Одаренные

Слушание по моему делу началось в понедельник, ровно в полдень. В одном из многочисленных залов заседаний городского суда было прохладно, уныло и немного страшно. Суровый обвинитель, сухая женщина лет эдак пятидесяти в темно-сером костюме, зачитывала обвинение. Приводы за драки, вандализм, причинение легких телесных повреждений, неподчинение сотрудникам полиции. Мой адвокат, полный мужчина за тридцать, сильно заикаясь что-то говорил, поминутно вытирая пот со лба и скорее вызывал жалость к себе, а не к моей скромной персоне. Внезапно в моей голове раздался еле слышный неразборчивый шепот, реальность поплыла, а голоса реальных людей утратили четкость. Нет, пожалуйста, ну почему именно сейчас! Хотя, это никогда не бывает вовремя. Я уставилась на свои руки и стала декламировать про себя отрывок из "Ромео и Джульетты" - это всегда помогает заглушить голоса, когда нет музыки, хоть и требует гораздо больших усилий. Судья, похожий в своем одеянии на средневекового инквизитора, стукнул молотком по столу, чем отвлек меня от Шекспира, заставив вздрогнуть всем телом, и обратился ко мне. - Подсудимая, встаньте. Я послушно встала со своего места, незаметно одергивая неудобную черную рубашку, которую меня заставили надеть утром, и отмечая, что голоса исчезли. - Эленор Бэйл, учитывая ваш послужной список - судья презрительно скривил губы. - Я могу предоставить вам выбор: три года колонии для несовершеннолетних, либо обучение в интернате имени Альберта Ротбиша. Каков ваш выбор? Где-то сзади маман зашлась в рыданиях. Я таки вижу, как она повисла на плече отчима и поливает крокодильими слезами его рубашку. Прикинув варианты, я абсолютно отчетливо поняла, что одно от другого несильно отличается. В обоих случаях мне придется находиться среди малолетних неадекватных преступников, целью которых будет унизить и подмять под себя. Закрыв глаза и сделав глубокий вдох, я вытолкала из сухой глотки слова. - Интернат. Судья кивнул и стукнул молотком по столу. - Мерой наказания избирается нахождение в интернате Альберта Ротбиша. Вам надлежит завтра в девять часов утра явиться в это учреждение, все необходимые бумаги в конверте. Он передал через секретаря большой, но тонкий конверт с гербовой печатью в виде единорога и покинул зал суда. Рыдания со стороны матери усилились и в них вклинились невнятные лепетания по поводу милосердия этого инквизитора. Как ни странно, особого шока и ужаса от осознания своей дальнейшей судьбы я не испытывала. Я догадывалась, что рано или поздно этим все и закончится. Или этим, или психушкой. Этот вариант меня как-то больше устраивал, меня не прельщает всю оставшуюся жизнь сидеть на препаратах, от которых я стану овощем или начну видеть говорящих жирафов. *** Я шла по нескончаемым затхлым коридорам, старательно глядя в пол. "Их" здесь могло быть слишком много, а сейчас мне только этого и не хватало. Сильные отрицательные эмоции, коих здесь было в достатке, всегда привлекали "Их". Выскользнув вслед за отчимом и все еще рыдающей матерью за огромные деревянные двери, я, сжимая чуть вспотевшей руке конверт, села в машину отчима, припаркованную за углом. В машине у маман как по волшебству прекратилась истерика. Недовольно поджав тонкие губы и тряхнув не прокрашенными блондинистыми волосами, она недовольным, чуть гнусавым голосом произнесла. - Ты добилась, чего хотела? Вопрос, естественно, был риторическим, так что я промолчала, копаясь в своей сумке, оставленной на заднем сиденье. Боже, эта женщина опять села на своего любимого коня. - Я давно говорила, что ни к чему хорошему это не приведёт. Я знала, что ты - испорченный ребенок, который не в состоянии оценить то, что ради тебя делают другие... Да-да-да. Я - неблагодарное существо, для которого все подносится на блюдечке с голубой каемочкой. Отчим с матерью работают в поте лица, недоедают, недосыпают, а я живу в мире иллюзий и не замечаю этого. Плавали, знаем. Маман до ужаса любит выставлять себя бедной и несчастной жертвой моего эгоизма. Что самое ужасное, после ее речей и правда начинаешь чувствовать себя неблагодарной тварью, которая только и умеет, что все портить. Вот и сейчас в глубине души начинает подниматься волна презрения к себе. Откопав наконец-таки в сумке плеер с большими наушниками, я включаю его на порядочную громкость и погружаюсь в музыку Джимми Хендрикса. Этот парень точно был гением, несмотря на пристрастие к наркоте. Его музыка уникальна. Она струится по венам, резонируя с самыми потаенными уголками твоей души и разума. Все мысли моментально вылетают из головы, а связь с реальностью теряется. Остается только что-то странное: легкое и густое в груди и голове, чем-то напоминающее сигаретный дым. За окном машины мелькали дома, парки, лужайки, уже припорошенные первыми желтыми листьями, середина сентября как-никак, и торговые центры, а мне было абсолютно все равно. В данный момент меня интересовали лишь гитарные переливы, извлекаемые рукой Бога в человеческом обличье. Примерно через час мы подъехали к нашему дому, и наушники пришлось повесить на шею. Очарование музыкой схлынуло и оставило после себя приятную пустоту в голове. Открыв дверь машины, я невольно окинула взглядом наш дом. Маман приложила все усилия, чтобы он выглядел совершенно обычным, среднестатистическим домом, «как у всех». Эх, ей надо жить в эпоху коммунизма – там все «как у всех», другого нет. Бледно-розовый двухэтажный дом с серой крышей и каким-то фикусом в кадке около входной двери. Вполне вероятно, что это и не фикус, но я над этим никогда не задумывалась, растение – оно и в Африке растение, а большего мне знать и не надо. Вся эта картина всегда вызывала у меня чувство тоски и безысходности, сегодня к ним прибавился еще и рвотный рефлекс. Меня почти тошнило от этой наигранной «нормальности» нашей семьи. Обогнав маман на дорожке перед домом, я первой вошла в коридор и, сняв кеды, понеслась на второй этаж в свою комнату, стараясь не слушать очередные возмущенные вопли родительницы. Однако, ее возгласы были слышны и в комнате, несмотря на закрытую дверь. Вскоре возгласы перешли в крики и к ним добавился раскатистый голос отчима, которому надоели концерты его благоверной, и все закончилось хлопнувшей входной дверью. Это ушел «проветриться» отчим. Иногда я откровенно недоумевала, как эти два темпераментных человека уживаются друг с другом. Я снова ощутила себя последней тварью - они ругаются из-за меня. В тесном пространстве, которое принадлежало только мне, первым делом я сняла рубашку, которая достала меня за этот день едва ли не больше матери, и переоделась в черную футболку с фиолетовым узором на груди. Сменив в гнезде плеера большие наушники маленькими вакуумными и пристроив один у себя в ухе, я включила Джонни Кэша, попутно пытаясь нащупать на прикроватной тумбочке очки. Мир обрел четкость. Нельзя сказать, что у меня отвратительное зрение, но и не хорошее. Мои минус два позволяли мне ходить по улице без очков, а вот при чтении или занятиях домашними делами без них уже было трудновато. Вспомнив про конверт, я вскрыла его и стала просматривать бумаги. Сопроводительное письмо, список необходимых документов и вещей, а так же список запрещенных предметов из восьмидесяти пунктов. Пробежав его глазами, я присвистнула: помимо очевидных вещей типа алкоголя и колюще-режущих предметов, запрещались деньги и любая мультимедийная техника. Последнее особо огорчало. Я не смыслила свою жизнь без музыки, и отсутствие плеера могло существенно усложнить мне жизнь. Ладно, будем надеяться, что на входе меня не будут тщательно обыскивать. Отложив один список, я стала вчитываться в другой, отмечая, что все необходимое у меня есть. Положив эту бумагу обратно в конверт, моя обстоятельность не позволила мне пройти мимо письма. В общем и целом, документ говорил о том, что я приглашена в учреждение для прохождения обучения, однако, в самом конце письма была приписка о том, что мне разрешено иметь при себе медиа-плеер. Интересно, это с какой-то радости? Нет, я, конечно, безмерно рада, но как-то это странно. Все-таки плеер - вещь специфическая, откуда они узнали, что именно без нее мне будет очень сложно? Или это не более, чем странное совпадение. Так и не найдя разумного объяснения, я стала собирать чемодан, периодически сверяясь с обоими списками. Утро встретило меня противной трелью будильника. Ставить мелодии на будильник я никогда не любила – после нескольких ранних подъемов под любимую песню, она резко переходит в разряд отвратительных. Тряхнув головой, мое сонное тело кое-как встало с кровати и пошлепало в ванную, мимоходом включив музыкальный центр. Прохладный душ и Velvet Revolver смогли вернуть меня к жизни. Втиснув себя в джинсы и просторную темно-зеленую кофту, я пару раз провела расческой по длинным темно-русым волосам и спустилась на первый этаж, в кухню. Родители уже проснулись и тоже пришли завтракать. Маман - полноватая женщина сорока пяти лет с немного лошадиным лицом и мутно-зелеными глазами постоянно бегала от холодильника к плите, на которой что-то злобно скворчало. Отчим - высокий, подтянутый мужчина с практически полностью седыми волосами и ярко-голубыми глазами сидел за столом в ожидании завтрака и читал газету. Сделав глубокий вдох, я нацепила на лицо равнодушную маску и морально приготовилась к очередному скандалу. - Доброе утро - пробурчала я, вклиниваясь в передвижения маман и доставая из холодильника пакет молока. Родительница кинула в мою сторону уничтожительный взгляд, поджала тонкие губы и отвернулась к плите. - Доброе - односложно ответил на приветствие отчим не отрываясь от газеты. Ну, начало было не такое уж и плохое, а вот каким будет продолжение - пока было неясно. Взяв с полки тарелку, ложку и коробку с шоколадными шариками, я приготовила себе нехитрый завтрак и принялась за еду. Маман, пролетев мимо меня, с громким стуком поставила перед отчимом тарелку с яичницей, за что получила от него недоуменный взгляд. - Надеюсь, ты рада - у меня всю ночь скакало давление и дико болела голова, хотя, какое тебе до этого дело, - обманчиво-спокойно начала мать. Я подобралась. - Дейзи, я могу спокойно позавтракать? - строго проговорил отчим, отрезая себе кусок яичницы. Маман снова поджала губы и отвернулась. Все-таки мой отчим - хороший мужик, просто он оказался не готов к такой дочери как я, хотя, к такому никто не бывает готов. Конечно, он никогда не пытался меня понять, но и не выкинул меня на улицу, и всегда относился ко мне вполне терпимо, а за то, что он частенько становится буфером между матерью и мною, ему вообще отдельное громадное спасибо. Остальная часть завтрака прошла в напряженной тишине. Быстро помыв за собой тарелку, я вернулась в свою комнату и стала проверять, все ли я собрала. Минут через пятнадцать в дверь комнаты постучал отчим и сказал, что пора выезжать. Подхватив чемодан, я осторожно спустилась на первый этаж и вышла из дома. У обочины стоял припаркованный там со вчерашнего дня автомобиль, в котором на переднем сидении уже разместилась маман. Отдав чемодан отчиму, который положил его в багажник, я села на заднее сиденье и посмотрела на дом. Только сейчас на меня нахлынуло понимание, что с этого момента все будет по-другому, что моя привычная жизнь кончается, а что ждет меня впереди - не ясно. Хлопнула дверь со стороны водительского места, отчим завел машину и дом стал медленно, но верно удаляться. Мы ехали в абсолютной тишине около двух часов, лишь в моих наушниках одна музыкальная композиция сменяла другую, охраняя мое хрупкое душевное равновесие. Несколько раз мимо проплывали какие-то населенные пункты, но по большей части мы ехали по лесу. Внезапно, после одного из поворотов перед машиной вырос высокий каменный забор и массивные железные ворота с гербом в виде единорога, таким же, как и на конверте, переданном мне судьей. Слева от ворот расположилось небольшое одноэтажное здание, по видимому, КПП. - Добрались - глухо произнес отчим и вышел из машины. В этот же момент дверь КПП открылась и из нее вышел высокий массивный мужчина в форме охранника. Отчим о чем-то переговорил с охранником и махнул нам рукой, чтобы мы выходили из машины. Мы подчинились. Открыв багажник, я вынула свой чемодан и вместе с ним подошла к отчиму. - Ваши документы - попросил охранник низким рыкающим голосом. Кивнув, я открыла одно из отделений чемодана, вынула конверт с документами и передала его охраннику. Мужчина быстро их просмотрел, кивнул и произнес. - Все в порядке, пройдемте на досмотр. Вернув мне документы, он повел нас в помещение. Это была сравнительно небольшая комната с чем-то напоминающим рамку металлоискателя справа и двумя столами слева; на одном из столов располагался компьютер, а в противоположном конце комнаты находилась еще одна дверь. Помимо нас в комнате находились еще три охранника. Один из них попросил положить чемодан на стол, а затем тщательно начал проверять его содержимое, другой попросил вынуть все из карманов на этот же стол и пройти через рамку. Я выполнила все указания. К моему удивлению, это был вовсе не металлоискатель, а рентген. Родители молча наблюдали за процедурой досмотра, лишь маман снова начала всхлипывать. - Все в порядке, можете прощаться, после этого я вас отведу на территорию, ваши вещи доставят отдельно, - произнес один из охранников - тот, который до этого рассматривал мой рентген. Мать снова начала откровенно рыдать, повиснув на плече отчима, тот сохранял какое-то неживое выражение лица. Я не знала, что надо сказать. Что я буду скучать? Неправда. Что мне будет их не хватать? Тоже неправда. Что все будет хорошо? Я и сама не в курсе на этот счет. В итоге я неуверенно махнула рукой, выдавив из себя жалкое подобие улыбки и произнесла. - Ну, я пошла. Я кивнула охраннику и он, отдав мне конверт с моими документами, вывел меня из комнаты через коричневую дверь.