Пока никто не видит (ты медленно разрушаешься)

"Только не снова." - проскакивает в голове у Чанёля, когда он оглядывается. Он уже видел этот сон. Знает его наизусть, к сожалению. В нём он один, вокруг - только пустота. И незнакомые голоса. - Да кто ты такой? - звучит один, - Айдол? Ты шутишь? - Да он же просто клоун. - отвечают ему, - Только и умеет, что кривляться, да рот под фонограмму открывать. - Как тебя вообще в группу взяли? Есть столько талантливых, красивых людей. Ты не достоин быть там, где находишься. Голоса наростали, звучали словно отовсюду одновременно, но, закрывая уши, Чанёль всё ещё их слышал. Как будто они были в его голове. Пробрались туда. В один момент этого сна голоса обязательно затихали. Чанёль ненавидел этот момент. Потому что сразу после него становилось ещё хуже. - Знаешь, что? Они ведь правы, - звучит голос Чунмёна, - уходи. Ты не тот, кто нам нужен здесь. - Пожалуйста, хён... - и голос младшего звучит так жалобно и сломленно, что взвыть хочется. - А что, ты надеялся, что мы и дальше будем тебя терпеть? - говорит Сэхун, - Натерпелись уже. Уйди, так нам будет легче. - Ты тянешь нас на дно. - Бэкхён даже не смотрит в глаза, произнося, - Уходи. Мы не хотим тебя больше видеть рядом. - и все восемь братьев, самых близких людей, разворачиваются, начиная отдаляться... - НЕТ! - Чанёль просыпается от собственного крика, тяжело дыша. Он оглядывается по сторонам, ощупывает постель, чтобы убедиться, что он точно в реальности, и падает на спину, жмурясь. Он пытался пить снотворные, пытался медитировать перед сном, слушать классику, но ничего не помогало - во сне от него всё так же отворачивались все самые близкие. Это продолжается уже около полутора месяцев, и Чанёль, честно, не имеет ни малейшего понятия, как ему от этого избавляться. Немного придя в себя, он встаёт и идёт на кухню, слыша оттуда голоса, желая отвлечься. Там, действительно, оказываются трое: Сэхун, Чонин и Бэкхён. Последние двое завтракают, о чем-то переговариваясь между собой, пока младший сонно листает ленту в телефоне. Пак вдыхает глубоко, набираясь сил, и подходит к ним. - Утречка! - улыбается ярко, - Как спалось? Или вы ещё не ложились? Разговор завязывается, лапша заваривается, и Чанёль решает, что не так уж всё и плохо. Сон, всё-таки, не соответствует реальности ни на миг. Его семья всё ещё с ним, всё ещё любит его, и это самое главное. Чего Чанёль не ожидает, так это Сэхуна, который после завтрака ловит его за руку и тихо спрашивает: - Хён, ты в порядке? У тебя в последнее время часто глаза опухшие. - Правда? - поднимает руку, касаясь своего лица, - Наверное, я много воды на ночь пью. Не переживай, Сэхуна, я в порядке, - говорит он и хлопает младшего по плечу, улыбаясь. Уже в своей комнате он думает, что ему определённо нужно прикладывать к глазам что-нибудь холодное по утрам. А потом... Расписание занимает всё время и мысли: танцы, вокал, тренировки. Всё это так выматывает, что сил на переживания просто не остаётся, и это радует. В один из вечеров после ужина Чанёль решил, что давно не проводил трансляции, и это надо исправлять. Приведя себя в порядок и зарядив телефон, он включил эфир, тут же видя много комментариев на неизвестных ему языках. Ему это нравилось - чувство, что ты важен для кого-то. Нравилось ощущать своё влияние: стоило ему немного напеть что-нибудь, провести рукой по волосам или языком по губам, и все комментарии взрывались различными смайликами и криками (опять-таки, на множестве языков). Во время рассказа очередной истории, что произошла сегодня на уроке вокала, взгляд зацепился за комментарий: "Боже, хватит переигрывать. И дураку понятно, что ты кривляешься, чтобы потом заработать на фанатках." И всё. И улыбаться уже не хочется, и рассказывать что-то, и, в принципе, вести эфир тоже. Кое-как завершив трансляцию, он кидает телефон на кровать, замирая. Взгляд падает на дрожащие пальцы, на запястья... Пак тянется к ящику стола, доставая оттуда канцелярский нож. "Хотите настоящих эмоций? Этого достаточно?" - Думает он, задирая рукав толстовки, но... Должен ли кто-то знать о его слабости? Не разочаруется ли, увидев случайно порезы на руке? Но кончики пальцев уже покалывают, и в горле ком, так что Чанёль задирает шорты повыше, а дальше уже и не помнит... Помнит кровь, салфетки, панику, страх. А наутро, находя себя на постели, испачканной в собственной, уже засохшей, крови, приходит в настоящий ужас от осознания. Бедро оказывается исполосовано ранами. Он обрабатывает их, заклеивает пластырями, чтобы быстрее зажили, и бежит в ванную, принимаясь отстирывать постельное. С этого дня приходится стараться, чтобы никто не увидел порезы случайно. Перед выходом из душа проверять, закрывает ли полотенце все ранки. Он опаздывает на тренировки с мемберами, чтобы они не видели, как он переодевается. И из-за этого он становится таким.... Странным. Он постоянно переживает, что кто-нибудь может заметить ранки и посчитать его неуравновешенным, и это сказывается на нервах. Он становится раздражительным, даже дёрганым. А макнэ словно чувствовал - он то и дело подходил к старшему со спины, обнимая за плечи, втягивал в разговоры, или же просто долго вглядывался в глаза, словно пытаясь там что-то найти. А через время, судя по всему, он рассказал о своих наблюдениях Чонину, и тот стал вести себя похоже. Он часто интересовался делами старшего, мол, всё ли у него в порядке. Чанёль же на это отвечал только яркой улыбкой и трепанием по волосам, - "Конечно, всё хорошо! Разве может быть иначе?" В тот вечер, глядя на свои заживающие порезы, он понял, что, пока они болели, он правда не мог думать ни о чем другом, кроме них. А дальше... Кровь, салфетки, слёзы... Спокойствие? "Разве может быть иначе?" Когда Чунмён зовёт Пака к себе в комнату, чтобы поговорить, он ничего не подозревает, но вот когда лидер за ним закрывает дверь на замок, настораживается. - Хён? - Чанёль, - начинает он, усевшись на кресло, - я знаю, что с тобой что-то происходит. Сэхуни сказал, что это длится уже несколько недель. Ты же знаешь, что каждый из нас рядом, чтобы выслушать тебя и поговорить? - Хён, я, правда, не понимаю, о чём ты. Что со мной происходит? О чём я должен рассказать? - Не важно. Ты знаешь, о чём я, даже если притворяешься, что это не так. Просто, пожалуйста, помни, что мы всегда рядом с тобой. После этого разговора Чанёль решает, что всё уже, правда, слишком затянулось, и надо возвращаться к прежней жизни. Он начинает снова как можно больше улыбаться, снова по вечерам играет с мемберами в приставку, меньше запирается в своей комнате и почти не опаздывает на репетиции. Но ночью ведь его все ещё не видно. Так что бёдра по прежнему остаются израненными. Потому, что смех кажется слишком громким, эмоции - наигранными. Все в себе кажется каким-то... Слишком. Но с Бэкхён-хёном становится немного легче. С ним весело и легко, а главное - он не знает о его проблемах. С Бэкхёном о них получается забыть. Или, по крайней мере, получалось до тех пор, пока старший не посмотрел в один день в глаза совершенно серьёзно, и указал пальцем на край паковой толстовки. - Ты тут заляпался, - сказал он. На месте, куда он указал, оказался кровавый след, повторяющий форму какого-то из порезов, - будь осторожнее. - и, улыбнувшись ярко, в своей манере, он отошёл попить воды. После этого он стал тем же Бэкхёном - весёлым, шумным и игривым. С ним было так же легко, не считая моментов, когда он смотрит так пронизывающе, словно в самую душу. В остальном их отношения совсем не поменялись: они так же играли в приставку по вечерам, дурачились, бились подушками и получали нагоняй от лидера. Всё как всегда. Это был выходной. Ребята решили провести его вместе, вдевятером. Они прибрались в общежитии (чудом не разгромив его), приготовили ужин, покушали и выпили, просто расслабляясь в компании друг друга. В один момент Пак обнаружил, что пальцами обводит порезы сквозь ткань штанов. Оглядывается, чтобы узнать, не видел ли это кто-нибудь, но удача была не на его стороне. Снова тот взгляд. Такой, словно направлен в самую душу, не меньше. А на самом деле он всего лишь следил за действиями Чанёля. Всего лишь. Бэкхён поднимает глаза на лицо Пака, улыбается слегка, и встаёт, говоря, что он уже устал и пойдёт отдохнуть. Он говорил это, глядя Чанёлю в глаза. И что-то в его взгляде было такое громкое, говорящее, что младший просто встал, и, не объясняя ничего мемберам, направился за хёном. В комнате Бэкхён оказывается недалеко, точнее - прямо возле двери. Он ждал его прихода. Не успевает Пак открыть рот, как старший закрывает дверь и обнимает его. - Ты же обработал их? Обработал? - пальцами тянется к бёдрам, к тому же месту, к которому только что касался младший, сидя в гостиной. Он чувствует сквозь ткань пластыри, так что успокаивается немного. Порезы обработаны, - пожалуйста, не делай так никогда больше. - Хён, о чём ты? Всё же хоро... - старший резко отстраняется, за мгновение становясь на носочки и прижимая голову Чанёля к груди. - Поплачь. Плакать - это не слабость. Не всё ещё хорошо, но будет, я обещаю, - младший рвано вдыхает, - Я здесь, Ёль. Я всегда рядом, - пальцы цепляются за плечи, - Пожалуйста, доверься мне, Чанёль. И с этих слов слёзы полились. Он пытался, честно, пытался их остановить, вытереть, но они продолжали течь, и Чанёль ничего с этим не мог поделать, рыдая сильнее, чувствуя себя таким... Слабым. Он судорожно пытался вдохнуть глубже, медленнее, но каждый раз проваливался. И эта рука... Рука, что гладит по спине. Голос, что шепчет на ухо утешения. Это всё заставляет плакать сильнее, но эти слёзы каким-то образом приносят облегчение. И если обычно во время подобных истерик Чанёль брал в руки нож, чтобы отвлечься и перестать думать, то сейчас... - Пообещай мне, что больше не сделаешь этого. Мне так больно видеть тебя таким. - Я обещаю, хён. Я обещаю. И после этого короткого разговора, который они даже не вспоминали вместе, ребята стали ближе. Точнее, Бэкхён стал - он буквально пытался занять собой всё время младшего. - Бэкхён-хён? - сонно всматривается в темноту Чанёль. - Спи. У тебя матрас теплее, я тут спать буду. - Эй, смотри на меня. Смотри, - Бэкхён держит Чанёля за щёки двумя руками, поднимая его заплаканное лицо, - Это был просто кошмар, слышишь? Всё хорошо, ты уже проснулся, - он не разрывает зрительного контакта, хотя это сложно, учитывая, что он и сам плачет. Вместе с Чанёлем, - Давай, глубоко вдохни, - показывает на себе, - и выдыхай. Молодец. Давай ещё раз. - Ты чего ломишься, хён? - Я хотел позвать тебя на перекус! Я там пиццу заказал, менеджер уже разрешил. - Но мы же только что пообедали. - Если ты не голоден, мы можем просто посмотреть фильм у меня в комнате. Или хочешь, пойдём в зал вместе? - "всё, что угодно", - думает Бэкхён, - "что угодно, лишь бы ты не оставался снова один надолго." - Нет, ну ты видел? Видел? - возмущается Сэхун, - Он меня уже четвёртый раз подряд переигрывает! - обиженно косится на Бэкхёна, потирая покрасневший от щелбанов лоб, - Откуда у него вообще столько силы? В его-то пальцах! - Годы практики, мелкий, - гаденько лыбится Бён, растрёпывая прическу макнэ. - А, ну-ка, дайте я с вами сыграю. - Проигравшему - два щелбана. От каждого победителя. - Да. - Стоп, стоп! Я так не играю! - отскакивает Сэхун, - вы же мне сейчас своими пальчищами вдвоём голову разобьёте! - Ты так легко принял поражение, Сэхуни, - Чанёль коварно смеётся. - Помогите! - кричит макнэ, убегая из гостиной. Оставшиеся двое дают друг другу "пять" и заливаются смехом. Им всё ещё весело вместе. И, даже несмотря на то, что Бэкхён был рядом в самые тяжёлые моменты, их дружба от этого не стала тяжелее. Потому, что это был всё тот же Чанёль. И всё тот же Бэкхён - весёлый, шумный и игривый. И с ним не может быть иначе. - Эй, Чанёль! Что дел... - Бэкхён без стука заходит в комнату младшего и замирает. Перед ним Пак: он сидит на кровати и смотрит на него испуганно. Потому, что, судя по пластырям и вате, судя по задранным шортам, он только что обрабатывал раны. И это хорошо. Но Бэкхёну ещё не доводилось видеть их своими глазами. Открытые ранки, пусть и заживающие. Бэкхён не спрашивает разрешения - он подходит к кровати, опускается на колени, и, забрав из рук младшего мазь, начинает осторожно покрывать ею ранки. - Ты правда не делал этого после того, как я тебя попросил. Спасибо, - сказал Бён, наклеивая последний пластырь и поднимая взгляд. - Тебе спасибо, хён, - отвечает младший и рывком тянет парня на себя, заваливаясь вместе на кровать, и заключая его в объятья. Той ночью слово "спасибо" звучало миллион раз, и оба понимали, что это не только за заклеенные ранки. Той ночью... Эти двое так и заснули. В обнимочку. Эта ночь была важна для них обоих. - Эй, Чанёль, будешь? - Бэкхён протягивает кружку с кофе. Сегодня менеджеры разбудили их ни свет ни заря, так что без этого сегодня никто не выживет. - Спасибо, - запоздало отвечает, забирая из рук старшего кружку. Он наблюдает, как Бён растирает свои ладони друг о друга, пытаясь остудить их после горячего напитка. У него всегда были такие красивые руки? - Да не мелкий я! Мне уже двадцать семь! - обиженно вопит Сэхун, отмахиваясь от хёнов, что пытаются пожамкать его за щёчки. - Как двадцать семь? Вчера же твой выпускной только был! - Актёр из Чунмёна хоть куда, - Хотя, знаешь... Для меня ты навсегда останешься маленьким донсеном! - Чунмён-хён, не хочу тебя расстраивать, но... - многозначительно тянет Сэхун, подходя ближе и опираясь локтем на плечо старшего, вытягиваясь и подчеркивая их разницу в росте. Их одногруппники, тем временем, уже краснели от нехватки воздуха. Конечно, когда так смеёшься, особо не вдохнёшь. А ведь эта шуточная перепалка длится уже минут двадцать. Все смеются, а Чанёль завороженно рассматривает глаза Бэкхён-хёна. Оказывается, они так блестят. Особенно, когда он улыбается. - Давайте ещё раз, - выдыхает Чонин после очередного прогона хореографии, - Надо доработать переход. Кто-то опирается на свои колени, пытаясь отдышаться, кто-то разминает уставшие мышцы, а кто-то... Бэкхён пьёт. Просто пьёт воду из бутылки. Он и раньше так пил? О нет. Его губы... Чанёль стыдливо отводит взгляд: он в последнее время почему-то замечает в хёне много всего, на что не обращал внимания раньше. Это ужасно неловко, это смущает, но оторвать глаза с каждым разом всё сложнее и сложнее. Может, это с ним что-то не так? Они в очередной раз меняют пластыри Чанёлю. С того случая они делают это вместе практически каждый вечер. Ранки быстро заживают, что, несомненно, радует старшего. От некоторых, скорее всего, останутся ненадолго шрамы, но большинство из них исчезнут без следа. - Вот, - Бэкхён клеит последний на сегодня пластырь, - Кстати! А как тебе... - он не договаривает, быстро доставая из своего кармана несколько маркеров. На некоторых пластырях он рисует солнышко, на некоторых - сердечко. Получается немного криво, немного глупо, но мило и так тепло. По-домашнему, по-родному, - Ну как? Нравится? Младший молчит; он сначала смотрит на свежие рисунки на своей ноге, переводит взгляд на Бэкхёна, и, кажется, сходит с ума от того, что испытывает, сталкиваясь со взглядом, полным нежности и этой улыбкой. "Ты мне нравишься гораздо больше", - проскакивает у него в голове, и прежде, чем он успевает обдумать свои действия, он тянет старшего за ладошку на себя, мягко касаясь его губ своими. "Что я творю?", - думает Чанёль испуганно, но тут же успокаивает себя, - "Плевать. Это - лучшее, о чем я могу жалеть." Он не напирает, не старается опошлить этот поцелуй и не пытается даже углублять его. Просто ощущение губ хёна на своих в один момент становится таким правильным, таким естественным. И очень нужным. Разрывая поцелуй, Чанёль не может сдержать тихого разочарованного вздоха. Ему страшно, но он поднимает глаза, заглядывая в бэкхёновы. Но, к своему облегчению, он не видит в них отвращения или злости. Зато находит снова нежность во взгляде напротив. Бэкхён кладёт руки на плечи младшего, утыкаясь лбом в тыльную сторону своей ладони: - Ты мне тоже, Чанёль. Очень, - улыбка слышится в его голосе. И, - не считая поцелуя, конечно, - это лучшее чувство - всей душой чувствовать радость близкого. Когда Чунмён снова зовёт Чанёля к себе в комнату, младший чувствует себя странно. Он надеется, что его не будут снова расспрашивать про его состояние. Кстати... А как он сейчас? Времени на подумать нету, Ким уже ждёт его у себя в комнате с открытой дверью. - Хён? - Есть две вещи, которые я должен тебе сказать. - Ого. Я приёмный? - Чанёль, нет, - старший смеётся, качая головой, - Во-первых, я рад за тебя. У Пака есть чувство, словно он и не тут вовсе. Потому, что мысленно он всё ещё перебирает пальцы своего парня (да-да, вы не ослышались), слушая его смех, когда прикосновения становятся слишком щекотными. Слова лидера до него доходят только через несколько секунд: - А? - Говорю, ты выглядишь счастливее и здоровее, чем раньше. Надеюсь, однажды ты сможешь делиться своими переживаниями со мной или с кем-то из группы. - О, хён, - теряется, - Спасибо тебе. Сейчас я, - он прислушивается к себе прежде, чем продолжить, - я в порядке. На этот раз точно. - Я вижу, - улыбается Чунмён и тянется к волосам младшего, приводя их в беспорядок. Чанёль был уже возле двери, когда его окликнули, - о, и ещё. Я рад за вас с Бэкхёном. Будьте осторожны. - Это... - Чанёль чувствует, как его уши краснеют, и понижает голос до уровня полушёпота от смущения, - так заметно? - Вообще, нет, - лидер жмёт плечами, - но я слишком хорошо знаю вас, чтобы заметить небольшие отличия в поведении. Совет вам да любовь! - Ну хён! - Иди давай! - Чанёль ещё что-то смущённо фыркнул, и, всё-таки, скрылся из виду. А лидер, оставшись наедине, тихо проговорил, - И не дай Бог кто-то, кроме меня, увидит заставку на твоём телефоне - уши оторву. Из кухни слышались разговоры и стук палочек о посуду - во время позднего ужина все уже жутко уставшие, но они не могут не обсудить сегодняшнюю репетицию и не повспоминать свои ошибки, чтобы с них посмеяться. Чанёль стоит у двери, наблюдая за братьями. Нет, он точно счастлив. Теперь он точно знает, что в этой маленькой толпе он не одинок, и, что, в случае чего, найдутся люди, которые будут за него переживать. Из размышлений вывел любимый голос: - Эй, Чанёль! Дио приготовил кимчи, иди сюда! Засыпая этой ночью в объятиях своего парня - Бэкхёна, он спокоен. Последний кошмар снился ему больше месяца назад, и, кажется, он уже не вернётся. Теперь есть, кому охранять его сон, и есть, кого обнимать, чтобы не чувствовать себя больше одиноко ни на миг, даже ночью. И Чанёль знает, что некоторым людям он всё ещё не нравится, знает, что некоторым противны его привычки, характер и поведение, но теперь ему плевать. Потому, что он не противен своей семье, своим братьям, потому, что они действительно любят его. И ему этого достаточно, чтобы быть по-настоящему счастливым.