---
Вика спешным шагом следует по одной из дорожек небольшого районного парка, почти что ежемоментно оглядываясь по сторонам, и единственное, о чём мечтает в эту самую минуту — так это лишь о том, чтобы поскорее в своём поле зрения поймать Косицкого, чуть ускорить шаг, дабы как можно быстрее оказаться рядом с ним, услышать или даже увидеть, что же такое экстраординарное он сумел узнать, раз потребовалось столь срочное её появление здесь… а если уж причина окажется не достаточно веской, чтобы, так сказать, в следующий раз неповадно было — надрать Косицкому уши. Фигурально, конечно же. И при ближайшем же повороте тропинки, сразу за разлапистыми кустами с неизвестным названием и красивыми, словно по шаблону вырезанными угольчатыми листьями Берсеевой везёт. Перед глазами тут же появляется Всеволод, неспешно прохаживающийся туда-сюда возле одной из свободных лавочек и точно так же, как и она сама, окидывающий взглядом окрестности. И, казалось бы, психолог должна ускориться — как она сама же и собиралась всего мгновение назад — но долгожданное обнаружение напарника буквально выбивает её из колеи, Вика замедляет шаг, а через миг и вовсе останавливается, сверля Косицкого взглядом. Он замечает её практически сразу, взмахивает рукой, взметнув её над головой, и для выкрика не находит ничего более подходящего, чем её собственное имя. Собственно, другого и не нужно. — Вика! — она не сдвигается с места, и капитан сам срывается к ней, через какие-то несколько мгновений замирая напротив. — Хорошо, что ты пришла. — Сева, это… это что такое? — растерянно спрашивает Берсеева, то вглядываясь в лицо напарника, а то переводя взгляд на тёмно-зелёную коляску, остановившуюся рядом с ней вместе с Косицким. Он крепко обхватывает ладонями её ручку и буквально на автомате катает «детскую карету» взад-вперёд, не отводя от подруги растерянных и в то же время полных надежды глаз. — Коляска, — пожимает плечами капитан. — С ребёнком. — Это я вижу, — кивает в ответ Вика, старательно пытаясь прийти в себя и здраво взглянуть на происходящее. Эмоции внутри закипают, накаляясь об неизвестность, но Вика, заметив, что малыш спит, умело держит себя в руках, не повышая голос громче обычного. — Ты где её взял? Я отправила тебя в магазин, почему ты оказался с каким-то неизвестным ребёнком в коляске? Кто это? — Это Витя, — послушно отзывается капитан. Он без труда перехватывает вопросительный взгляд коллеги-начальницы, в один момент перестаёт катать коляску, тяжело вздыхает и, как кажется, даже не собираясь в ближайшие минуты отводить от Берсеевой взгляд, продолжает: — Вик, понимаешь, тут такое дело… Помнишь, мы когда вчера на труп приезжали… ну, в дом, где сегодня квартиру подозреваемого осматривали… — Сева, — не дав явно собирающемуся сказать что-то ещё Косицкому продолжить свою речь, зовёт его по имени майор, всё ещё теряясь в догадках, коих, собственно, почти что-то не возникает, и не переставая просверливать товарища взглядом. Словно мысли его считать собираясь и без его объяснений всё понять. — Не нужно мне рассказывать то, что я и так знаю. Расскажи то, о чём мне не известно. Об одной простой вещи. Откуда у тебя ребёнок? В какой-нибудь другой ситуации, в любой иной момент Сева бы как минимум про себя посмеялся бы, а как максимум — перевёл бы на Вику серьёзный взгляд и задал бы вполне себе дурацкий вопрос: «Ты что, не знаешь, как дети получаются?». Незамедлительно получил бы от Берсеевой укоризненный взгляд, может быть, даже толчок в бок… после бы улыбку её всё же поймал бы и лёгкий смешок, при котором она качнула бы головой, заставляя свои кудряшки подпрыгнуть. Но это в какой-то другой момент. Сейчас же Косицкому не до шуток. Он косится на Вику, косится на стоящую возле них коляску… — То, что тебе не известно, вытекает из того, что известно, — с налётом философии отмечает Всеволод, и Вике просто не остаётся ничего другого, кроме как махнуть ему рукой, прося наконец хоть как-то рассказать ей, что же случилось за те чуть больше, чем полчаса, что они были не вместе. Пусть даже с повторением того, что было вчера. — Мы когда квартиру вчера осмотрели, с людьми пошли поговорить. В дверях с девчонкой лет шестнадцати столкнулись, помнишь? Она ещё про бывших парней погибшей рассказала. Так вот, — заметив в глазах Берсеевой нетерпение, кивает капитан. — Я эту Наташу сегодня тут, в парке, встретил. Минут пятнадцать назад. Как раз после того, как с продавщицей поговорил. Ну, она и попросила меня пару минут с пацаном постоять — сказала, что ей за молоком для сына зайти нужно, а коляску в магазин тащить не удобно. — Подожди, — взмахивает головой Виктория. Она выставляет руку чуть вперёд и кончиками пальцев мимолётно касается рубашки на груди капитана. — Что ты сказал? Молоко для сына? Ты хочешь сказать, что мать этого ребёнка, — она указывает рукой на коляску, словно без этого жеста оказывается непонятно, про какого именно малыша идёт речь, — шестнадцатилетняя девочка? — Ты так удивляешься, будто никогда не сталкивалась с подобным. — Да нет, сталкивалась, конечно, — протягивает психолог и, замечая краем глаза, что малыш начинает ворочаться в коляске, делает неполный шаг в сторону, опускает ладонь на удачно оказавшуюся рядом ручку и теперь уже сама начинает плавно возить коляску вперёд-назад, практически не сдвигая с места. — Просто для меня это всё равно как-то… непривычно, что ли. Дети не должны делать детей. Ладно, Сев, это всё лирика. Где эта Наташа, что на пару минут отбежала? — Я не знаю, — пожимает плечами Косицкий, глядя на Вику глазами, в которых только и читается, что мольба о помощи. — Она как зашла пятнадцать минут назад, так больше и не выходила. Давай, ты постоишь тут, а я сбегаю посмотрю, что там в магазине. Может, очередь просто большая? — Какая очередь? — едва успев отвести взгляд на малыша, Вика вновь вспархивает его на напарника. — Ты смеёшься? Да чтобы в этом магазинчике возникла очередь на пятнадцать минут, он должен либо закрыться на обед, либо начать продавать водку с пятидесятипроцентной скидкой. Стой тут, — распоряжается майор, — а я пойду посмотрю, что там. А то тебя отпусти — ещё какого-нибудь ребёнка найдёшь. — Ну, Вик… Косицкий и начать-то толком не успевает, даже жалобно-молящий буквально щенячий взгляд откровенно запаздывает — у Вики в глазах появляются огоньки, чётко дающие понять, что решение её принято окончательно и обжалованию не подлежит, и все попытки спорить и переубеждать не приведут ровным счётом ни к чему. — Будь тут, — для верности говорит Берсеева. — За ребёнком вон следи и не заводи ни с кем бесед. От греха подальше. Хватит нам на сегодня колясок с чужими детьми. На пороге магазинчика Виктория появляется спустя каких-то пару минут. Одна и, судя по её взгляду, без хороших новостей. Вот только Сева всё это замечает не сразу — только в тот самый миг, когда она вновь оказывается совсем близко и опускает ладонь ему на плечо. Капитан от неожиданности вздрагивает и переводит на неё ещё более взволнованный, чем прежде, взгляд. — Вика, он проснулся. — Я вижу, Сев, — кивает она и с изумлением наблюдает за тем, как Косицкий, осторожно касается груди маленького Вити, старательно разжимает схватившиеся за бортик коляски пальчики и с тихим полушёпотом «Давай ты ещё поспишь?» пытается уложить ребёнка обратно. — Сева, что ты делаешь? Перестань, — сжав его локоть, не просит, а буквально приказывает Вика. — Он уже проснулся. Всё. Спать больше не хочет. — И что делать? — Мать его искать, — уверенно заявляет Берсеева. — В магазине сквозной проход. Продавщица сказала, что минут пятнадцать назад Наташа вошла через этот вход, купила бутылку воды и жвачку и тут же вышла через противоположную дверь. Тебя, мой дорогой, провели как мальчишку. Бери коляску и пошли, — вновь коснувшись его руки, кивает Виктория. — Посмотрим, может, она домой пошла или у дома стоит ждёт. — А если нет? — сжимая ручку коляски и не сказать, чтобы уверенно вышагивая по парковой дорожке, обеспокоенно спрашивает Всеволод, переводя на Вику взгляд. Она с мгновение просто смотрит на него, словно бы не слыша вопроса, а после всё так же молча пожимает плечами и глаза отводит в сторону. Она и думать сейчас не хочет, что будет, если в окрестностях дома Наташу не удастся отыскать, просто хочется верить, что так события развиваться не стану. Они с минуту идут молча, а после Косицкий уже не выдерживает этой тишины и бьющихся между висками мыслей: — Вик, а сколько ему? Он кивает на малыша в коляске, ручонками сжимающего ручку-бампер и что-то гулящего себе под нос, и Вика вслед за Севой переводит на мальчишку взгляд, невольно улыбается и вновь пожимает плечами. — Сева, я не знаю. Но вообще, я читала в статьях, в книжках, что садятся дети где-то в полгода. И коляски прогулочные рекомендуется не раньше этого возраста использовать. А он, смотри, уверенно уже сидит. Я думаю, кукушонку твоему месяцев семь-восемь. — Почему кукушонку? — хмурится Косицкий, переводя на подругу вопросительный взгляд, но когда Вика открывает было рот для пояснения, хлопает себя ладонью по лбу. — А! Кукушка яйца свои другим птицам подкладывает. Точно.---
— А вам идёт! — громко резюмирует Люся, когда майор с капитаном оказываются в паре метрах от служебного микроавтобуса. Она словно желает, чтобы слова её услышали абсолютно все, и все они повернулись бы взглянуть на сотрудников межведомственной группы и понять, что же им так идёт. Вика с Севой, опираясь на какие-то подсознательные сигналы, замедляют шаг, переглядываются и невольно улыбаются друг другу, тут же с тенью смущения и растерянности тупя взгляд в пол. Вот только более менять ничего не спешат. Сева всё так же крепко держит ручку коляски, а Вика, как и минутами ранее, осторожно и уверенно сжимает ладонью его руку где-то в районе локтя. — Прямо-таки семейная пара с ребёнком, — продолжает Люся, даже и не думая скрывать улыбку, ярко озарившую её лицо. И она явно собирается сказать в продолжение ещё что-то, вот только громко хлопнувшая у неё за спиной металлическая дверь и практически в то же мгновение материализовавшийся по правую от неё руку Спицин совершенно не позволяют ей воплотить задуманное в жизнь. — Ого! — у Антона глаза от удивления расширяются до размера чайных блюдец, он растерянно хлопает ресницами, с раскрытым ртом глядя то на Севу, то на Вику, к этому моменту уже успевших оказаться непосредственно возле микроавтобуса и разомкнуть объятия. — Это я что, так долго в квартире заканчивал, что у нас в группе успело произойти пополнение? Вика, а ты не говорила, что готовишься стать матерью. Антон держит такой тон, что собравшихся не покидает чувство, что говорит он абсолютно серьёзно, без малейшего намёка на шутку. Сева не перестаёт коситься на Вику. Вика опускает взгляд с Антона на размахивающего ручками Витю. И только Люся не испытывает ни малейшего напряжения. Она не сдерживает смешок и ощутимо хлопает Спицина по плечу, давая понять, что поддерживает его слова. — А я не готовилась и не готовлюсь. Сева — его мать. — Вик… — только и протягивает Косицкий, уже в который раз переводя на подругу взгляд. Молящий. Всё ещё встревоженный. И в то же время присовестевить её пытающийся. Вот только на Вику он, кажется, вовсе не действует, и Сева поникает, добиваемый дальнейшими её словами: — А что, это я, что ли, пошла в магазин за информацией, а вернулась с ребёнком? — не отводя глаз в сторону, разводит руки Берсеева. — А я вот всегда знала, что Косицкий что-то скрывает, — с напущенной в голос серьёзностью отмечает Люся, взгляд переводя то на Севу, то на малыша, увлёкшегося пристёгнутой к его коляске игрушечной уткой. — Видите, не ошибалась. Он, оказывается, мать! — заключает она, и Вика с Антоном, не удержавшись, заливаются смехом.---
Войди кто-нибудь сейчас в отдел — наверняка решат, что работают тут какие-то садисты, не меньше. И пытают они не кого-нибудь, а ни в чём не повинного малыша. Почему-то всегда именно так реагируют окружающие, слыша заливающегося плачем ребёнка — и тут совершенно даже не важно, видят ли они происходящее, либо же вовсе нет. Просто в голове сразу всплывает: «Его там режут, что ли?». Но маленького Витю в просторном кабинете межведомственной группы не пытают, не мучают… а напротив испытывают огромное желание помочь. Вот только не знают, как правильно действовать, и что самое главное — отчаянно пытаются отыскать самого крайнего, «счастливчика», так сказать. — Вик, давай ты, а? — предлагает Всеволод, оторвавшись от разглядывания яркой пачки памперсов, прикупленной в ближайшем от отдела супермаркете, и взметнув взгляд на стоящую буквально в паре десятках сантиметрах от него Берсееву. — А чего это я? — от слова вовсе не согласная с таким раскладом, майор всплескивает руками. Мальчишка, ревущий напротив них в своей коляске, на миг замолкает, видимо, решив, что с ним так играются, но, не получив большего внимания, вновь начинает плакать, размахивая ручками и ножками то и дело ударяя по дну своей «кареты». — Тебя попросили за ребёнком присмотреть, вот ты и разбирайся. Мне ещё над делом подумать нужно. Я как раз допрос пересмотреть собиралась, мало ли мы что-то упустили. Берсеева уверенно разворачивается, огибает спинку чуть помешавшего её маршруту дивана и уверенным шагом направляется прямиком в свой обустроенный рабочий уголок. Допрос уже дважды пересмотрен, ничего изначально упущенного в нём не найдено, но никакой иной причины, чтобы откреститься от истории с подгузниками у Вики просто не находится. — Ну, Вика! — моментально прилетает ей в спину, и Сева вслед за ней срывается с места. — Вик, — повторяет Косицкий, поймав подругу за руку, уверенно развернув к себе лицом и теперь заглядывая ей в глаза. — Пожалуйста. Я не умею. Вдруг как-нибудь не так поверну ребёнка или там ножку слишком сильно подниму и больно ему сделаю. Я не хочу навредить. — Не умеет он, — взмахнув головой, Вика повторяет сказанное Косицким. Она, как кажется, не замечает его ладонь на своём локте — во всяком случае не предпринимает попыток выпутаться из его недообъятий — не отводит глаз от его лица и словно куда-то в подсознание пытается вложить Севе о том, что брать эту работу на себя она не собирается. — А я прям умею, да? — Ну, ты всё-таки женщина, материнский инстинкт там… — Какой инстинкт, Сева?! — всплеснув руками, Вика всё же сбрасывает с себя ладонь товарища, отступая на каких-то полшага. — Я ему что, мать? Ответить Всеволод не успевает. Да он, собственно, и не знает, что ему следует отвечать и какие ещё аргументы приводить, чтобы откреститься от забот с обманом оставленным на него ребёнком. Его незнанию помогает Женя, всё это время в обнимку с ноутбуком сидящая на одном из бортиков дивана и предпочитавшая молча наблюдать за разворачивающейся ситуацией. Наушники от детского плача не спасают, да и послушать лёгкую перепалку Косицкого с Берсеевой она оказывается не прочь — оттого тема и ход разговора ей прекрасно известны. — Давайте, может, я в интернете посмотрю, как детям памперсы менять? — предлагает Женька, обернувшись к застывшим неподалёку от неё коллегам и уже занеся пальцы над клавиатурой. — На экран вам выведу. — Женя! — в один голос бросают майор с капитаном, в миг разорвав зрительный контакт и две пары глаз переведя на программиста. — А что я такого сказала-то? — искренне удивляется девушка, но навязываться не собирается. Себе дороже. Она разводит руки в стороны и пожимает плечами. — Ну, не хотите — не надо. Сами разбирайтесь. — Жалко Литвинова в офисе нет, — покачав головой, с нескрываемым в голосе сожалением заключает Косицкий. — У него же дочь — явно памперсы менял, когда Леська маленькая была. Берсеева в ответ согласно кивает — у неё и у самой в голове всплывал этот факт, но озвучивать его она не спешила, прекрасно зная, что Васи мало того, что сейчас нет в конторе, так его ещё и в пределах города не наблюдается — она лично слышала, как пару дней назад он радостно сообщал Леське, что взял пару отгулов, и рвануть в поход им никто и ничто не сможет помешать. Ещё добавляет, что Антон как знал, когда лучше всего умчаться проверять какую-то свою мысль, чтобы не попасть в число кандидатов. Напарники переглядываются, в глазах обоих вдруг вспыхивают яркие огоньки, предвещающие о гениальной и безошибочной идеи, и они буквально в один голос не то просто выкрикивают имя-отчество «ходячей энциклопедии отдела», не то непосредственно зовут Вайсберга, докричаться до него надеясь сквозь стены. — Лев Романович! — проносится по общему кабинету, и Вика с Севой, в один момент сорвавшись с места, устремляются в сторону прозекторской, оставляя Женю наедине с кричащим Витей и от слова вовсе не слыша брошенного имя спины «Эй, вы куда?! А ребёнок?!». По пути в морг Вика успевает налететь на Гришу, так не во время поднявшегося со своего места и вновь решившего заглянуть в их общий кабинет и поинтересоваться, отчего же так кричит малолетний посетитель, Сева, удачно отставший на каких-то два шага, каким-то только чудом умудряется подхватить Берсееву под спину, не позволяя той ни на пол полететь, ни в стенку позади себя впечататься, а напоследок ещё и дежурному бросить: «Ну, чего ты встал посреди дороги?». Обогнав же Вику — для, как он сам же про себя подумал, большей безопасности — Косицкий уже сам едва не влетает в Родимина, и на этот раз Виктория на ходу бросает ошарашенному начальнику: «Дим, потом тебе объясним!». — Лев Романович! — вновь в унисон выпаливают Вика с Севой, буквально ворвавшись в тихие владения Вайсберга. Он от неожиданности вздрагивает, едва не выпустив из рук одну из множества ни раз перечитанных книг, и поднимает на незваных гостей вопросительный взгляд, в котором тут же зажигаются огоньки беспокойства. — Что такое? Что случилось? Горим? — взволнованно спрашивает эксперт, не отводя от товарищей пристального взгляда, и Сева с Викой, не сговариваясь, но словно заранее отрепетировав этот трюк, синхронно машут головами. Они так и стоят у противоположного края прозекторского стола, соприкасаясь плечами, и стараются окончательно восстановить дыхание. — Тогда не вижу поводов для паники. Всех «клиентов» мне так распугаете. Давайте: глубокий вдох и медленный выдох, — советует Лев Романович, и визитёры несколько раз послушно выполняют эти действия. — Вот так, да. А теперь рассказывайте, что случилось. — У нас там ребёнок, — первым сориентировавшись, отзывается капитан, рукой для верности махнув куда-то в сторону выхода. — Мальчик, — решает нужным добавить Виктория. — Месяцев семь. — Он это… — продолжает вновь Сева, но замолкает, так и не закончив мысль. Он мнётся с ноги на ногу, переводит на Вику глаза и всем своим видом показывает, что нуждается в её помощи и уже в который раз ждёт от неё поддержки. — Ну… — протягивает Берсеева, недоверчиво косясь на Всеволода. — Понимаете, он… в общем, переодеть нужно. — Лев Романович… — Ой, ну так бы сразу и сказали. Понял я всё, понял, — словно легонько «дав пятёру» воздуху выставленными перед собой ладонями, отзывается Вайсберг. Он по-доброму улыбается и всё так же не отводит глаз от словно выпавших из гнезда птенцов — перепуганных и абсолютно не понимающих, что же теперь делать, разве что взъерошенных пёрышек не хватает. — Эх, молодёжь, жениться вам нужно! — заключает Лев Романович, и Вика с Севой тут же переводят друг на друга взгляды. На две свадьбы либо же на одну намекает эксперт — остаётся неизвестным, и напарники решают оставить его слова без комментариев. — А то что это такое, детёнку подгузник всего-то поменять, а у вас страха в глазах, будто вы его из горящего дома вытащить не можете. Пойдёмте, друзья мои, пойдёмте. Когда Лев Романович берёт мальчонку на руки, ни Вика с Севой, ни Женя с всё же «зашедшим в гости» Гришей ничего особо не ожидают. Но когда он начинает негромко с улыбкой на лице разговаривать с малышом, говоря, что ему приятно познакомиться, призывая не плакать и сообщая, что вот-вот ему будет сухо и хорошо, и Витя послушно снижает уровень крика, а после и вовсе смолкает, все собравшиеся удивлённо переглядываются. — Вот и умничка, — улыбается мальчонке Вайсберг. — Пойдём-ка ко мне в гости. Да, Витюша? — В морг?! — вскрикивает Всеволод, смотря на Льва Романовича в один миг округлившимися глазами. — Ну, а что такого? — с абсолютно искренним удивлением вопросом на вопрос отзывается эксперт. — У меня и водичка есть, и стол удобный… Где тут у вас попку помыть? В раковине, что ли? А подгузник на журнальном столике менять? Нет-нет-нет, — машет головой Вайсберг. — К тому же у меня там в разы стерильнее, чем здесь. Не слушай их, Витенька, пойдём.---
— Спасибо вам! Спасибо! — прижимая малыша к груди, со слезами на глазах начинает причитать женщина. — Ну, что вы? — коснувшись ладонью её руку, отзывается Берсеева, с улыбкой наблюдая, как Витя с интересом водит пальчиками по выпирающим бусинкам на пиджаке матери. — Мы всё прекрасно понимаем. Переходный возраст, ревность к младшему ребёнку… Есть множество семей, которыми действительно должна заниматься служба опеки. Поговорите с дочерью, сходите с ней куда-нибудь. Вдвоём. Я не знаю, по магазинам, в кино, в парк… куда она любит. Женщина согласно кивает в ответ почти что на каждое слово Берсеевой, смотрит на неё блестящими от слёз глазами, то и дело касается лица мальчонки губами и почти что не замечает Всеволода, предпочитающего молча стоять в паре шагах от неё и лишь со стороны наблюдать за происходящим. — Конечно, да. Конечно. Спасибо вам большое, — повторяет она с искренней благодарностью. — На полдня ведь с мужем отъехали, документы на дом оформить. Попросили дочку с Витей посидеть… Кто же знал, что Наташа возьмёт и отдаст брата под присмотр, как она сама же сказала, сотрудников органов. Женщины ещё минут пять обсуждают произошедшее, Вика даёт ещё несколько советов по выстраиванию доверительных и беспроблемных отношений с Наташей, и когда они уже прощаются, всё так же стоящий всё это время совсем рядом Косицкий вдруг спохватывается. — А мы же не с пустыми руками! — констатирует капитан, раскрывая большую тряпичную сумку, отыскавшуюся в отделе. — Вот, это вам. Так сказать, подарок от сотрудников межведомственной группы. Да, берите-берите, — буквально всучает женщине початую пачку подгузников Сева. — Нам всё равно без надобности, а вам точно пригодится. И вот ещё, — добавляет он, в коляску ставя небольшой пакет с пачкой детской смеси. — Всего вам доброго. Распрощавшись с виновником своего сегодняшнего и беспокойства, и веселья, и даже страха и с его мамой, Косицкий с Берсеевой, добравшиеся до нужного адреса на служебном микроавтобусе, а после сказавшие, что доберутся своим ходом и отпустившие Люсю, неспешно, но уверенно направляются к выходу из двора. — А знаешь, Вик, — повернув к подруге голову, начинает Косицкий, — а мне даже понравилось с мелким возиться. — Да ты что? Особенно памперсы менять, наверное, да? — легонько толкнув Севу в бок, отмечает Виктория и тут же не сдерживает смеха. — То-то у тебя лицо было такое… довольное, когда он уделался. При том сделал это ни один раз. — Ой, а сама-то? — не остаётся в долгу капитан. — Что-то я не заметил, чтобы ты меняла пацану памперсы или хотя бы рвалась это делать. Спасибо, что у нас есть Лев Романович. Иначе бы… не знаю, что бы тогда мы делали и как бы справлялись. — Это точно, Сев, — кивает в ответ на его слова Берсеева. — Спасибо Льву Романовичу. Нужно будет ещё раз его поблагодарить. Слушай, а может в добавок к словам ещё тортик ему купим? — Хорошая мысль. Тем более, тортиком он поделится, — расплываясь в хитрой улыбке, соглашается Косицкий. — Слу-у-шай, — протягивает он и ловко оплетает талию подруги рукой, — а Лев Романович там какую-то мысль говорил про то, что нам с тобой пора жениться… Не находишь её интересной? А, Вик? — Нам с тобой? — уточняет Вика, всё же не выпутываясь из объятий Всеволода и не спеша отвести от него улыбающихся глаз. — Что-то не припомню такой формулировки. — За разговором они успевают выйти из двора, пройти несколько метров, и на глаза Берсеевой удачно попадается вывеска супермаркета одной из больших сетей. Она делает шаг в сторону, позволяя руке напарника соскользнуть с неё, но уже через миг сама берёт его под руку. — Сева, пойдём-ка за тортиком. А потом быстро в отдел, пока никто не разошёлся.