Излюбленные карты и Вишнёвая жвачка.

      Джордж жуёт свою любимую жвачку со вкусом спелой вишни, которая так и называлась «bubblegum». Рядом с названием, на пачке приписана фраза «bitch», из-за чего выходит название его любимой песни. Парень был на какой-то тусовке, на которую его позвал одногруппник. Сейчас рядом с ним куча пьяных девушек, они накручивают на палец волосы, надувают свои блеклые, сахарные губки, ожидая своей очереди. Он гадал им на своих излюбленных таро. Конечно понимал значение фразы «незваного в будущем не ждут», но разве его это останавливает? Юноше нравится гадать, нравится заглядывать в судьбы других, искривляя губы, как ликёр, в улыбке. Всё это было сейчас. Русая девушка, от которой несло перегаром, просила погадать на того самого красавчика их факультета. Клэй вроде? Да Джорджу всё равно кто там, с кем там, он просто рад изучать жизнь людей, не беря взамен деньги.       Улыбка на лице, карты в трясущихся от ожидания руках тасуются, очередь за девушкой выстраивается. А парень сидит перед уборной, уже готовясь раскладывать карты. Выпадают Туз Кубков, Колесо Фортуны, Повелитель Печали и Пятёрка Кубков, которые в совокупности не значат ничего хорошего. Парень в который раз вскидывает брови, шумно выдыхая. Каждая из этих карт ему попалась сегодня раз по десять, пока он гадал на того парня.       «Насколько же ты недоступный, что ни одна не интересует твоё загадочное сердце.» — эта мысль пробегает вновь и вновь, пока каждая из девушек уходит по очереди за тем, чтобы утолить свою печаль алкоголем. Джордж лишь пожимает плечами, думая о том, что было бы с той, с кем бы тот самый Клэй начал встречаться. Чувствуется, горы буллинга и перешёптываний в учебных коридорах стали бы обыденностью.       Очередной запрос от одной из королев этого вечера, но наконец-то уже не про того самого красавчика. Она просила узнать как ей быть с её подругой, как же мило! Заботится об их дружбе, чуть ли не слёзно молясь на удовлетворяющий результат, в итоге и получая его. И самому Джорджу радостно от их сохранённой дружбы. Ему тоже было бы интересно погадать, когда же он встретит в своей жизни лучшего друга, что без боязливости и презрений отнесётся к его умениям.       Кто-то его стукает по плечу, и он оборачивает свой взгляд. Тот самый одногруппник со своим смешащим прозвищем «СапНап» хотел узнать об этом всём, — гадании — как и все иные люди в его жизни. И дальтоник расскажет всё дозволенное, ничего не станет утаивать. Сорвёт выученный текст наизусть со своих очерченных уст, которыми только и славился. В конце устанет, захочет выпить, убить эту усталость, напряжённость внутри себя и сухость в глотке. Через время так захочется понятливости. Ему хочется с кем-то поговорить, узнать о чьих-то делах, а ему зададут аналогичный вопрос. Британец даже не помнит, когда последний раз говорил по душам. А разве такое было? Было, это точно. Точно сохранил в своей памяти того самого друга с младшей школы, что жил через два двора от него. Ему он мог доверить всё, поговорить на такую жизненную, бытовую обыденность, смотря в лицо с тёплой улыбкой и веснушками на щеках. Позже этот друг куда-то уехал, даже не говоря пред этим о своём переезде. Джордж лишь ощущал отчуждённость от этого мира. Хотел закрыться в своей комнате, убраться бы лишь от всех. И он так рос, забив на своих ровесников и других людей, думая лишь о своих проблемах. Жаль, не стал тем самым подростком из сериалов, где жизнь мальцов наполнена счастливыми событиями. Но что же ныне? Ныне он понимает, что он должен был сделать на самом деле, должен был быть обычным шестнадцатилетним подростком, а не есть тошнотворный шоколадный бисквит своей мамы. Жаль он не был таковым, не пошёл на свой выпускной, пред этим борясь за самое большое количество приглашений. Убивал себя, впустую прожил свои года, растратив юность, чувствуя себя супер суицидально. Разве юность не должна быть прекрасна? Разве не должна приносить лишь чувство радости? Британец в то время ощутил несущественную потерю детской невинности и уродство выставления себя дураком. Чувствовал себя так ужасно, но ведь позже смог ожить снова, найдя своё предназначение в стёртых временем и сыростью картах. Там еле виднелись какие-то обозначающие картинки, словно по рисунку прошлись грубым наждаком, но знанию этого всего не мешала даже такая неважная мелочь. Теперь он мог есть свой любимый сливочный бисквит, выпеченный собственноручно, кидая безразличный взгляд на точно такой же, только шоколадный, от матери.       Британец закрывает свою «лавку» и идёт расслабляться. Он не знает сколько времени, сменяет очередную жвачку и идёт на зов музыки. В коридорах кто-то целуется, а Джордж уже знает, что ничего у них не выйдет.       Юноша не помнит, когда это началось, но знает, что часто пугал своих родителей его предсказаниями, которые сбывались точь-в-точь. Он бы никогда не поверил до конца в свою связь с чем-то странным, магическим, пока однажды, на чердаке бабушкиного дома, не нашёл ту колоду, зная значение каждой карты, не уча ничего. И ему нравилось, когда приходили подруги его мамы в слезах, прося подсказать решение их очередной жизненной проблемы. Те женщины, да даже друзья отца, готовы были отдать ему все деньги, пока он просто довольствовался знанием их секретов.       Британец пришёл на кухню, где не было ни одной людской души. Тихий звук доносился с зала, где под ритмы музыки двигались многие тела. Морщит свой нос, берёт новую бутылку какого-то слабоалкогольного напитка, постукивая аккуратными ноготками ладони по кухонному гарнитуру. Напротив него зеркало, в котором виднеется отражение самого Джорджа. Он нравился сам себе, был уверен в своих внешних данных, хотя не привлекал особые толпы поклонниц. Джордж просто знал, что он красив, любил смотреть на себя, осознавая свою привлекательность. Изредка вступал в отношения, желая слушать комплименты от тех девушек и парней, пока сам просто строил глазки, хотя показать свою вселенскую любовь, чаруя партнёра. Это приносило удовольствие, развивало лёгкий комплекс Бога внутри души, будто бы он лучше на фоне своих партнёров. Главное было не погрязнуть в этом дерьме, пока думаешь о своей неумолимой превосходности.       На кухню кто-то заходит и он перевод взгляд на дверной проход. Высокий, держа сигарету в руке, парень проходит в середину комнаты, что была освещена блеклым светом шаткой люстры. На нём чёрная джинсовка, затёртая в районе запястий; чёрные митенки и какие-то штаны, доселе неизвестной марки. Вроде тот самый Клэй, со своим странным прозвищем «Дрим» из-за толп девушек за ним, на которого гадали почти все девичьи личности этого дома, надеясь на хорошие вести. Этот юноша надвигается на британца с серьёзным лицом, словно будет отчитывать за какую-то проделку.       — Жвачки не найдется? — Глупый вопрос срывается с уст блондина, вырывая лёгкий смешок у британца, который навыдумывал себе страшных картин перед глазами, где в роли изуродованного трупа был он. Довольно стращающее зрелище, из-за того, что блондин был столь пугающим в жёлтом освещении лампы и дымкой табака над головой. Ему нужна была всего лишь жвачка, которая уже покоилась в руках Джорджа. — «Баблгам Битч» смешно звучит. — Тёмноволосый повёл плечом и выдавил две жвачки на подставленную ладошку. — Не разговорчивый какой-то ты, но я слышал, что гадаешь на каждом мероприятии, где большое количество людей, это правда?       Британец смеётся с этой ситуации: — Клэй, вроде так тебя зовут, — Кивок со стороны блондина. — если бы ты знал сколько раз за сегодня я выслушивал о тебе, было невыносимо сложно смотреть на всех этих девушек, которые узнавали, что у вас ничего не выйдет.       — Я и не сомневался в этом, знаешь ли. Мне жаль, что ты должен это выслушивать? Не знаю, странно как-то, но мне льстит вся эта ситуация. — Юноша озаряет улыбкой всю комнату, слегка подняв свой курносый носик, невольно заставляя улыбнуться и самого Джорджа.       — Звучишь, как самый стереотипный лев, хах, — Взгляд недопонимая от Клэя. — звёзды нашептали, не удивляйся. Я знаю про тебя всё из-за тех самых дам.       — Погадаешь мне?       Как же тут отказаться? Джордж который раз мучился из-за этого козла, ощущая это дерущее разум чувство любопытства. Только не рано ли? Нужно ли ему всё это сейчас, может он должен всё узнать позже? Мечется, думает об этом ещё долю секунды и соглашается.       Они садятся за стол напротив друг друга, пока британец привычно трясущимися руками достаёт карты. Глупый вопрос «На что гадаем?», а в ответ заинтересованное «На суженных ряженных!».       Вновь тасует карты в этот день, пока одна из них сама по себе не вываливается. «Королева Пентаклей». Джордж пугается, ведь данная карта указывала на скорую любовную интрижку самого парня. Он явно не хотел этого.       Кладёт карту на стол и выкладывает остальные. Расклад вышел лёгкий, ни на что не намекающий. Виднелись возможные отношения с новым человеком, до этого не участвующим в жизни блондина. А тот лишь забавлялся своими же шутками про то, что повстречает свою будущую любовь на белом коне! «Как романтично» отвечал Джордж, зацикливая своё внимание на той самой карточке. Она такая странная, такая надоедливая. Мозолит своим видом глаза, надвигает на странные мысли. Клэй это замечает, интересуется в чём проблема, боится, чтоб его якобы не надули. Джордж же тупит взгляд, он не знает как быть. Ему самому страшно, ведь пазл в голове интенсивно складывается сам, давая осознать всё. В это карте он видит себя и Клэя. Там были они, влюбленные два парня, которые счастливы друг с другом. Чёрт его дёрнул взяться за карты для этого блондина. Британец знал, знал что ему не нужно было распинаться с этими блядскими картами, не нужно было. Было слишком рано для этого, как он и боялся. Они оставляли липкое чувство на душе, заставляли ощущать тупую боль в районе быстро стучащего сердца. Парню это всё не нравилось, оставляло мурашки, било лёгким током на кончиках пальцев и по спине. На малиновых губах осталась недосказанность, что хотелось скрыть от глаз Дрима. Джордж лишь мотает головой, врёт, мол, всё нормально. Трясущиеся пуще прежнего руки пытаются собрать карты, которые всё больше начинают вываливаться из ладоней. Британец чувствует этот палящий взгляд на своих ладонях, видит даже то, как чужие руки тянутся для того, чтоб помочь, и пальцы касаются друг друга, заставляя смотреть друг другу в глаза, шумно сглатывать копящуюся слюну и перестать жевать химозную резинку. «Тебе помочь?» и мир оживляется, в ушах бьёт та ужасная музыка, а ноги содрогаются в попытке присесть за упавшими карточками. Джордж не чувствует себя здесь, он в чужом теле смотрит на это всё со стороны и хочет смеяться с глупости своих подозрений. Почему он увидел себя там? Это ведь мог быть совсем не он, другая личность, другой человек, а он — лишь заядлый параноик в этой ситуации.       «Помоги, не стой как вкопанный». Джордж лишь хочет совладать с ситуацией и уйти отсюда на танцпол, забыться в своей любимой алкогольной пина–коладе с персиковым мороженым. Чрез горе собирают карты, и британец кладёт колоду в задний карман штанов. Невинно улыбается своему новому знакомому и убегает в толпу зала, оставляя Клэя с лишними мыслями этого дня.       Начинается медленный танец и он сбегает, не желая видеть, как пьяные кавалеры приглашают своих уставших дам. Сам Джордж не знает куда идти, хочется сбежать домой и отдаться мыслям о сегодняшнем дне, делая заметки в своём дневнике, который хранил каждый день этого юноши в себе. Выбегает на порог дома и ищет рукой в кармане упаковку жвачек       «Последняя» — усталый выдох, ведь ещё вчера он покупал две пачки, а сегодня он выбрасывал вторую бумажную обёртку. Яркий вкус вишни во рту и глаза хотят прикрыться в упокоении, что давала ароматизированная резинка вперемешку с другими химикатами, добавляющими ещё больше вкуса. И ведь такая мелочь, но столько всего с ней связано. Помнится, как жуя эту жвачку, ему впервые признались в чувствах; как впервые послал своего чёрствого отчима; как лишился своей невинности; как жевал эту жвачку на последних уроках в школе; как успокаивал себя во время истерики самым обычным сжевыванием и глотанием сладкой слюны. В такие моменты приходило осознание почему жвачку называли символом юности — она впитывала в себя твой каждый пережитый день, что был насыщенным разными счастливыми моментами.       Алкоголь бил по голове, из-за чего хотелось делать необдуманные вещи, но нужно было идти домой. Сколько времени он не знает, телефон разрядился ещё добрых часа три назад, подводя обладателя. До рассвета недолго, это единственное, что было сейчас ясно. Позади открывается дверь, выходят тот самый СапНап и Дрим, вроде бы они были лучшими друзьями. От них пахло дешёвым коньяком, табаком и лимонами. Весело проводили время. Оба замечают британца, шепчутся о чём-то неинтересном для Джорджа и подходят.       — Жвачки не найдётся?       СапНап задаёт столь веселящий вопрос, Джордж и Клэй смеются, вводят в недоумение. Британец качает своей головой, — жвачки закончились, — «надо купить днём новые» думает об этом, вытирая выступающие слезы-смешинки. Пытаются быстро объяснить свой неконтролируемый смех, а СапНап пуще прежнего веселится из-за выпитого спиртного. Весело было стоять здесь, в ночном холоде подле дома, из которого доносились звуки музыки и смех людей.       — Думаю, мне пора, спасибо за беседу.       — Джордж, может мне тебя провести? — Клэй задаёт вопрос, что присутствует в диалоге двух влюблённых людей из фильма про любовь, это должно смущать, непроизвольно заставлять сердце биться чаще, но ныне только забавляет. Будто британец не дойдёт до дома сам, потеряется в осенней темноте.       — Валяй.       Прощание с засыпающим Ником и начинают уходить в сторону пустой улицы, освещённой фонарным столбом, который стоял под углом. Чья-то иномарка неплохо ударилась, это явно. Тишина и песенки сверчков успокаивали. Природа явно приносила в мир человека гармонию. Эти виды, просторы и вся красота хоть утренней, хоть ночной улицы завораживала. И размышлять на тему этой красоты можно чрезмерно много, увлекаясь каждым новым видом. Эти горы, реки, как же чудно это всё! Однако чтим мы эту красоту? Благодарим её дары, желая долговечной жизни сквозь года, века, да пусть столетья? Нет, вот что обидно! Обидно до глубины души, трогает живое сердце, попадая прямо в мозг, забирает мысли человечьи. Джордж любил это вокруг, тот самый куст ежевики в родительском дворе, у бабушки первый росток голубики. В детстве любил ботанику, наизусть знал строение цветка; соцветия. И как же интересно это было: столь малое растение, но чего же оно стоит? Внутри него столько всего происходит, пленит своей занимательностью. Биология долгое время не выходила из головы Джорджа в школьные года, а сейчас он учится на факультете географии, по которой он изначально имел натянутую четвёрку. Всё так меняется, что не уследишь. Парень помнит своё детство, эту любовь ко всему живому и космосу. Нравилось ему разглядывать созвездия, знал наизусть зодиакальный круг по датам. Неистовое желание вернуться в детское время заседает внутри души.       Мысли развеиваются, словно пыльца цветов на ветру, когда Дрим пытается завести диалог. Разговор про интересы. Он говорит про свой любимый предмет, какую-то вещь, но это всё безумно скучно. Неловкая тишина преследовала, будто бы хотела смутить как можно сильнее. Если бы не мяуканье с кустов тротуара, то возможно они бы так и шли в неловкости.       — Ты слышишь это?       — М? Что именно, Гоги? — Нелепое сокращение, которое сам же Клэй и придумал.       — Мяуканье где-то в той стороне! — Джордж заинтересованно стал двигаться в сторону того самого кустика, что слегка копошился. Отодвигает рукой веточки самшита и издаёт лёгкое аханье. Внутри прятался маленький котёночек окраской в чёрно-белую полоску, словно та же самая зебра покоилась уже в руках. Ласковый, мягкий комочек, слегка испачканный в пыли. — Как ты здесь оказался, малыш? — Хотелось лишь защитить это крохотное тельце, трясущиеся от лишнего вдоха. Картина Джорджа и милого животного не могла оставить равнодушным Клэя — он тоже улыбался.       — У меня дома тоже есть животное. Тоже кошечка, зовут Патчес, но она не столь ласкова ко мне, к сожалению. — Дрим невинно почёсывает затылок.       — Знаешь, Дрим, я заберу это создание. Я не знаю кто это: мальчик или девочка, но назову Кот, потом дам нормальное имя, возможно. — Котёнок пригрелся на руках и тихонько посапывал, прижимаясь ближе к груди.       Уже начинало светлеть, на часах блондина время взашло за начало четырех утра, они почти подошли до дома британца. На руках засыпал маленький котёнок, лишь слегка двигая мордочкой во сне. Клэй яро бился за то, что это девочка, придумывая имена на ходу.       — Поскорее бы домой, я промёрз как-то, да и вот он, — Юноша указал на маленький клубочек на руках. — тоже не лучше, трясется весь.       — Возьми мою куртку. — Клэй обнажает свои руки, накрывая джинсовкой плечи британца.       — Ты же с Флориды, да? — Еле заметный кивок. — Думаю, я бы хотел себе такой американский загар, но увы, я рождён был в Лондоне. — Лёгкий флирт для разбавления атмосферы. Говорить уже было явно легче. Дрим улыбается, прикрывает глаза и, откинув голову, вздыхает. В голове Джорджа лишь одно: «Сможешь ли ты стать моим самым большим поклонником?». Но говорит лишь краткое предложение, останавливаясь у трухлявого подъезда:       — Мы пришли, спасибо, что провёл меня и за чудную компанию, днём увидимся! У нас вроде есть одни и те-же пары. — Кто же придумал делать какие-то вечеринки, зная о уроках на следующий день? — О, и забирай свою куртку, в ней было довольно тепло.       — Оставь себе, в училище отдашь. Сладких снов.       — Сладких снов. Рукопожатие и улыбка в знак прощания. Джордж ещё пару раз оборачивается, хочет увидеть обернется ли другой в ответ, но тот лишь идёт медленной походкой обратно, закуривая сигарету. Почему же он не стал курить рядом с британцем? Джордж умолчит, но это его слегка будоражит: неужели о его здоровьи заботятся, не хотят испускать дым рядом? Надеется на это, теша своё самолюбие.       Позже уже заходит в тёмную квартиру, что пропахла благовониями с гвоздикой и маслами. Разувается и идёт класть маленькое животное на кровать. Ещё любуется Котом и наконец раздевается. Не хватало ему этого домашнего уюта, хоть его и не было здесь несколько часов.       Живот заурчал, оповещая о желании испробовать пищи, тем самым заставив придти на светлую кухню. В холодильнике лишь кусок колбасы на пару бутербродов, обидно. Лёгкий перекус, да и налил молока для котёнка в пиалу.       Проходит минут десять, британец что-то записывает о прошедшем дне в свой скрашивающий любой вечер дневник. Ныне — утро. На первых страницах узорчики, милое оформление, а дальше уже угрюмое описание каждого дня, что были описаны величественным количеством нецензурщины, за большое количество которой стыдно поднесь. Кот подошел к Джорджу, протираясь своей кошачьей щекой об коленку. Парень уже сидел в своих домашних одёжках и вспоминал о своих картах. Почему бы не погадать? Нельзя так часто баловаться, он понимает, но как же хочется! Берёт эти карты, мешает в руках, думает над вопросом. «Что монументального будет вскоре ответьте?». Обычные карты, ничего страшного, только лишь наслаждение от предшествующих дней, какая радость. Вот карта, что выпала ещё с Клэем, пугала. Эта королева мешала внутри чувство страха с чувством безнадёжности. Неужто правда отношения? А нужно ли? Дальтоник не знает. Он не хотел себе кого-то, нового друга в виде котёнка в квартире столь соразмерно, вдоволь достаточно.       Джордж лишь думает обо всём, что ныне гложет, давит грузом на хрупкие плечи. Дружба была кстати, но что-то в этом пугает, не даёт ни капли покоя. Ему нужно подумать об этом позже. Возможно, спланировать что же делать дальше пока не стало поздно; пока эмоции и водоворот событий его не закружит, затягивая в себя поглубже. Подумать стоит позже, может, за чашкой чая у окна, пока смеркаться будет копотливо, впуская луну в её привычные права. Поразмыслив там немного, опустит обременительный вес головы, наверное уснёт, но точно знать он будет, что выход есть, вопрос решён.       Пора засыпать.       Придти в туманистое утро и вставать через несколько часов — ужасная идея. Кости ломит, веки тяжелеют с каждой минутой сильнее, а надоедливый звук будильника бьет по ушам и раздражает. Хотелось спать и спать. Похмелье докучало с лёгкую мигренью, придавливало к тёплой постели. Кот пригрелся под боком, слегка мурлыча.       Нужно было вставать, утренняя рутина ждала в ванной и на кухне в роли перекуса.       Прощается с Котом, наливая ему ещё немного молока; берёт карты, кладёт их в старый, но полюбившийся рюкзак; хватает немного денег на обед, жвачки и на покупку каких-то необходимых вещей для нового жильца маленькой квартирки. Выходит на улицу, пока на плечах до сих пор покоится та самая джинсовка, отдававшая запахом одеколона владельца. Сегодня было тепло, грело небесное светило, листья деревьев колыхались на лёгком ветру. Глаза ещё немного слипались, как бы пребывая в дремоте, хоть мозг относительно действовал в привычном рабочем режиме. Дорога в колледж и рабочий день начинаются.       В коридорах больно светло, учеников не много, вероятно, отходят после сегодняшней ночи, Бог смилуется — вдруг придут ко второй, не станет миловать — так к третьей. Джордж уж рад, что как-то встал, не получит лишних назиданий от мелочных педагогов этого заведения. Самому парню же лучше.       Британец проходит в коридор, где возле некоторых аудиторий стоят первокурсники, нервно ожидая начала учёбы, — зря волнуются, нервы себе треплют. Парень усмехается, вспоминает себя в те года, словно было это почти забытой давностью. Подходит к триста девятому кабинету, вроде там будет пара по геохимии. Слышит громкий смех в другом конце — «убитый» СапНап и более менее выглядящий Клэй. О чём-то шутят, привлекая внимание всего коридора, а в особенности первокурсниц-красавиц. Весь их взор устремлён на этих двоих, пару минуток и слюни пустят. Какова была их реакция, если бы они узнали, что сегодня ночью Джордж щеголял в куртке их предмета обожания? Бог знает, но азарт в крови зажигался после представления их изумлённых лиц. Они бы явно приревновали, даже чуть бы поистеричнее стали себя вести, британцу так думается. Тем двоим всё равно, но замечают Джорджа и двигаются к нему, улыбаясь как провинившиеся дети. А ведь британец их был старше всего на пару месяцев. Сейчас не об этом. Те двое подходят, желая поздороваться, узнать самочувствие после всего, что было ночью. Мило.       — Клэй, забери джинсовку, мне даже как-то стыдно за то, что я хожу в ней, вещь не моя. — Джордж стаскивает предмет одежды и, протягивая вещицу, улыбается в знак благодарности за тепло и комфорт. СапНап чуть искривляет бровь, смотрит как бы подозрительно, словно о чём-то вселенском задумался.       — Не благодари. — Краткое и сухое, немного давящее. Бог знает, что он пытался сделать, но тон его слегка дрогнул, показывая лёгкую неуверенность. Те юные дамы заинтересованно наблюдали, они —бедные обожательницы, у которых нет и частицы шанса на взаимную заинтересованность.       Ещё лишних десяти минут не проходит, как звенит звонок, приглашая в аудиторию для получения новых знаний. И проходят они втроём, немного даже удивлённые совместной парой. Может, даже специально удивлённые, никто не засядет у них в голове, чтоб узнать правду. Джордж игнорирует, садится на привычную парту у заднего окна и достает что-то нужное для следующих полуторачасовых получений знаний из уст преподавателя. Кто-то же просто укладывается на прохладную поверхность, осознавая, что старому мужчине будет всё равно, пусть его даже не слушают. Он бы тоже прилёг, отдохнул, смиренно уснул, в покое пребывая. Только также ему хотелось сдать зачёт, который так легко называемым «автоматом» ему не поставят. Обижает. Тот самый мужчина распинается перед кучей учеников, хочет им что-то донести; насилу интересно было тем самым ученикам. Может какие-то отличницы с первых сидений и записывали, слушали и вникали, жаль, что последние места посмеивались и верхоглядничали, якобы «не придирайтесь, я здесь есть, я безмерный слушатель».       Проходит от силы полчаса, Джордж не выдерживает и валится на свои руки. Голова тяжеловесная до жути, веки в его понятии исчезли, слова — неразборчивая болтовня людей. Он устал и хочет спать. Хочет с трясущимися руками, с желанием скорее вернуться домой или придти хотя бы на приманчивый для желудка обед. Сдается и закрывает в бездействии глаза. Трепетно мечтая о счастливом будущем, как бывает перед сном. Проклинает чёртового человека, что дёрнул его за плечо, нашёптывая родимое имя.       — Джордж! — Как бы громкий шёпот зазывал, вырывая из заманчивого представления с присутствием чтимой Лиззи Грант. Она чудесно пела в мнимом сне.       Слегка открывает глазки, щурится от интенсивного свечения лампы. Чёртов СапНап.       — Что такое? — Голос с хрипотцой из-за сна звучал немного грозно, словно того самого Ника сейчас сотрут в опилки.       — Сходишь со мной и Дримом на обед? Могу заплатить! У меня настроение хорошее просто.       Лучистая улыбка Ника на весь класс заставляла даже не подумав согласиться. Но он думает. Наигранно думает, вероятно. В голове он уже согласился тысячу и один раз, но не будет он тем самым Джорджем, если не набьет себе ценник повыше.       — Жвачку купишь? — Кивок. — По рукам, СаппиНаппи. — Специально кривляет прозвище и сам улыбается. Экономно.       Прикладывается снова на парту и быстренько засыпает, в надежде вновь увидеть чудесную Лиззи, исполняющую песни для Джорджа. В голове лишь та мелодия из песни «Лолита» и одноимённое произведение Набокова, что рассказывало о запретной любви и чудесной девице, чьё имя было «Ло-ли-та».

***

«Здравствуй, милая моя, не забыла ль ты меня, столь званного гостя? Я же помню твои руки, твои прекрасные глаза, очертания губ, груди девчачьей не забыть мне никогда. Прекрасна ты, моя Лолита, будто снова ты млада; будто цветок не раскрывшийся, ты пыльцы ещё полна. Я помню тебя, моя Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов без двух вершков и в одном носке. Не жалею я о своём проступке, что совершил я тогда, но жалею о своей ошибке, когда попытался забыть тебя я. Прощай, дорогая Долорес, не буду я мучать тебя, не буду писать тебе письма, а ты скорей забудь меня.»