***
К концу недели в долгожданный вечер пятницы стояла знойная тишь. Вокруг учебного корпуса престижной академии задувал лёгкий ветерок, шевеливший и вздымавший в верх крохотные листочки, тонкие стебельки и поднимавшуюся пыль с дорог. На четвёртом этаже главного корпуса были распахнуты настежь окна, что открывали вид на портовый городок, усеянный частными секторами, скверами, доками и научно-техническими сооружениями, принадлежащими мегакорпорациям. Между рядами удивительных цветов, растений, кустарников и деревьев безропотно сновал один ученик, крепко держа в подрагивающей руке леечку. Наверное, он был единственным живым существом, оставшимся в такое позднее время в стенах академии. Пробегая мимо распахнутых окон, он смиренно замирал и позволял лучам закатного солнца, озаряющего горизонт сказочно-золотым сиянием, приветственно играть на его коже. В небе вскрикнула какая-то птица и быстро замахала крыльями, точкой-глазом следя за пригвождённой точно металлическим наконечником к мёртвому полу раскидистой оранжереи, походящей на гигантский дендрарий под куполом. Чёрной бусиной птица будто прожигала дыру в теле человека, презренно с укоризной запищала в небеса и скрылась в облаках, редких и чернильно-синих, до боли напоминавших грозовые. Крик незнакомой птицы испугал мальчика, стеклянным взглядом провожающего закатные лучи, играющих на горчично-перламутровой поверхности стен и плитки под ногами. Ушедшего в свои потаённые уголки светлых и не совсем воспоминаний, мальчик вскрикнул, отступил назад от окна, точно оно представляло для него опасность, и неуклюже свалился на пол. Потухшим взглядом он испепелял подошву так полюбившихся ему фирменных кроссовок, но они уже не имели значения, пока рой мыслей заглушал звенящую и невыносимую тишину. Даже это место ему осточертело в довольно короткий срок, но ноги сами сейчас привели его прямо сюда. Сначала он взялся за своё привычное дело — поливал и рассматривал растения, удивительно пригожие для такого переменчивого климата и отзывчивые на блеск солнечного светила, еженощно заглядывающего в теплицу как благопопечительный отец. По прошествии некоторого времени из рук всё валилось, плечи подрагивали, а затуманенный взгляд нет-нет, но воззрился на тёплое солнца, норовившее спрятаться за линией горизонта и мрачными облаками, разгоняющие накалившийся за день воздух. На улице было сухо и душно, прямо как в лёгких. Дико болела голова, мальчик себя ужасно чувствовал и грезил о птицах, таких свободных от людских забот, благочестивых созданиях, парящих в заоблачной выси — там, откуда не видно самой земли. Он задумался о том, что хотел бы ощутить какого это — быть скроенным по их идеальному подобию. — Эй! Там на полу! Свали или сделай лицо попроще. Голос, точно наждачная бумага, прозвенел у мальчика над головой. Если бы не стены родной академии, то можно было подумать, что вокруг — одни бандитские кварталы или тюремный двор на каком-то богом забытом острове. — Глухой, небось? Чё расселся? — Отчеканил незнакомый голос, всё ещё грубый, но с нотками волнения и нетерпения. От замешательства и внезапного наплыва реальности всего происходящего грохнувшийся на пол мальчишка сразу же пришёл в сознание. На уровне глаз маячили знакомая форма академии, но с подвёрнутыми рукавами и штанинами, да изучающий прожигающий взгляд ненормально холодных и отталкивающих глаз. «Как у бандита! Он, что, из тех диссидентов, о которых болтают преподаватели?!» — М-м, я… упал. — Мальчик отвёл взгляд в сторону, стараясь защититься от вторгшегося в его личное пространство явного неприятеля, которого выпускник никак не ожидал встретить здесь в такой час. — Не юли, — обладатель грубого, слегка надменного голоса издал правдоподобный шутливого тона смешок и опёрся ладонями на колени, затем рывком поднялся. — Если тебе от этого легче, то знай, что я тебя не обижу. — Очень любезно с твоей стороны. — Мальчик скривился от одного только присутствия незнакомого человека рядом с собой в эти минуты и с наслаждением оттолкнул поданную ему руку. Он поднялся на ноги и вцепился обеими руками в леечку, будто она была спасательной лодкой в бушующей море. — Не нужно. А теперь уходи. Пожалуйста. — Эй, что ты такое творишь?! — Бесстрастные кобальтовые глаза с неудовольствием точно ножом ополоснули мальчика, отталкивающий голос незнакомца с тёмной и непослушной шевелюрой сделался дерзким и требовательным, точно ему были должны за само проявление порядочного жеста. — Я подразумевал помочь и заняться своим делом, а не любезничать с тобой. — Валяй! — Зло шмыгнул носом мальчик, чей спокойный эмоциональный фон нарушили, и резко завернулся. Потом немного погодя, добавил. — Я не со зла, прости. Не ожидал здесь кого-то увидеть. Просто не заговаривай больше со мной. — М-м. — Парень просто пожал плечами, бросая заинтересованный взгляд на топорщащиеся белобрысые волосы и искусно скрытые слоем тонального крема синяки под глазами. Непонимающе глядя вслед неуверенной походке, нарушитель спокойствия лишь сгрёб в охапку свою сумку и разложился на скамье у противоположной стороны со своими конспектами, думая попеременно то о гонках, баскетболе, видео-играх, девушках, закидывающих его комплиментами и (что явно его настораживало), о не выразительном взгляде мальчика, которого видел в этом месте впервые. Обычно его пронизывающий и прямолинейный взгляд мало кто мог выдержать, но этот, с глазами потускневшей лазури, с предъявой и как-то скорбящее заглянул прямо в душу, а затем исчез из поля зрения. Джексон (а так звали долговязого, с неприязнью взирающего на обязательную форму парня) сам того не заметил, как возвращался к своим конспектам с большой неохотой и слегка погрыз острозаточенный карандаш, помогающий ему сконцентрироваться всякий раз. Вот только сейчас работа не спорилась: где-то в глубине оранжереи раздавались приглушённые шаги замкнувшегося в себе мальчика с таким знакомым взглядом, грозившегося уколоть за непрошенное вмешательство, но при этом не лишённого постыдного первородного страха. Шуршание неуверенных шагов и проснувшийся интерес к замученной душе, скрывавшей страх и обиду за излишней злобой, побудило к действию. Джексон тихой поступью приблизился к мальчику, потерянного среди лимонных лилейников и пышных гибискусов, мокрых от влаги. За спиной раздался кашель, и мальчишка, вероятно, забывший о существовании незнакомого ему человека, неожиданно громко втянул воздух, вихрем развернулся и тут же обомлел. На его лице читалась амбивалентность, точно две стороны одной медали, но кричащие о несовместимом: готовность отбиваться до последнего и готовность сдаться на милость подступившей опасности. Джексон сделал над собой усилие, лишь бы не выдать эмоциями, настолько глубоко он был потрясён подобной реакцией. Он точно узрел духовный всплеск, который грозил привести к фатальному катагенезу личности — её полному омертвению… вырождению… А жаль — мальчик-то понравился Джексону, такой настороженный, последовательной и в свете закатного ярко-багрового солнца точно скроенного золотыми нитями. «Уверен, что я его не видел раньше, почему же?» С губ чуть не сорвались успокоительные слова, но Джексон тут же себя отдёрнул, памятуя о наказе незнакомого ему мальчика с оттопыренной чёлкой и резким расфокусированным взглядом, точно заглядывающим в параллельное пространство, но в тоже время заглядывающего прямо в неприятельскую душу. Опять же со страхом, вызовом и неприязнью. — Ты?! Довольно резко, словно мальчик с золотистыми волосами вознамерился уколоть побольней. Он сглотнул и с непониманием уставился на незнакомого ученика, когда тот приложил палец к довольной и неприхотливой ухмылке, призывая к тишине. Пытаясь разгадать намеренья темноволосого долговязого парня, потерянный мальчик с жидким золотом волос и ресниц предпринял (неожиданно даже для самого себя) смехотворную попытку к бегству: замахнулся со всех силой леечкой по голове так напугавшего его незнакомого парня и опрометью юркнул в сторону. Джексон, предвидевший подобную защитную реакцию, благодаря продолжительным тренировкам в гандбольной и баскетбольной командах крепкими мышцами и несвойственным обычному студенту скоростью и рефлексам поймал беглеца. Мальчик широко раскрыл глаза, впервые позволив себе за вечер облизнуть кончиком языка сухие губы и с нескрываемым трепетом заглянуть в спокойные кобальто-кварцевые глаза подтянутого, долговязого парня, чуть оторвавшего его пятки от пола. Чёрные волосы топорщились в разные стороны, а молочную кожу обрамляли тонко-очерченные скулы и нос. В близи незнакомец больше не казался неотёсанным драчуном с бандитских улиц. «А может, сейчас всё и закончиться! Чем скорее, тем лучше», — подумал он. Внутри всё будто атрофировалось. — «Скорее бы!» «Что это за лицо, золотой мальчик?» — Подивился в мыслях Джексон, крепче стиснув явно мускулистые плечи. — «Видно, тоже поддерживает себя в форме. Но… боится, но чего?» По коже мальчика пробежали бледные тонкие пальцы, задевая пшеничную чёлку и обрамляя контуры светлых глаз со светлыми ресницами, похожих на бархат, и подрагивающих розовых губ, отдающих теплом. Ласка длилась недолго — Джексон дарил чувство безвременья и защиты, деликатно и шелковисто прикасаясь к мальчику, как к хрупкому держащегося из-зо всех сил за жизнь бутону, но в следующую секунду белоснежные пальцы отнялись от лица мальчика. В глубине посветлевших глаз, скрывавших до этого момента чистую и ничем незапятнанную голубизну, темноволосый парень не без приятного удивления заметил стойкий темперамент, а ещё раскованность и неустрашимость перед грядущем. Такой настрой Джексона явно позабавил и раззадорил, раз он приложился в жарком, ослепительном поцелуе к приоткрытым устам золотого мальчика. Сминая ненавистный пиджак в одной руке, и поддерживая мальчика за загривок другой, Джексон всё сокращал между их телами расстояния, пока не усадил блондина между колен. Разжигая фейерверки в груди и разгоняя по телу кровь, Джексон, удостоверившись, что мальчишка максимально отдался во власть сладкого момента, запустил проворные пальцы, что были белее молока, под расстёгнутые в основании пиджак и рубашку. Мальчишка тут же впился ногтями в плоть незнакомого ему парня, и причудливо сминавшего горячие и малиновые губы, со остервенением и явным неудовольствиям застонал, отпихиваясь и начиная предупреждающе покусывать. Джексон издал холодный смешок, от которого мальчика передёрнуло. — Идём, мечтатель. — Джексон помог новому знакомому подняться на ноги, сделавшиеся ватными — земля пружинила, а колени заметно подрагивали. — Ой, да не хмурься ты так, ничего сверхъестественного с тобой я делать не собираюсь. — Подмигнул просто ему Джексон. — Не в моих интересах, чтобы ты сиганул в открытое окно, знаешь ли. Мальчика проняло, он обомлел и долго-долго заглядывал в эти прожигающие кобальтовые глаза, в которых отражались последние лучи закатного солнца. — Я сюда приходил временами делать конспекты. А ты? Только спустя время послышалось в ответ мягкое, щемящее сердце: — Каждый день, ну, почти. Как моя… подруга… перестала ухаживать за своими цветами. — М-м? Так причина… — Разбитое сердце… — Свободное. — Просто поправил его Джексон. — Накрыв тёплую дрожащую ладошку мальчика своей крепкой ладонью, от которой просто веяло силой. От парня исходила уверенность, и что-то мальчику подсказало, что он не потерпит отказа. — Давай же. Идём. Я просто хочу помочь тебе. Кстати, я — Джексон. С первого курса. Когда будешь готов, сможешь нашептать мне своё имя, золотой мальчик. Может, мы ещё поладим.***