***
Ночное небо Милана манило на балкон своей глубиной темных цветов, гипнотизирующими звездами и еле заметными пролетающими птицами. Откуда-то с города слышались крики и музыка. Наверное, какой-то праздник. Или так празднуют выходные? Эсма сделала глоток вина, так нагло украденного ею, когда она спускалась на первый этаж. Она находится одна в комнате уже часа два и это просто чудесно... ...было бы, если бы не внезапный гость в виде мужчины, носящего татуировку-ожерелье «Il ballo della vita». — Доброй ночи тебе, милая, — кареглазый завалился в кресло. — И тебе, — Цингер вновь приковала свой взгляд к огонькам города. Послышалась небольшая возня, скрип фольги. Давид достал сигареты, поджег одну из них. Совсем скоро до девы дошел дым. — Вик говорила, что нам о чем-то нужно поговорить. Наедине, — темноволосая повернулась к вокалисту. — М? Не думаю, что нам есть, о чем говорить в таком контексте, — итальянец пожал плечами. Шатенка опустила печальный взгляд и вздохнула, села на постель. Тоска внезапно накрыла с головой. Дева чувствовала, как сильно соскучилась по Дамиано. — Я писала тебе на днях... Ты так и не ответил.. — голубоглазая стала перебирать в руках какую-то бумажку, найденную только что. — Да? Ох, извини, я сменил sim-карту, ты не знала? — невинная улыбка и взгляд в экран телефона. — Почему ты не сказал об этом мне? — Эсма непонимающе посмотрела на кареглазого. — Ты была занята. Вечные разъезды, да? — Дамиано посмотрел девушке в глаза, не снимая все ту же улыбку. — На что ты намекаешь? — бывшая пианистка чуть сжала простынь. — Да нет, ни на что, — шатен вновь уткнулся в телефон. — Мы разговаривали с ребятами. Томас сказал, что ты до какого-то времени все переживал и рвался, говорил, что чуть ли не с самого самолета заберешь. Хильда спросила: «А что случилось потом?», Вик сказала, что мы с тобой должны обсудить это «что-то, что случилось потом». Я готова разговаривать прямо сейчас, — решительный взгляд, судорожный вдох. — Ты сказала, что вернешься через три-четыре дня после отъезда, — Давид внезапно выбросил телефон куда-то на пол. Улыбки на лице уже не было. — Сколько тебя не было? Девушка закусила щеку с внутренней стороны. — Я спрашиваю: «сколько тебя не было?!» — повышенный тон, чуть ли не крик. — Полторы недели, — холодный голос и опущенный взгляд. — То-то же, — мужчина сжал зубы, но тут же разжал их. — И где те самые «три-четыре дня», о которых ты говорила? — Так получилось, — шатенка вздохнула. — Опять? Опять «так получилось»?! Ты просто удивительная сука! Итальянец кинул на деву черный, дьявольский взгляд. — Перестань оскорблять меня.. — голубоглазая подняла голову. — Не буду, если перестанешь делать мне больно, — вокалист отвернулся, подобрал телефон. — И что же случилось потом? — немка сжала задние зубы, прокусила щеку. Во рту появился вкус железа, в щеке — ноющая боль. — А потом я смирился с тем, что ты не вернешься, — внезапно спокойный голос, но мужчина подскочил и пулей вылетел из комнаты. В свете огней, падающих с улицы, поблескивали камни на черном платье, которое валялось где-то в углу.***
— Нет, все нормально, я буду во столько, во сколько потребуется, — произнесла шатенка чуть хриплым голосом, перелистнула страницу блокнота. — Что с голосом?.. В Лихтенштейне простудилась.. Да... — наглая ложь. Засохшие дорожки от слез покоились на щеках, глаза болели. Девушка записывала все, что ей скажет сеньор Корсо, пока душа желала душа. Цингер-младшая зашла в комнату, оглядываясь. — У тебя так просторно, — русоволосая одобряюще покачала головой. — Хил, я по телефону, не мешай, — голубоглазая покашляла и попросила Паульо повторить информацию. Младшая сестра обходила комнату, каждый уголок, балкон — все. Она была заинтересована, выглядела ошеломленной. — Хочу жить здесь... — еле слышимым шепотом произнесла зеленоглазая. Увидев кусок блестящей ткани, торчащей из-под одеяла, девушка вытащила его. Перед ней было наикрасивейшее платье, которое поблескивало в лучах солнца. — Боже мой... Эсма, можно я возьму его погулять с Итаном? — Хил, я сейчас.. Да-да, Паульо! Я все слушаю! — бывшая пианистка вздохнула. Реплика сестры была понята неправильно, и сейчас Хильдегарда выскочила из комнаты Эсмы с платьем в руках.***
Томас лежал на диване, попивая пиво и смотря матч по футболу. Репетицию сегодня решили не устраивать из-за сломавшегося в студии кондиционера, поэтому можно было спокойно отдохнуть. В гостиную зашел Итан, держал какой-то пакет в руках. Через пару секунд выяснилось, что в нем лежал корм для Чили. — Здесь и сухой, и с соусом.. Индейка, вроде, — длинноволосый вздохнул. — Вы идете с Хильдой гулять? — гитарист сделал телевизор тише. — Да, — кареглазый посмотрел в окно. — Там тепло сегодня, даже очень... — Она тебе нравится? — Раджи решил действовать напрямую. — Не могу ответить на этот вопрос. — Да ладно тебе, все ж нормально, — зеленоглазый улыбнулся. — Я и сам не знаю ответ на твой вопрос, — Торкио посмотрел на только что вошедшую Цингер-младшую и вздохнул. Как хорошо, что с другом они говорили на итальянском. Переведя взгляд на девушку еще раз, длинноволосый пытался удержать челюсть на месте, ведь на женском теле покоилось черное платье невозможной красоты. Кареглазый тут же подскочил к немке, смущенно улыбаясь. — Хильдегарда... Ты очень красива... — Спасибо.. — русоволосая отвела взгляд, улыбаясь. — Где-то я уже видел это платье... — Томас задумчиво смотрел на пару. — Откуда у тебя оно? — Это платье Эсмы, — длинноволосый повернулся к другу, девушка слегка расстроилась. — Я укладывал его на постель, когда она улетала.. А, она же надевала его уже.. — А-а, это тогда, когда они с Дамиано... — Раджи слегка заиграл бровями, на лице появилась многозначная ухмылка. — Да, — Торкио подтвердил всю правдивость слов улыбкой и повернулся к русоволосой. — Эсма будет злиться.. Она очень будет злиться.. — теперь на лице ударника возникло беспокойство. — Точно так же, как и я, — внезапно появившийся вокалист прошел в гостиную, взъерошил собственные волосы. — Хильда, черт бы тебя побрал! — послышалось со второго этажа. Цингер-старшая была вне себя. — У-у-у, а мы предупреждали.. — гитарист отвернулся к телевизору. Совсем скоро шатенка появилась в гостиной. Она была подобна фурии — озлоблена, во гневе. — Кто тебе разрешал его брать?! — голубоглазая дернула платье на себя. — Ты... — сестра испытывала стыд и некий страх. — Не лги! Я не разрешала тебе трогать его! — Эсма, не ругайся на нее, она же.. — начал Торкио, но немка тут же остановила его: — Замолчи, Итан, не лезь! Хильдегарда, блять! Еще раз ты заберешь у меня хоть что-то, то... — шатенка приготовила ладонь для пощечины, но ее тут же перехватил Дамиано. Прижав к себе свою бестию, он заткнул ее нескончаемую речь нежным поцелуем, а оторвавшись от ее губ, быстро произнес: — Лучше сними, пока она тебя не убила. Я куплю тебе другое, — мужчина мельком взглянул на сестру голубоглазой и вернулся к теплым, родным и любимым губам. Он не мог долго злиться. Он слишком сильно скучал.