Поцелуй с привкусом Parliament

2002 год Концерт КиШ в Киеве. В медленно пустующем зале стояла в исступлении девушка двадцати двух лет. Выступление закончилось какое-то время назад, и довольные слушатели расходились кто куда. Только юная Олеся Григоренко всё также находилась в помещении. Ей было плевать на тех, кто норовил сбить с ног — так все торопились по своим делам — и на тех, кто был уже далеко от концертного зала. Она прокручивала в голове последние часы. Давно в столице не было чего-то столь эмоционального и значимого. Что уж говорить про жизнь обычной студентки журфака? Когда Олеся мельком услышала, как одногруппники обсуждали скорый приезд её любимого коллектива, то тут же выпросила у матери недостающую сумму на билет. Далеко от сцены, в толпе незнакомых людей, но это ли важно? Имело ли что-нибудь значение, когда ты потешаешься с Дурачка, что гонялся за молнией? Или когда ловишь себя на мысли, что отдал бы все кровные, лишь бы примерить дивное чёрное платье Машеньки-красавицы? Нет, всё это не важно. Важен лишь Он. Гордый и громкий вокалист, за которым едва поспеваешь взглядом. Такой взрывной, со всевозможными гримасами, и такой манящий. Как противоположный полюс магнита: ты не в силах устоять перед силой его притяжения. Горшенёв всегда знал, как можно завлечь народ. Что делать, говорить, кричать. Всегда точно в цель. И в обратной связи с аудиторией ему не было равных. Григоренко не позволяла себе лишний раз моргнуть, не подпевать больше одной минуты — здравствуй, сорванный голос. И плевать. В каждой строчке, спетой вместе с Мишей, чувствовалось единение. Как один дух, сотканный музыкой. Музыкой, что безбашенной волной неслась в воздухе и заряжала всех и каждого. Девушка прошла ближе к сцене. Огляделась по сторонам — охраны поблизости не было. О нет, один человек в форме у выхода повернулся в её сторону! Действовать надо быстро. Закинув ногу на поверхность сцены, Олеся спешно подтянулась и буквально пробежала за кулисы. К счастью, никем замечена не была. За вертикальной стеной бархата пробивался свет и слышались голоса. На свой страх и риск разведчица прошла вперёд. Старательно миновала помещения, в которых велось оживлённое общение, боясь быть пойманной. Каждый раз пряталась за дверьми и прочими предметами, как только слышала голоса поблизости. Она не знала, что искала, и что хотела найти. Не знала, сколько ещё будет бродить по незнакомой местности, если бы чуткий слух не уловил едва различимое в общем балагане поглаживание гитары и сопутствующее мычание, отдалённо напоминающее пение. До боли знакомое пение. Григоренко направилась к месту, откуда исходил звук. Аккуратно ступала по полу, не теряя прежней бдительности. Оглядывалась по сторонам и прислушивалась к каждому шороху. И вот за очередным поворотом показалась настеж открытая дверь. Из неё доносились те самые манящие наигрыши. Будто заворожённая, девушка медленно, но верно близилась к заветной точке. Брыньчание становилось всё громче. А пройдя к дверному проёму, Олеся бесшумно замерла. Прислушивалась к тихому пению рядом. — Моё сердце трепещет в ожидании чуда... Первая строчка эхом пронеслась в сознании. Трогательная и одинокая, она казалась неподходящей исполнителю. Сомнений быть не могло: голос пренадлежал ему. Любопытство взяло вверх, и слушатель зашёл внутрь помещения. Сразу прозвучала вторая строчка: — Злая ведьма появилась точно из ниоткуда... Что ж, это уже в духе солиста. Завеяло родным мотивом. Аккорды были лиричными и мягкими, без вычурностей. А голос почти что робкий, прямо как у мальчишки. Григоренко отбросила стеснение и повернула голову в сторону Миши. — И запросит она цену выше всяких валют... Вот он. Горшок собственной персоной. Уставший после длительного выступления, в распахнутой чёрной рубашке, открывающей вид на стройный торс, и кожаных штанах в тон, что подчёркивали длинные ноги. Волосы растрёпаны и привычно топорщатся в разные стороны. На лице небрежная щетина, что делала его старше. В расслабленной позе и с гитарой в руках он нежился на кушетке, перебирая аккорды. Глаза закрыты, и пальцы порхали по грифу наугад, но мелодия всё равно выходила отличная. Картина настолько обворожительная, что отвести взгляд не представляется возможным. До этого девушка видела кумира только с расстояния, и даже тогда вид закрывали головы несуразно высоких людей, которые находились впереди. Но не сейчас. В данный момент она одна могла позволить себе такую роскошь, и осознание этого провоцировало лёгкое покалывание в теле. Вскоре прозвучала последняя строка: — Станет мёртвым друг мой давний, отгремит с ним салют. Длинные пальцы переместились на корпус инструмента, пока Олеся пыталась подобрать челюсть. Движимая неизвестно чем, она сделала шаг в сторону. Предательски скрипнула половица. Нет. Нет-нет-нет, только не... — Вика! Чёрт! Надо же было уродиться таким слоном! — Эй, Вика. — Мужчина оживился и неспешно поднялся с кушетки. Гитару заботливо оставил на ближнем столе. — Вика, мне нужен кофе, и побольше, а то я точно усну. Закончив реплику, замер. Непонимающе смотрел на человека напротив. Взгляд был затуманен, но чем именно — определить сложно. И всё же его тело несколько напряглось. — Ты не Вика. Земля исчезла из-под ног. От напевного голоса не осталось и следа, а шоколадные глаза настороженно наблюдали за вошедшей. — Прошу прощения, Михаил, такая нелепая ситуация произошла. Я просто... — Да-да. Знаю я, что за ситуация. Не успела девушка уследить, как артист из лежачего положения оказался совсем рядом и уже обходил её со стороны. Он тотчас закрыл входную дверь, перекрывая путь к отступлению. Высокий рост давал преимущество, и Миша грозно возвышался над незваной гостьей. Точно хищный птах, готовый ринуться на свою жертву. Находясь поблизости с музыкантом, Григоренко поняла, что за туман виднелся в его глазах: проблески алкоголя искрили в них, и едва уловимый аромат достиг обоняния. — Дай угадаю: ты — чокнутая фанатка, как и многие другие. Пробралась в мою гримёрку, чтобы по-тихому умыкнуть футболку или любую другую вещь, и слагать легенды о том, каким изощрённым образом ты её получила? — Медленно направлялся в сторону девушки. Та пятилась назад, страшась возможного исхода событий. — Так выходит, верно? Пожалуй, такая версия была вполне обоснована. Некая особа почти что проникла — даже несмотря на факт призывно открытой двери — в личные аппартаменты своего кумира и, подобно вуайеристу, наблюдала за происходящим со стороны. Подумать можно что угодно. Олеся ощутила укол страха, и нашла лучший вариант ответа — оправдания. — Простите, это правда какая-то ошибка. Я растерялась в этих многочисленных проходах. Услышала, как Вы поёте — и пошла на голос. Смотрела аккурат в карие очи, стараясь не выдавать трясущиеся коленки. — Но уверяю Вас: я не сумасшедшая фанатка, и никаких конкретных целей не преследовала. — И ты не врёшь мне? — Нет, конечно. Горшенёв призадумался, как же быть с маленькой пташкой. Картинно изогнул чёрные брови — забавная идея посетила его голову. — Думаю, следует проверить слова на практике. Как тебе идея сыграть в игру? — Беззубая улыбка на лице мужчины ничуть не портила красоту. Серые глаза едва не вывалились из орбит. Ещё минуту назад этот человек видел во мне злоумышленника, а сейчас не прочь сыграть в игру? Что же таится в его колючей голове? — В игру? — Да, ты не ослышалась. Расклад таков: я задам тебе вопросы, на которые ты должна будешь ответить. Если пройдёшь до конца, то получишь приз. Если же проиграешь, я сообщу охране, что в моей гримёрке находится неадекватная девчонка, и с тобой поступят соответствующим образом. До конца не было понятно, что же это за "образ" такой. Но и узнавать, честно говоря, не хотелось. Девушка знала, что по праву считалась почитателем группы, и была уверена в своей компетентности. Гордо подняв голову, она глянула на кумира и кивнула. — Я принимаю вызов. — Отлично. Скажи тогда, как тебя величать? — Олеся. — Олеся... — произнёс задумчиво. Возможно, слышал это имя впервые, а может просто градус веселил голову. — Сигаретка найдётся, милая Олеся? Это мы уже начали или... — Да, конечно. Спешно достала распечатанную пачку сигарет иностранной марки, и мужчина, завидев название, довольно хмыкнул. Поджёг изделие, сделал первую затяжку. Студентка жадно проследила за его действиями. При созерцании такого обыденного процесса отчего-то просыпалось чувство собственности. Горшок курил и на сцене, но то было при всех. А сейчас они только вдвоём, в его гримёрке — запертой гримёрке — и даже самые невзрачные вещи обретали характер чего-то большего. — Пожалуй, начнём, — бросил он и уселся в широкое кресло. — Марка моих любимых сигарет. — Parliament, — ответила незамедлительно. Вопрос был слишком прост, как и ответ на него. Григоренко слишком любила Мишу, чтобы не знать правильного ответа. Сколько интервью просматривала — и не один раз — сколько статей читала и фотографий изучала. Конечно она была готова к такому несложному вопросу. Внимательный взгляд был направлен на игрока. Это первая победа, но стоило ли отдавать её так скоро? — Ты так в этом уверена? — артист блефовал, хотел вызвать сомнения. Но пташка не раскололась. — Абсолютно. Вас часто можно заметить с сигаретами именно этой марки. Что и наводит на очевидный вывод. К тому же, — кивнула на ближний столик, — Вы не слишком скрываете своего фаворита. Мужчина приподнял голову и посмотрел в указанное место. Действительно: на деревянной поверхности покоилась пачка, начатая ещё до концерта. В глазах заиграли бесенята. — Браво, Шерлок. В первом раунде ты одержала победу. — Спасибо. Я не намерена проиграть и в дальнейших. — Ха-ха, похвальное стремление. Что ж, на всё твоя воля. Следующий вопрос: если бы я не был вокалистом группы, то кем бы я был? — Писателем. Я склоняюсь к этому варианту. — Верно. Ему стало почти обидно, что девица справилась так быстро. С одной стороны, это достойно уважения, но с другой хотелось добавить своего участия. — И что бы я писал? — Сказочные истории, я думаю. Причём, чтобы их читали как дети, так и взрослые. Мужчина нахмурил брови, но правый уголок губ поднялся. Снова взял в руки гитару. Неожиданно скинул расстёгнутую рубаху и бросил её в сторону. — Без верхней одежды играешь свободнее, — зачем-то объяснил он. — Пожалуй, Вы правы. Пожалуй, сними тогда и штаны... Совсем дура или как? А что? Чего Миша такой красивый полуголый ходит? Горшку можно всё. Тем более, в собственной гримёрке. Хоть полуголым ходить, хоть полностью голым. Тебя это не касается. Главное — не проиграть в игре. Негромко зазвучали давно полюбившиеся строки. — Грохочет гром, сверкает молния в ночи, А на холме стоит безумец и кричит... Без других участников песня теряла свой драйв и приобретала осторожность. Но это ничуть её не портило. Более того, исполнитель сполна возмещал ущерб: по-хозяйски разлёгшись на кушетке, лениво наигрывал аккорды. Лишённый одеяния торс был открыт для небезразличного зрителя. Мышцы то и дело напрягались, грудь вздымалась, а ключицы то выступали, то вновь прятались. Смотреть было так приятно, что завидуешь самой себе. И так... возбуждающе. Горшенёв перевёл взгляд на слушателя и был рад увидеть искреннее удовольствие на девичьем лице. — "Сейчас поймаю тебя в сумку, И сверкать ты будешь в ней... И, по всей видимости, наслаждение более глубокое, чем можно себе представить. Блуждая взглядом ниже лица, он заметил возбуждённые соски, прикрытые одной лишь футболкой. Студентка блаженно прикрыла глаза, шёпотом проговаривая слова песни. — Мне так хочется, чтоб стала ты моей!" Музыка резко остановилась. — Правду говорят, что вы, украинки, очень красивые, — хмыкнул и бегло глянул на торчащие бусинки. Ну надо же, какая глубокая привязанность к музыке. И какая забавная реакция. Почему-то внутри проснулось самолюбие, и таить хитрую улыбку совсем не хотелось. Параллельно с тем волна чего-то согревающего медленно поднималась в теле артиста. Олеся всё ещё была под впечатлением от песни, потому не сразу поняла сказанное. — Вам виднее, Михаил. — Раз уж мы с тобой в одной партии, то обращайся ко мне не так официально, Олеся. — Хорошо. М-и-ш-а,— протянула имя, будто произносила его впервые. В принципе, так оно и было. Теперь она официально имела право обращаться к кумиру по имени. Осознание добавляло каплю интимности в момент. Как же ей повезло: встретиться лично с объектом своего обожания, общаться с ним на равных, так ещё и слышать такие лестные слова. Только сейчас, глянув на футболку, Григоренко заметила, что возбудилась. Стало жутко неловко, но мужчина наверняка это заметил, так что прикрываться было попросту бессмысленно — наоборот больше внимания привлечёт. — Ты справилась отлично, — похвалил он. — Даже немного скучно, как считаешь? Ответ не последовал. Девушка была слишком поглощена шоколадом очей напротив. Тёмный взгляд магическим образом притягивал к себе. Горшенёву всего двадцать восемь лет, но когда смотришь в его глаза, то понимаешь, что этому человеку известно гораздо больше, чем многим другим. Как будто ему открыта истина, неведомая никому более. — Предлагаю несколько разбавить нашу игру. Последний раунд: проверим твою удачу. Студентка тут же оживилась. Бóльшая часть пути пройдена — остался последний шаг. Интересен был даже не столько приз, сколько сам факт победы. Она подошла к мужчине, стараясь не пялиться на его оголённый торс. Села на самом краю кушетки, чтобы не лишиться чувств от близости. Музыкант тем временем достал две карты из колоды, что лежала на столе. — Условия просты: вытянешь нужную карту — выйдешь безоговорочной победительницей. Как видишь, их всего две, так что твои шансы пятьдесят на пятьдесят. С концом реплики Олеся нахмурилась и мысленно сжалась. Прекрасно знала, что с удачей у неё совсем недружелюбные отношения. Более того, она была из тех людей, которых смело можно называть неудачными. Оттого сердце её забилось быстрее, а триумфальный настрой сошёл на нёт. — Вот и финальный рывок. Скрыть появившееся уныние оказалось непросто. Но Григоренко понимала, что пути назад нет. Дрожащими пальцами выудила одну из карт и обернула её лицевой стороной. Красный Джокер... Она не знала, что означал её выбор: победу или проигрыш. Перевела совершенно пустой взгляд на человека напротив в ожидании реакции. Которая последовала сразу. Правый уголок губ шатена поднялся. А вскоре лицо его преобразила лукавая ухмылка. В помещении раздались звонкие хлопки. Девушка вздрогнула, продолжая глядеть на Горшенёва. — Поздравляю, милая Олеся. Ты победила. И голос этот стал блаженным елеем. Теперь можно было выдохнуть. И ликовать от счастья! Приняв участие в подобной авантюре, она всё равно вышла победителем. Красный диплом не обрадывал бы её так, как сегодняшний триумф. Резко захотелось петь и танцевать. Кричать об этом, чтобы все завидовали. Но это позже. Игра ещё не окончена. — Что ж. Так получи свой приз. Девушка встала, не сдерживая искренней улыбки. Уже мысленно представляла какой-нибудь фирменный медиатор или его серую футболку с концерта. Вот бы ребята в универе обзавидовались. Но фантазии расходились с действительностью. Мужчина не ходил по гримёрке в поиске приятной мелочи, а повернулся к студентке. Ничего при том не говорил, не показывал. Взгляд его становился игривым и заинтересованным. Девушка едва отшатнулась, коснувшись кушетки, но потом замерла. Кумир вплотную встал к ней, глядя в серые глазища. В них плескались опасение и неизвестность. Но Григоренко не уходила, не выставляла руки в протесте. Лишь замерла, ожидая дальнейших действий. — Олеся... — прошептал неслышно. — М-миша... Посмотрела на стол и заметила вторую карту. Ту, которую она не выбрала. На ней тоже был изображен Джокер. Не пиковая дама, не шестёрка треф или любая другая карта одной из мастей. Тот же шут, но другого цвета. А какая интрига. Ведь он, должно быть, подстроил её выигрыш. Хотел, чтобы всё сложилось так. Но зачем? Не успела пташка задать вопрос вслух, как музыкант опустил свою голову, прикоснувшись к её лбу своим. Дыхание остановилось. Табун мурашек любезно шествовал по телу. Девушка не решалась что-либо сказать. Только впитывала запах и тепло, что исходили от другого человека. Тёплое дыхание и аромат алкоголя. А затем ощутила влажное прикосновение к губам. Горечь коснулась языка, и в голове сразу мелькнуло воспоминание о недавно выкуренной сигарете. От неожиданности распахнула глаза и с жадностью наблюдала за тем, как опущенные веки Горшенёва говорили громче всяких слов. Чёрные брови нахмурились. Он предпринял ещё одну попытку к действию, и на сей раз она ответила. Приоткрыла рот, давая возможность обхватить свои губы. К чёрту всё! Закрыла глаза и взъерошила волосы. Сразу после почувствовала на своей талии длинные руки, нежно обхватывающие её. Мужчина оказался на редкость аккуратен. Олеся не могла вспомнить, с кем у неё был хотя бы отдалённо похожий поцелуй. Отдающий горечью, но такой сладкий со своей деликатностью. Отсутствие передних зубов было даже... удобным. Они не выпирали, как это часто бывало. Зато ближние клыки мягко покусывали девичьи губы, и внутри распалялось чувство желания. Желания обладать. Ласкать. Играть. Наблюдать. Целовать ещё больше... Они одновременно сделали вдох, и Горшенёв легонько коснулся её щеки. В коридоре послышались тяжёлые шаги. — Миша! Миш, ты где? Нам пора ехать. Последний раз насладившись моментом, музыкант провёл указательным пальцем по нежной коже, и с досадой отстранился. Григоренко по инерции потянулась за ним, однако быстро смекнула, что ласковому наваждению пришёл конец. От обиды хотелось кричать. С ней случилось что-то настолько невообразимое — даже в самых смелых фантазиях — но в реальности приходилось играть по своим правилам. В гримёрке вскоре появился Князь. На лице непонимание и хмурый лоб, стоило завидеть неожиданную гостью. Но он молчал. Не собирался думать и говорить что-либо, чтобы потом не жалеть. — Да, Андрей, я уже иду. Артист похлопал друга по плечу и прошёл в открытую дверь. В гримёрке остались Олеся и второй вокалист. — Девушка, простите, а вы кем-то приходитесь Мише? — как всегда вежливый рокер без злобы глядел на девушку. — Нет, я никем не прихожусь Мише. Князев не скрыл удивления от такого неформального обращения к приятелю. "Это меня не касается", — подумал он. И был совершенно прав. *** На ватных ногах Олеся вышла из гримёрки и направилась домой. По дороге наверняка осознала две вещи. Первая: Горшенёв целуется отменно. Она бы ни на что не променяла это чувство. А вторая пришла вместе с прикосновением к припухшим устам. На лице заиграла довольная улыбка, а в голове, словно мантра, роилась мысль. Больше никому не позволю целовать меня в губы... Н и к о м у .