Another Mask Behind You

В конце первой недели Драко думал, что нашёл ключ к тому, чтобы Поттер влюбился в него: Поттер не хотел, чтобы его обслуживали. Он хотел обслуживать. Поскольку быть обслуживаемым было легче, чем обслуживать, Драко начал расслабляться, постепенно забывая про уборку, прополку и стирку. Он даже пытался приказывать Поттеру, думая, что это должно ему понравиться, но на практике было сложнее, чем в теории. — Скажи мне, чего ты действительно хочешь, — сказал Поттер однажды, когда Драко сказал ему надеть другую рубашку. — Я хочу, чтобы ты выглядел презентабельно, — ответил Драко. — Нет, — голос Поттера был твёрдым. — Ты хочешь указывать мне. — Я… — Драко был готов к тому, что его поймают. Он был полностью подготовлен. Он просто не мог вспомнить, что собирался сказать. — Я… — Скажи мне, — повторил Поттер. — Я просто пробовал, — выпалил Драко. — Ты сказал, что любишь людей, которые сопротивляются тебе. Я думал, тебе это понравится. — Перестань думать о том, что мне нравится, — сказал Поттер. — Думай о том, что нравится тебе. Поттер был слабоумным. Драко не собирался переставать думать о том, что нравится Поттеру. Драко пытался заставить Поттера влюбиться в него, а это означало, что то, что нравится Поттеру, имело значение, а то, что нравилось Драко, — нет. Однако слова Поттера были ключом к разгадке — ему не нравилось, когда ему приказывают ради приказа. Он не хотел быть сабмиссивом, он не хотел быть рабом; он просто хотел дать Драко то, что он хотел. Проблема заключалась в том, что Драко не знал, каких желаний ожидал от него Поттер. В конце концов, Драко просто начал просить о вещах, которые просто приходили ему в голову в данный момент — велел Поттеру закрыть окно, когда ему было холодно, просил Поттера принести ему выпить, когда хотел пить. Это работало довольно хорошо, поскольку Драко не должен был жёстко фильтровать свои просьбы. Он мог просто говорить то, что хотел, и просить о вещах, которые ему нравились, и Поттер его баловал. Драко больше даже не пытался вставать рано; приносить ему завтрак в постель, очевидно, нравилось Поттеру, и, раз ему это приносило удовольствие, Драко не собирался останавливаться. То, что Поттер не хотел, чтобы ему кто-то прислуживал, означало, что Драко мог по крайней мере отказаться от готовки и уборки. Если не считать работу по дому, у Драко не было каких-то обязательных к выполнению задач до того времени, пока Поттер не возвращался на Хотторн-Лейн, за исключением проверки МаскерЭйда в квартире. Драко не заключал новых контрактов с клиентами и отправлял отсрочки своим постоянным клиентам, большинство из которых начали бы жаловаться, если бы он не нравился им достаточно сильно, чтобы желать его даже после нескольких пропущенных встреч. Драко много спал, листал модные журналы и иногда читал «Квиддич с Поттером». Однако проблему в лице Поттера нельзя было игнорировать. Когда он приходил домой, он спрашивал, чем занимался Драко, поскольку он, очевидно, не выполнял никаких домашних дел. В первые два дня Драко отвечал Поттеру, что ничем не занимался, но Поттер выглядел разочарованным. Чтобы разглядеть это, нужно было уметь читать его, и Драко учился, и эта небольшая складка возле шрама в виде молнии означала, что он надеялся, что Драко будет чувствовать себя как дома достаточно сильно, чтобы заняться чем-то интересным и продуктивным. В течение следующих двух-трёх дней Драко начал говорить Поттеру, он нагонял упущенное в чтении, на что Поттер ответил с тёплым светом в его глазах: «Что ты читал?», но, когда Драко показал ему пару журналов, эта складка вернулась, предположительно, потому что Поттер уже видел, как Драко читает эти журналы, а они не были особо большими. Возможно, он думал, что Драко лжёт, что Драко и делал, но не совсем; он не мог рассказать Поттеру о МаскерЭйде, но кроме него Драко и в самом деле ничем не занимался. Если Драко притворится, что у него какое-то другое занятие, Поттер, вероятно, влюбится в него. Несомненно, мысль о том, что всю жизнь Тристан буквально трахал других мужчин, отпугивала Поттера; люди, которые думали, что любят проституток, всегда воображали, что в них есть какая-то глубина, какая-то тайная жизнь. Казалось, они никогда не осознавали, что, когда зарабатываешь на жизнь сексом, не остаётся ни времени, ни места на приватную жизнь, не остаётся чистой души, не запятнанной потом и спермой. Оставались только железы, производящие ещё больше спермы и ещё больше пота, и знание того, что теперь денег достаточно, чтобы обезопасить Панси. Банкет в НимбусКорп напомнил Драко об интересе, который он проявлял раньше — до того, как проституция стала его жизнью, до войны. Раньше он любил проектировать мётлы, поэтому решил снова попробовать свои силы, просто чтобы иметь возможность ответить на вопросы Поттера о своей деятельности. Узоры на метле были похожи на слабые и невежественные каракули ребёнка, и он быстро сдался. Проектирование вещей в двенадцать лет сильно отличалось от проектирования вещей, которые будут нормально работать в реальном мире, и то, что Драко не занимался этим пятнадцать лет, только усложняло ситуацию. Единственная область, в которой Драко успел поработать со времён войны, — это зелья, и то лишь потому, что у него не было выбора — сначала нужно было произвести достаточное количество Оборотного, чтобы изменить их тела, чтобы было легче находить клиентов, а затем он разработал МаскерЭйд — более лёгкую в приготовлении, более длительную, менее стрессовую для организма версию Оборотного. Хотя Драко изобрёл МаскерЭйд, он вовсе не был экспертом. В школе он работал над зельями только чтобы добиться расположения Снейпа, но, честно говоря, Снейп всегда был излишне агрессивным, когда дело касалось зелий. Безусловно, зелья были очень мощными и могли делать многое, но он не был хорош в них так же, как, например, в чарах, дуэлях или полётах. Не то чтобы Драко был хорош в них. Больше нет. Драко взглянул на свой грубый набросок метлы. Идея заключалась в создании метлы Близзард, которая могла перенаправлять снег и решать проблему конденсации, которая изменяла распределение веса на метле. Теперь, когда Драко подумал об этом, он понял, что зелье могло решить эти проблемы, но должна быть возможность впитать его в древесину. Как масло. Или полироль. Драко чуть не смял пергамент. Идея была несерьёзной. Это было бессмысленно. Но Поттер собирался прийти домой этим вечером и спросить: «Что ты делал сегодня?», и, если Драко опять скажет «ничего», Поттер снова будет выглядеть разочарованным. Он будет думать, что Тристан просто ленивый шлак. В конце концов Поттер поймёт, что Тристан — всего лишь хастлер, а смысл всего этого представления вовсе не в этом. Поттер должен думать, что Тристан чего-то стоит; он должен интересоваться Тристаном как личностью. Поттер должен хотеть его, и хотя метла Близзард была бессмысленной и безмозглой идеей, это было лучше, чем лгать о бездействии. Драко начал делать беспорядочные, почти непроизвольные заметки о том, как можно сварить полироль, отталкивающую снег, или как использовать её для регулировки веса. На самом деле, с зельями в этом ключе можно было делать всё, что угодно. Зелья могут не только защитить от стихий; они могли бы улучшить аэродинамику самой метлы. Волшебные палочки изготавливались путём заполнения полых кусков дерева магическими предметами; лучшие мётлы изготавливались таким же образом, но на каждом этапе процесса дерево или предметы наполнялись более глубокой магией с помощью зелий. Через некоторое время Драко это немного надоело. Прошло довольно много времени с тех пор, как он последний раз писал так много пером за один присест, но потом ему пришло в голову, что ему придётся показать заметки Поттеру. В конце концов, цель всего проекта заключалась в том, чтобы убедить Поттера, что Тристан может продуктивно использовать своё время. На случай, если Поттер решит прочитать это, Драко нужно убедиться, что его записи, по крайней мере, имеют смысл. Ему придётся провести исследование — то, чего он не делал в течение долгого времени — и написать надлежащую процедуру приготовления зелья и доказательства, как того хотел бы Снейп, — то, чем Драко не занимался ещё дольше. Когда он экспериментировал с МаскерЭйдом, он не удосужился документировать свои методы — МаскерЭйд не был тем зельем, которое нужно было представить коллегам или разместить статью о нём в «Практике зельеварения», как того хотел бы Снейп. Это исследование было обусловлено не академическим интересом, а необходимостью, и Драко относился к этому так же. Хотя… Поттер был почти что влюблён в Грейнджер на протяжении всего обучения в Хогвартсе, а она была одним из худших видов академиков. Несомненно, её опыты с зельями и доказательства к ним подходили для «Практики зельеварения» практически без редактирования. Если это было чем-то, что заводило Поттера, Драко мог это сделать. Он мог делать всё, что угодно. В любом случае, метла Близзард была определённо гениальной. Особенно вдохновляло использование усов морской свинки. Драко так увлёкся, что не заметил, как быстро пролетело время, но затем понял, что стало слишком темно, чтобы читать какую-либо из его книг. Подняв глаза, он увидел, что косые лучи солнца из окна в гостиной исчезли, а Гарри Поттер стоит на пороге. Он выглядел так, словно пробыл там какое-то время, как и в первое утро — скрестив руки на груди и развалившись в дверном косяке, просто наблюдая. Драко всё ещё был в очках. МаскерЭйд изменил только внешний вид его глаз, но не их анатомическое строение, а зрение Драко всегда было плохим. Когда он был моложе, его родители всегда могли позволить себе чары, улучшающие его зрение. Даже во время войны он всё ещё мог их купить, но потом состояние Малфоев было изъято, и у него ничего не осталось. Как только Верити начала приносить достаточный доход, Драко снова мог позволить себе чары. Обычно он применял их, но сегодня днём, когда последние чары спали, он даже не подумал о них; в очках он в любом случае видел лучше, так что он просто призвал их. Он так привык носить их после войны, когда всё, что у него было… Драко сорвал их со своего лица. — Я не слышал, как ты вошёл. — Я не знал, что ты носишь очки, — лицо Поттера было непроницаемым. — Я не… я и не ношу, — Драко испарил очки заклинанием, и Поттер, оттолкнувшись от дверного косяка, подошёл к нему. — Что ты делаешь? — спросил Поттер. — Ничего такого, — Драко отодвинул книги и встал. — Это не столь важно. Как прошёл твой… — Это выглядит важным. Глаза Поттера были очень тёмными в сером свете гостиной, и внезапно Драко вспомнил, зачем он вообще работал над Близзард. — Я просто… — Драко поморщился. Тристан должен был чем-то заниматься, чтобы доказать, что у него есть жизнь, что он не просто хастлер. Однако в первую очередь Тристан должен сосредоточить внимание на Поттере; Тристан не должен так сильно заботиться о глупых полиролях и мётлах. — Просто зелье, — Драко пожал плечами. — Можно посмотреть? Драко заколебался. — Необязательно, — сказал Поттер. — Это просто наброски, — Драко взял стопку пергамента и протянул Поттеру. Поттера слегка нахмурился. — Исследование зелья, — он пролистал второй пергамент, внимательно изучая узкий почерк Драко. — И доказательства. Это похоже на то, что мой старый профессор зельеварения опубликовал бы в журнале. — Ничего подобного, — Грудь Драко сжалась. — Хм, — Поттер просмотрел следующую страницу, потом ещё одну. Руки Драко зудели от желания вернуть пергаменты. Поттер перелистнул на другую страницу и поднял взгляд на Драко. — Почему гамамелис? — Что? — Я думал, гамамелис используется для исцеления, а не для мётел, — Поттер показал ему пергамент. — Гамамелис — озимое растение, — Драко подошёл ближе, чтобы посмотреть на пергамент, и указал на свойства гамамелиса, так аккуратно перечисленные на бумаге. — Это для снега. — О, — протянул Поттер. — А пчелиный воск? — Просто для обеспечения базы. — Может, тебе стоит объяснить мне с самого начала, — предложил Поттер. — Это не так уж важно, — возразил Драко, но Поттер отошёл и сел на диван, указывая на место рядом с собой. — Например, — сказал Поттер. — Перья баклана. — Ты упускаешь весь смысл. Ты хоть первую страницу читал? — Драко закатил глаза. — Я, можно сказать, забыл, как читать такое доказательство. Драко сел рядом с ним на диван. — Дай мне это, — потребовал он, выхватывая пергамент. Он начал разъяснять всё доказательство Поттеру, который, по всей видимости, забыл всё, чему его учил Снейп. Доказательство было техническим, но Поттер, по крайней мере, мог догадаться о перьях баклана. Они отличались от перьев уток, потому что были менее водоотталкивающими. Из-за этого бакланы хуже плавали, но лучше летали; компромисс был необходим. — Понятно, — пробормотал Поттер ему на ухо. — Теперь о гипсе, — сказал Драко, переходя к следующей странице. — Да, — сказал Поттер. Его нос касался волос Драко. — Расскажи мне о гипсе. Поттер не знал ничего о гипсе, что было просто жалко. Снейп потратил почти месяц на гипс на четвёртом курсе, но, с другой стороны, Поттер ведь был поглощён хвастовством, из-за чего их школа выглядела плохо на четвёртом курсе, и Мерлин знал, обращает ли Поттер сейчас внимание на рассказ Драко. Они заняли более удобное положение на диване. Драко предполагал, что его слишком отвлекли бакланы и гипс, потому что он не заметил того момента, когда они расположились на диване скорее горизонтально, чем вертикально. Он лежал на груди Поттера, держа перед собой пергаменты, чтобы они оба могли видеть, и Поттер время от времени издавал низкие, мягкие звуки вопросительные или одобрительные звуки. — Ты не слушаешь, — возмутился Драко. — Я слушаю, — губы Поттера коснулись шеи Драко, когда он заговорил. — Тогда о чём я только что говорил? — Что-то о ретроградной растворимости. — Что именно о ретроградной растворимости? — Я не уверен, — сказал Поттер. — Может, тебе лучше рассказать об этом ещё раз. Драко повернулся, чтобы посмотреть на него, что было довольно трудно сделать в руках Поттера. — Это тебя заводит. — Когда ты ведёшь себя как зануда? — Не знаю, — раздражённо ответил Драко, — Но ты… — Да, — Поттер немного сжал его в руках. — Ты разволновался. — Я не разволновался… — Ты увлечён этим, — Поттер слегка прикусил ухо Драко, затем отпустил. — Мне нравятся люди, которые чем-то увлечены. Ты даже не представляешь насколько. — Кажется, представляю, — всё ещё раздражённо сказал Драко. Он поёрзал на коленях Поттера. Поттер, несомненно, уже был твёрдым. — Позволь мне тебе подрочить. Голос Поттера мог быть соблазнительным, но слова определённо нет. Но это не имело значения — рука Поттера уже двигалась от талии Драко вниз, к его брюкам, и, возможно, Поттер владел какой-то магией волшебного прикосновения или что-то в этом роде — возможно, так это и было. Возможно, Поттер действительно использовал магию, и именно поэтому весь профессионализм Драко просто улетучивался, когда Поттер так прикасался к нему, расстёгивая его брюки и просовывая под них руку. Драко уже был твёрдым. Он не знал, почему. Это не было горячо. Рассказывать Поттеру о его идее зелья не было горячо. Драко умел быть горячим; в этот вечер он планировал удивить Поттера — переодеться в кожу и, возможно, взять цепи и наручники. Поттеру это понравилось бы; ему это понравилось бы намного больше, чем приходить домой к Драко в домашней одежде и дурацких очках и продолжать слушать о том, как он был взволнован гипсом из любви к… Салазар. Салазар. Салазар, Поттер обхватил его кулаком и дрочил, а Драко ёрзал на коленях Поттера, прижимаясь к твёрдости под его штанами. Салазар. Мерлин. — Сильнее, — прохрипел Драко. — Мерлин, Гарри, сильнее. — Поттер повиновался, и Драко выгнул спину, ему пришлось поднять и вывернуть руку назад, чтобы схватить Поттера за шею и притянуть его ближе… Мерлин, Поттер был большим. Драко чувствовал это своей задницей даже через брюки Поттера, даже через свои собственные. Драко обычно не думал об этом, но Поттер был достаточно хорошо обеспечен. Его эрекция внутри Драко будет… это будет… Драко снова выгнулся, рука Поттера поднялась, а затем снова опустилась, а рот Драко был открыт. — Тебе нравится это? — спросил Поттер, и его голос прозвучал прямо над ухом Драко. Драко ткнулся задницей в сторону его тела. — Тебе нравится это? — повторил Поттер, сжимая рукой основание члена Драко. — Д-да, — пробормотал Драко. — Да, мне это нравится, блять… — Хорошо, — сказал Поттер. — Я собираюсь кончить. — Да, сделай это, — Драко неуклюже ёрзал у него на коленях. — Сделай это… — Тристан, — прошипел Поттер, его рука сжалась, и его бёдра выгнулись вверх, и Драко сжал кулак Поттера, который все ещё обхватывал его член, и дёрнул им — он дрочил, используя руку Поттера на своём члене, в то время как Поттер кончил прямо в брюки. Что-то упало с каминной полки в другом конце комнаты — стихийная магия Поттера. После этого кончил Драко, он заставил Поттера обхватить головку, оставляя в руке всю сперму, пока Драко выгибался. Поттер снова и снова целовал его в шею, издавая при этом низкий хриплый шёпот. — Вот так, Тристан, вот так. — Блять, — выдохнул Драко, когда всё закончилось. Он разлёгся на Поттере, у которого вся рука была в сперме. — Это было хорошо, — сказал Поттер. — Это было небрежно, — возразил Драко. — Мне нравится небрежность, — ответил Поттер, но, убрав руку от члена Драко, взмахнул ей, очищая от спермы. — А тебе нравятся лекции. Я полагаю, тебе очень нравился профессор Биннс, — Драко повернулся, чтобы взглянуть на него, когда Поттер не ответил. — Я удивлён, что ты знаешь, кто такой Биннс, — сказал Поттер после долгой паузы. Драко отвернулся от него. Он не ошибся. Он не ошибся, потому что мог легко всё объяснить. Однако он определённо страдал от посторгазменного тумана. — Я исследовал Хогвартс до того, как приехал сюда, — сказал он. — Наверное, я мог бы перечислить всех ваших профессоров. — Исследовать. Похоже на тебя, — Поттер откинул потные волосы Драко со лба и поцеловал его в висок. Драко поёжился. — Тебе нравится это. Тебе нравится, что я зануда. — Да. Повернувшись, чтобы снова взглянуть на него, Драко попытался разобрать тон, которым ему отвечал Поттер. — Тебе нравится, что у меня другие интересы, — предположил Драко. — Те, которые не относятся к твоему счёту в квиддиче и не имеют к тебе отношения. Веки Поттера стали тяжелее, но он больше ничего не сказал. — У меня самые разные интересы, которые не имеют к тебе никакого отношения, — солгал Драко, садясь. — Около миллиона. — Хорошо, — Поттер тоже сел. — Прямо сейчас я хочу есть. И я хочу бутылку хорошего вина. — Я куплю для тебя, — сказал Поттер. — И мне нужен пергамент получше. Я украл твой со стола в холле, и он ужасен. — Я куплю и его. — И я хочу отсосать тебе. — Это имеет отношение ко мне, — заметил Поттер. — Нет, — отрезал Драко. — Это имеет отношение к твоему члену. Только я и твой великолепный член. Я мог бы и не учитывать твоё присутствие. Уголок рта Поттера повернулся, и… да, вот оно. Усмешка появилась на его лице. — Ты думаешь, мой член великолепен? Драко снисходительно махнул рукой. — Он сойдёт для моих целей. А твоя задница… — Драко замолчал.  — Что-то не так с моей задницей? — Брови Поттера приподнялись, но усмешка стала шире. — Нет, — они сидели рядом друг с другом, но теперь Драко снова взобрался на него, поставив колени по обе стороны от бёдер Поттера. — Нет, твоя задница неплохая. — Неплохая? А как насчёт великолепной? — Возможно, — Драко толкнул Поттера обратно на диван. — Возможно? Драко прикоснулся губами к уху Поттера. — Когда в ней моя сперма. Бёдра Поттера грустно дёрнулись. Он втянул воздух. — Я думал, ты хочешь пообедать. — Позже, — сказал Драко, потому что у него было столько контроля. Он мог заставить Поттера делать всё, что хотел. Он мог заставить Поттера накормить его обедом, принести ему вина, принести ему пергамент, он мог заставить Поттера подёргивать бёдрами, а рот наполняться слюной; он мог заставить Поттера возбудиться безо всяких усилий. Драко мог заставить Поттера умолять, и это не потребовало бы абсолютно никаких усилий; он мог бы приказать Поттеру сделать всю работу, если бы он захотел, и Поттер, вероятно, сделал бы это. Поттер завёлся только от того, что увидел Драко в очках и халате, который строчил что-то на пергаменте; Поттер был его рабом. Его рабом. Драко так сильно хотел Поттера в этот момент, что думать было почти невозможно. — Тристан, — сказал Поттер напряжённым от желания голосом. Драко прижал его к дивану. — Я собираюсь трахнуть тебя, — сказал он и сделал это.