фонарики и тянул к ним руки, пытаясь пощупать.
— И что же привело тебя ко мне, Тоджи? Вряд ли сообщить новость об отце.
Мегуми попытался вскарабкаться вверх по Тоджи, чтобы достать фонарики, но мужчина усадил его на колени и вручил сухую салфетку. Малец был сегодня в особенно хорошем настроении и принялся ее рвать на кусочки, параллельно лепеча что-то на карапузьем.
— Мне нужна работа, — Тоджи решил не ходить вокруг и около. Этого не любил отец и Яга тоже. — Мне… Нам не хватает того, что я зарабатываю, да и мальцу не очень здор
ово жить там, где мы живем. Я вам позвонил, чтобы узнать, может у вас есть для меня какая-то работенка?
Яга был директором крупной фирмы по производству игрушек. Может, любимый плюшевый пес мелкого тоже был оттуда.
— Получается тебя можно поздравить с замужеством и созданием семьи. Это правда похвально, уверен, отец бы гордился тобой, — Тоджи скривился на вопросе о замужестве, да и отец вряд ли бы обрадовался — ворчал бы, что Тоджи как обычно подумал сначала членом, а не головой, и теперь ходит и пытается все расхлебать. — Как зовут мальчика? Сколько ему?
Яга протянул руку Мегуми, но малец не понял зачем и оторвавшись от салфетки, аккуратно положил подбородок на протянутую ладонь. Тоджи против своей воли улыбнулся. Малец был само очарование даже непонятно как такое розовощекое чудо могло быть его сыном.
— Мегуми. Почти три года, — ответил Тоджи, наблюдая за тем, как Яга темной морщинистой ладонью гладил мальца по щеке, а потом взъерошил волосы. Мегуми что-то ему агукнул, а Яга улыбнулся в ответ. Перед очарованием мальца не мог устоять никто. — И никакой семьи нет, только мы с ним. Так что все намного сложнее.
Яга кивнул, словно понял все, что хотел сказать Тоджи. Мегуми взял пальчиками ладонь Яги и принялся ее рассматривать.
— У меня есть одно предложение. Давний знакомый заведовал школой через два квартала сколько мы с ним знакомы и недавно ушел с поста и передал место сыну. И вместе с моим знакомым ушла почти вся старая гвардия из преподавателей. Может, потому что уже возраст, а может из-за мальчишки. Я наслышан, что он довольно взбалмошный.
Яга пожал плечами, и Тоджи показалось, что он явно что-то не договаривает про этого нового мальчишку директора, но это не имело значения. Мужчина не понимал к чему клонит Яга — где он, а где преподавание? Тоджи в жизни работал лишь мускулами, даже не удавалось устроиться барменом, хоть он по юности и пытался — он так косячил, что его все на второй день вежливо и не очень просили уйти.
— И ушел учитель физкультуры в том числе. Хороший был мужик, мастер спорта по боксу, заслуженный тренер. Мы пару раз пересекались, он отлично знает свою работу, — продолжал Яга. Тоджи нахмурился. Мужчина просто рассказывал о своем знакомом или это как-то касалось работы? — Найти замену такому непросто и это займет много времени. Возможно, месяцы. Школа приличная, туда абы кого не берут. Мой парнишка учится там. Приемный. Взяли на воспитание с женой, — увидя замешательство на лице Тоджи, пояснил Яга. — Отец наверное не рассказывал тебе, но сейчас он уже заканчивает школу. И вот к чему я это все.
Яга коротко объяснил, что пока они ищут какого-то преподавателя с количеством регалий с, наверное, количество тараканов в дыре, где живут Тоджи и Мегуми, им нужен кто-то на замену. Причем крайне срочно.
Студента, у которого еще молоко на губах не обсохло, они брать не хотят — мальчишка-директор говорит, что с учениками надо строже, показывать им, кто главный, а не быть с ними на равных и водить дружбу. Тоджи на этих словах усмехнулся. Юный господин директор наверняка еще сам размазывал молоко по губам, а уже, распушив хвост, как павлин, и давал ценные указания всем подряд. И Тоджи, по мнению Яги, идеально подходил: спортивный (лучший зал — работа то грузчиком, то на стройке), умный (ну а хули нет) и он хотя бы пытался закончить колледж как раз для того, чтобы стать учителем физкультуры, так что хоть какие-то знания и понимание ситуации у него есть. Тоджи не стал разубеждать в этом Ягу.
— Опыта у тебя нет, я знаю, но сказали, что предыдущий учитель оставил все планы и наработки. Тебе просто надо ими воспользоваться. Я не думаю, что с тебя будут много требовать, все-таки ты просто учитель на замену, а через пару месяцев, когда найдут уже полноценного учителя, то я помогу тебе подыскать что-то другое. И самое главное, — Яга еще раз взъерошил волосы Мегуми, на что малец всплеснул руками, — там предоставляется общежитие ученикам и преподавателям в том числе. Так что проблем с жильем не будет и трат на него тоже. Зарплата, скорее всего не будет высокой, поскольку она пропорциональна количество регалий и опыта, но я уверен, что вам с Мегуми хватит. И точно останется.
Тоджи задумчиво почесал затылок. Работа и правда не казалась сложной — почитать чьи-то учебные планы, показывать каким-то соплежуям как правильно делать упражнения, может где-то прикрикнуть и поиграть мускулами. И они с Мегуми будут жить не в какой-то дыре, потому судя по словам Яги там и правда была неплохая школа для буржуев где и наверняка кто-то сможет присмотреть за Мегуми, пока он на занятии. Да и хоть сбросить с себя половину заморочек тоже крайне приятно.
Вот только… Что-то было явно не так. Уж слишком сахарно все казалось. Тоджи привык, что под неважно какой толщины слоем меда всегда было какое-то говно.
— Все похоже на сказку, если честно. В чем же подвох?
— Подвоха нет, есть проблема, — усмехнулся Яга, залпом допивая виски, даже не сморщившись, хотя, если они пили наравне с отцом, то это не должно удивлять. — Я могу лишь порекомендовать тебя своему знакомому, но решает все его сын после личного собеседования, на которое никак не могу повлиять ни я, ни мой знакомый. Все зависит лишь от нового директора и от тебя в том числе. В этом и вся проблема. Будь последнее слово за мной ты же знаешь, что я бы взял тебя, но тут… Тут я бессилен.
Тоджи кивнул. Работа казалась и правда слишком хорошей, чтобы можно было ее просто так получить. Придется поднапрячься и сейчас, когда на горизонте появилась действительно отличная возможность, мужчина точно не собирался сдавать назад. Если для того, чтобы не жить в дыре и иметь возможность обеспечить Мегуми всем необходимым нужно понравится какому-то молокососу, то Тоджи готов засунуть гордость куда подальше и попробовать притвориться едва ли не ангелом. На карту поставлено и правда слишком много.
— Я согласен. Рекомендуйте меня, а дальше я сделаю все, что нужно. И что ненужно тоже.
— Думаю, что лучше остановиться только на том, что нужно. Новый директор и правда довольно своеобразный, — Яга тихо рассмеялся и поднялся на ноги. Мегуми который сосредоточенно рассматривал его руку и уже собирался укусить какой-то палец грустно пробурчал что-то. — Был рад повидаться с тобой, Тоджи. Надеюсь, что увижу еще тебя и Мегуми, и что у вас все получится. Отец бы гордился тобой, я уверен в этом.
Тоджи пожал плечами. Реакцию старика никогда нельзя было предугадать, и она всегда зависела от его настроения. На одно и тоже он мог отреагировать полярно по-разному в зависимости от того с какой ноги поднялся с кровати. И никогда нельзя было предугадать его реакцию.
— Спасибо вам большое, — искренне сказал Тоджи. Он правда не думал, что Яга сможет ему предложить что-то настолько хорошее. — Вы нас правда выручили.
Яга лишь кивнул в ответ и попрощался. Видимо, исчерпал свой лимит слов.
Сошлись на том, что Яга напишет ему когда и куда подъехать на собеседование. Тоджи подумал, что надо не забыть зарядить телефон и проверить не воняет ли белая рубашка и поглажены ли брюки. Мужчина устраивался на работу учителем физкультуры, но вряд ли господин директор оценил бы то, что он притащился в трениках.
***
С утра, когда Яга скинул сообщение со временем и адресом, сердце Тоджи пропустило удар — это не шутка, у него и правда замаячил на горизонте охуительный шанс все обустроить. И будь он проклят, если не вцепится в него зубами, как пес.
Мегуми Тоджи оставил с секретаршей в офисе, где он работал на стройке, ни разу не думая: девчонка там работала очень милая, и Мегуми был от нее в восторге — вечно сидел рядом с ней на столе и пока она заполняла таблицы любил ей что-то рассказывать на карапузьем и тыкать в монитор. А ей словно и самой было в радость слушать его лепет и вроде даже что-то отвечать. Она-то и подарила ему белого игрушечного пса, с которым не расставался мелкий.
И вот в три часа дня Тоджи стоял около кованных ворот, ведущих в школу. По рассказу Яги он конечно понимал, что школа явно для буржуев, потому что не у каждого есть деньги на оплату школы с общежитием, но явно недооценил масштабов. С виду белое здание школы, чуть меньше бежевое здание рядом (наверное, общежитие) и коротко подстриженная небольшая лужайка навевали чем-то словно из кино, но точно не из жизни. Даже на воротах были выкованы лепестки, стебли и большие позолоченные розы, которые так поблескивали, словно юный господин директор лично сам их протирал. То тут то там ходили ученики в красной форме — девушки в клетчатых юбках и белых рубашках и парни в черных брюках и накинутых сверху на белые рубашки красных пиджаках.
Посреди всего этого Тоджи чувствовал себя крайне неуверенно — ему казалось, что и брюки на нем сидят по-дурацки, что трусы неприятно забиваются в задницу, и все это видят, когда он идет по коридорам, мельком рассматривая какие-то плакаты на стенах, и рубашка на нем сидит совершенно ублюдски, вечно собирается складками, когда он от неловкости растирал плечи, стоя под кабинетом господина директора. Тоджи прекрасно знал, что и брюки сидят на нем отлично и рубашка потрясающе обтягивала его большие руки и широкую грудь — работая в такой одежде вышибалой в баре, Тоджи часто ловил на себя абсолютно голодные взгляды девушек, женщин и даже мужчин и это всегда его забавляло. Но сегодня ему казалось, что он оделся не по размеру, словно украл одежду у кого-то, и эти девчачьи мысли по типу «а как я выгляжу, смогу ли я понравится главному парню школы» безумно раздражали и уже хотелось сорвать с себя все, плюнуть и вернуться в свою дыру, но, глубоко вздохнув, Тоджи шел дальше. Он никогда не нервничал, в целом считал себя огромной глыбой льда и сейчас все происходящее сводило с ума. Тоджи даже почувствовал как на лбу выступили капельки пота.
У охранника на входе Тоджи спросил как пройти и из-за нервов боялся пройти мимо и заблудиться, но огромную табличку почти на всю стену с золотыми завитушками по краям с именем директора и должностью, выведенными витиеватым почерком, пропустить не смог бы даже слепой.
«Наоя Зенин» прочитал Тоджи и глубоко вздохнул, прежде чем постучаться. От этого молокососа зависела его и Мегуми судьба, так что неважно кто он и зачем повесил такую до нелепости огромную табличку около двери, ему надо понравиться.
Послышалось приглушенное «войдите» и мужчина, взъерошив волосы, потянул ручку двери вниз. С резким выдохом Тоджи постарался максимально спрятать внутри все волнение и натянуть на губы приветливую (может со стороны она и была похожа на оскал, она была приветливой по задумке) улыбку. Собаки чувствуют страх и набросятся на тебя лишь если понимают, что ты боишься, а значит и слабее них. Пусть Тоджи и не родился с серебряной ложкой во рту повода напасть на себя он точно не даст.
— Добрый день, — поздоровался Тоджи, закрывая за собой дверь.
И замер, сначала подумав, что это какой-то розыгрыш.
В кабинете было все фиолетовое, словно кто-то опрокинул грузовик с краской и вместо того, чтобы убрать просто размазал по всей поверхности, сделав вид, что так и было задумано. На фиолетовых стенах с мелким узором под золото висели картины в фиолетовых рамках, где по краям вились позолоченные лозы. Под ногами был нежно фиолетовый ковер, на котором черные ботинки Тоджи начищенные буквально утром, смотрелись как лужа грязи. Тоджи и сам не понимал как ему удалось сохранить ровное выражение лица, а не сматериться вполголоса и удивленно скривиться.
— Добрый день. Вы же Тоджи Фушигуро, кандидат на должность учителя физкультуры на замену? Очень приятно, меня зовут Наоя Зенин, присаживайтесь, побеседуем.
Во главе темно-фиолетового деревянного стола, занимавшего большую часть комнаты, сидел господин юный директор в фиолетовом костюме, в светло-фиолетовой рубашке и фиолетовом галстуке, темнее на пару тонов чем рубашка. Тоджи сел на стул, обитый фиолетовым бархатом, с золотыми подлокотниками со стойким чувством, что это все же какой-то розыгрыш.
Вот только чем больше Тоджи украдкой скользил по кабинету, подмечая фиолетовые письменные принадлежности, фиолетовые цветы в фиолетовых горшках перевязанные фиолетовыми лентами, фиолетовые шкафы с множеством одинаковых фиолетовых папок и даже фиолетовый кондиционер, тихо гудящий в углу, и видя, как господин юный директор в целом чувствует себя в этом фиолетовом пиздеце как рыба в воде, то мужчина понимал, что это вовсе не шутка. Это и имел в виду Яга, когда назвал паренька взбалмошным? Или все же было что-то еще?
— Давайте побеседуем, — согласно кивнул Тоджи, устраиваясь поудобнее на стуле, который больше напоминал трон фиолетового короля. Мужчина расслаблено вытянул ноги и скрестил руки на животе, на что юный господин директор, подперев щеку рукой, с интересом посмотрел на него. На руке у него поблескивали фиолетовые часы. — Спрашивайте, я готов ответить на все, что угодно.
«Не возьмешь на работу, покрашу все стены и вещи в твоем кабинете в другой цвет, будешь потом бегать и визжать», — мысленно хмыкнул Тоджи. Немного отойдя от шока обстановка даже начинала его веселить. Тоджи словно попал в какой-то кукольный домик, потому что единственным не фиолетовым пятном в комнате был он сам и черно-белые волосы директора. Интересно, почему он и их не покрасил в фиолетовый?
— Вы отлично сложены. Занимаетесь в зале? — Наоя быстро подправил свой и так идеально лежащий воротник рубашки, откинулся на спинку стула и отзеркалил позу Тоджи. Вот только если у Тоджи она получилась абсолютно непринужденная, то господин юный директор сидел так, словно ему засунули кол в спину.
— Я всю жизнь работал руками, так и накачался, — пожал плечами Тоджи. Не было смысла врать — спроси его потом юный директор про тренировки в зале, он бы ничего все равно не смог ответить. — Знаете, грузчик, строитель, да что угодно где надо просто потягать железки и не думать.
— Очень по-мужски, — активно закивал юный директор, как игрушка на пружинке с панели машины. — Так делают настоящие мужчины.
Тоджи хмыкнул и пожал плечами. Просто так сложилась жизнь. Возможно, он бы и работал в офисе с девяти до шести, а потом топал был в зал, чтобы подкачаться, но, к сожалению, мозгами дорос лишь чтобы кое-как закончить школу. В целом и черт с ним, но юный директор был первым, кто так восторженно отреагировал на то, что Тоджи всю жизнь работал руками. Обычно для всех это означало или то, что он просто не способен на большее, или что просто не хочет даже пытаться что-то изменить. Однако тут, когда Тоджи рассказывал про свои предыдущие места работы, Наойю переполнял почти щенячий восторг. Он то и дело перебивал и вставлял фразы в духе «так и делают настоящие мужчины», «прям настоящий мужчина», «истинная мужественность». Тоджи под конец рассказала даже коротко рассмеялся — настолько забавно выглядело это все посреди фиолетового кабинета с пола до потолка, а Наоя видимо воспринял это за одобрение и начал еще активнее поддакивать. Какой-то сюрреализм.
Господин юный директор не спрашивал про его образование, лишь как-то вскользь спросил, а знает ли вообще Тоджи, что надо делать учителю физкультуры. Тоджи конечно же сказал, что да. Гонять детей кругами, чуть прикрикивать, дуть в свисток и щелкать секундомером на нормативах? Ну кто этого не умеет.
В основном директор спрашивал про его любимую выпивку (Тоджи ответил пиво, Наоя едва не закричал от восторга), про то сколько у него было женщин (Тоджи пожал плечами — он что помнит? Наверное, много), про любимую еду (мясо с картошкой — быстро, вкусно и сытно). И еще куча вопросов, не имеющих ничего общего с работой, словно господин директор составлял его анкету на сайте знакомств. Тоджи ухмыльнулся. Хотя, учитывая как Наойя был зациклен на мужественности и как через слово ее восхвалял… Может просто дело в том, что господин директор — пидорас?
Тоджи не имел ничего против геев, сам по молодости щупал красивых мальчиков с длинными ногами, но позже понял, что больше предпочитает женщин. В целом он следовал принципу — пока не ебут его, ничего из происходящего его не ебет. Однако Наойя так отчаянно цеплялся за любое слово про мужественность, активно поддакивая, и зеркалил каждое движение Тоджи, что хотелось смеяться. Просто какой-то цирк, а не собеседование.
Неужели юный господин директор просто гей, который отчаянно пытается казаться каким-то большим страшным мужиком, хотя на деле хрупкий, как тростинка? Это интересно. Если его возьмут на работу, Тоджи пообещал подумать об этом позже.
— Вы настоящий мужчина, — в восхищении выдохнул Наоя, даром что не подпрыгнул на стуле от восторга. Тоджи сдержался, чтобы не закатить глаза. — Нам очень не хватает настоящих мужчин в коллективе, мне сложно нести эту ношу на себе. Но теперь нас будет двое, и мы всем покажем, что значит настоящий мужчина да? Сучки, пиво, мясо, а? — подмигнул Наоя, внимательно смотря на Тоджи, видимо ожидая ответа. И что тут ответить?
— Именно, — кивнул Тоджи, пытаясь не засмеяться. — Сучки, пиво, мясо.
Наоя объяснил все по графику, зарплате и по обязанностям. Тоджи внимательно слушал и в конце кивнул. Он был со всем согласен.
— Вот только со мной будет сын. Ему почти три года, но он не доставляет никаких проблем, все будет тихо и спокойно. Мне не с кем его оставить.
Улыбка Наои чуть дрогнула.
— Вообще по правилам в общежитии могут жить только сотрудники, никакой семьи…
— Настоящий мужчина никогда не бросает свою семью, — подлил масла в огонь Тоджи. Отступать сейчас было бы глупостью, да и давить на больную мозоль юного господина директора казалось неожиданно легко. — Он идет с ней до конца, не смотря ни на что.
— Вы правы! — воскликнул Наоя. — Это еще раз подтверждает, что вы настоящий мужчина. Больше не буду вас задерживать — подойдете к моей секретарше Маки и получите ключи от комнаты, подпишите пару бумаг и все будет отлично. Я очень рад, что мы будем с вами работать вместе, — Наоя перегнулся через стол и протянул руку Тоджи. Мужчина с силой ее пожал, на что Наоя чуть скривился, но в целом не подал виду.
— Взаимно, спасибо за доверие, — ответил Тоджи. Внутри бурлила радость от того что все наконец-то началось налаживаться.
Даже если все происходящее больше напоминало цирк с конями.
***
Тоджи уже в целом неторопливо шел обратно к выходу, даром что не насвистывал песенку под нос. Настроение резко улучшилось, и он шел не в спешке, а наоборот с интересом рассматривал плакаты, картины на стенах, а в особенности проходящих мимо студентов. Они с любопытством смотрели в ответ — это все же закрытая школа и новые лица тут увидишь не так часто.
— Мужчина!
Тоджи шел и думал как заберет мелкого, по пути купит заслуженное пиво и может немного сушеной рыбы и заляжет на диван отдыхать. Теперь он кажется как настоящий взрослый и серьезный мужчина будет работать с девяти до шести и получать полностью белую зарплату. Наверное, старик может им в какой-то степени гордиться — по итогу Тоджи не вырос совсем долбоебом.
— Мужчина, подождите! В белой рубашке!
Это что ему кричали? Может, у директора появились еще вопросы как часто он ходит в душ и как это отражается на его мужественности?
Тоджи обернулся и увидел, как к нему быстрым шагом шел высокий мужчина в круглых темных солнцезащитных очках. Незнакомец широко улыбался и махал руками так, словно они знакомы сто лет.
— Я именно тебя и искал! Ты-то мне и нужен. Прям как дар с небес, честное слово.
Тоджи удивленно выгнул бровь. Он едва сюда устроился, а его уже считают аж даром. Наверное, стоило сказать, что Тоджи совсем не разбирается в преподавании, чтобы потом не было больше спроса.
— Что? — только и спросил Тоджи, совершенно ничего не понимая.
— Нет времени объяснять, ситуация крайне срочная. Пойдем быстрее.
Незнакомец был чуть выше Тоджи, но в два, а то и три раза меньше — тощий, словно глист. Объясняя, он то и дело взмахивал длинными руками, и Тоджи боялся, что он заденет какого-то ученика и сломает ему нос, но дети видимо уже привыкли к такому и обходили незнакомца за пару шагов.
— Куда? — непонимающе переспросил Тоджи.
А незнакомец внезапно заправил за ухо белую прядь волос, усмехнувшись, ответил:
— Мне нужно срочно прочистить трубы. Там огромный засор, только ты и справишься.
И панибратски похлопав Тоджи по плечу, потащил куда-то влево. Тоджи, обдумывая все происходящее покорно пошел за ним. Он внимательно слушал Наою и в его обязанности не входила никакая прочистка труб никому, такое он бы точно запомнил, значит незнакомец его точно с кем-то путает. Неудивительно, он же был в черных очках в помещении, в таких, наверное, и мать родную не узнаешь.
Однако незнакомец уже скоро подхватил его под руку и, зазывающе улыбаясь, тащил его дальше по коридорам, все рассказывая как Тоджи ему поможет и какой он потрясающий и как ему повезло с ним. Незнакомец на вид был абсолютно не во вкусе Тоджи, какой-то тощий и угловатый, и в целом тут точно была какая-то ошибка, а значит с этим надо было что-то делать.
— Я не тот, кто тебе нужен, — Тоджи встал посреди коридора, и незнакомец затормозил рядом с ним, по инерции чуть дернувшись вперед. — Я не буду чистить тебе трубы.
— Как нет? — удивленно переспросил незнакомец. Черные очки чуть сползли с носа и за ними так же поражено блеснули голубые глаза. — Разве это не ваша работа?
У незнакомца были длиннющие светлые ресницы, и радужка незнакомца красиво переливались всеми оттенками голубого как кристаллы льда под искусственным светом лампы, свисающей с потолка. Тоджи даже немного завис, рассматривая этот калейдоскоп.
— Я новый учитель физкультуры, — пояснил Тоджи и заметил как на скулах незнакомца резко вспыхнул румянец. — На замену, но все же.
— Я думал, что вы сантехник, — признался незнакомец. Он тут же осознал, что едва не висит на новом преподавателе физкультуры, медленно отодвинулся и расправил пару складок на рубашке Тоджи, а потом, внезапно хитро улыбнувшись, сбросив все смущение сказал: — Знаешь, я не часто вижу сантехников, но ты прям как сантехник из фильма, который я недавно видел - такой широкий, накаченный и красивый. Поэтому я тебя и спутал.
Тоджи хмыкнул, услышав столько комплиментов. Эта рубашка и правда творила чудеса.
— Порно что ли?
— Кто знает, — незнакомец рассмеялся и поправил очки, пряча за темными стеклами голубые глаза. Тоджи почти почувствовал укол разочарования. — Меня зовут Годжо Сатору. Я новый преподаватель математики.
Тоджи пожал протянутую руку с длинными, тонкими пальцами. Она была безумно мягкой и приятной на ощупь, почти что девичьей.
— Тоджи Фушигуро. Новый учитель физкультуры и, возможно, неплохой сантехник. Показывай, что там случилось, — Тоджи-то мужик хозяйственный и не боится замарать руки обо что-то. Тем более надо вливаться в новый коллектив, им в конце концов бок о бок жить с друг другом. Да и трубы общие, так что надо за ними следить.
Сатору широко улыбнулся и снова ужом обвился об его руку, чтобы с удвоенной силой потащил вперед.
— Говорил же, ты как сантехник из фильма! Чутье никогда не подводит великого Годжо Сатору!
Тоджи улыбался, слушая треп Годжо про трубы, учеников, общежитие, но большую часть пропускал мимо ушей, как белый шум — слишком много новой информации и мозг уже отказывался воспринимать ее.
Мужчина понимал одно — начинается новый этап в его жизни и в жизни Мегуми. И он был безумно этому рад.
