Somniloquy

Герман Готтлиб носит полный комплект пижамы, с длинными рукавами, сшитой из дышащей полосатой флотской формы, и которой каким-то образом все равно удается выглядеть викторианской. Герман спит на спине, чинно сложив руки на груди, на середине кровати, одеяло натянуто точно до мечевидного отростка. Волосы Германа, когда они не подчинены порядку, немного вьются и склонны создавать маленький завиток прямо над глазом. Ньютон пяти лет назад – ладно, давайте будем реалистами – Ньютон тринадцати месяцев назад, до Гонконга, нашел бы это смешным. Прежний Ньютон пошутил бы о мумиях с неврозом и вампирах, о фланелевых пижамах-комбинезонах, которые он сам носил в детстве. Ньютон сегодняшний, Ньютон, который последовал за рудиментарной болью через полмира до сырого от мороси порога Германа в Лондоне, находит все это откровенно чертовски милым. Но это слово никогда не слетит с его губ, потому что у Германа локти как отбойные молотки, которых не смягчит причудливая форменная пижама, и Ньютон не хотел бы получить одним из них в солнечное сплетение, если Герман решит, что его дразнят. Ньютон Гейзлер спит в боксерах и старых футболках – иногда даже без футболки, летом. Сегодня на нем поношенная красная, выцветшая-до-розового футболка команды «Кей-Саенс Лэб» по софтболу 2023 года. Ньютон спит на животе или на боку и имеет привычку распластываться по всей кровати, вопреки законам ньютоновской физики («Как чертов котяра, серьезно, как тебе это вообще удается?» – по словам одной бывшей подружки). Этой ночью, во имя спокойного сна, Ньютон лежит на боку, прижавшись к Герману, их руки легко соприкасаются. Герман не прекращал говорить с того момента, как они забрались в постель, борясь со сном с упрямством пятилетнего мальчишки. Он начал тоном и в темпе, которые напоминали их оживленные дискуссии в лаборатории, но с течением времени его голос сделался тише, а речь – медленнее. – Это просто не имеет никакого смысла, – бормочет Герман. Он говорит, а его пальцы легонько стучат по тылу ладони Ньютона, как будто он даже не осознает, что это не его собственная рука. – Физическая близость сама по себе не должна оказывать никакого эффекта на чисто психологический феномен. Какими бы ни были эти остаточные... эффекты... после нашего совместного дрифта, я не представляю, как обыкновенная близость может их уменьшить. – Наступает долгая пауза, его глаза закрываются, но он просто медленно моргает. Когда он продолжает, то говорит еще тише: – Моя мать так делала. Когда я болел, или… не мог заснуть. Ньютон ловит себя на том, что проводит по волосам Германа свободной рукой, время от времени накручивая одну прядь на указательный палец, прежде чем отпустить. Он заставляет себя удержать руку на месте. – Я, э-э… я помню. Вроде того. Ничего что я так? – М-м… да. Ньютон пододвигается еще немного ближе и тверже прижимает ладонь к груди Германа. – Мы можем провести несколько тестов завтра в твоей лаборатории, если тебе от этого станет лучше. Правда, мне, возможно, придется модифицировать кое-что из твоего оборудования, но потом все будет намного лучше. Даже на грани сна Герман умудряется обиженно фыркнуть. Ньютон лишь посмеивается и позволяет сонливости окутать себя. Он по-прежнему едва бодрствует, когда Герман бормочет: – Сейчас уже лучше. У Ньютона в груди разливается тепло. Он прижимается губами к виску Германа (завтра он будет категорически отрицать, что это был поцелуй). – Да. Так и есть.