Горсть васильков

~Талака, талака талачылася, Увесь дзень па полі валачылася. Мы ўвесь гнаёчак павыносілі, На падводачках павывозілі.~ Чей-то женский голос звонко напевал эту нехитрую мелодию. Наташе нравилось его слушать и приятно покачиваться из стороны в сторону почти что в такт, не открывая глаз. Но любопытство пересилило и она решает осмотреться. Вокруг распростерлось пасмурное утреннее небо, темными клубами нависающее над бескрайним полем мягко золотящейся пшеницы. Ветер весело гулял над этими просторами и можно было заметить, как вдалеке под его неукротимым напором волнуется нива. Все вокруг казалось таким монолитным, таким единым, что дорога, по которой лошадка тянула телегу с девушкой, казалась чьим-то росчерком пера, лишь подчеркивая степень неделимости людского и природного. Арловская опускает взгляд на подол своего белого платьица и с удивлением замечает, что ее руки стали маленькими, будто она снова вернулась в свое детство. Стала ли сама Наташа снова маленькой, она не знала. Но это изменение не приносило тревоги, только лишь будоражило сознание полузабытым острым детским восприятием. Стараясь не обращать внимание на то, что пальцы так и норовили потерять форму и превратиться во что-то совсем жуткое — обычное явление в осознанных снах, она присмотрелась к запястью. Около него были обёрнуты несколько стебельков пшеницы, закрученных во что-то вроде браслета. Мозг сразу подсказывает — всё верно, она ещё слишком мала, чтобы заниматься жатвой. Но связь с этим полем всё равно должна быть, поэтому ей и повязали такое временное, но такое чудесное украшение. Ей, может быть, и рано всем этим заниматься, но вот все остальные ехали как раз для этого. Наташа слышала топот копыт нескольких лошадей впереди, точно так же тянувших телеги с людьми — не видела их, но откуда-то знала, что они там есть. Для подобных вещей обычно в их деревне и созывали всех на толоку, ведь, если разделить одно большое дело на много-много человек, то сделано оно будет во столько же раз быстрее и легче. Собором и черта поборем, как известно. Телегу ощутимо качнуло и в следующее мгновение Наташа уже стояла на краю дороги и во все глаза разглядывала лягушку, которая держала в руках соседская девочка, чуть постарше неё. Кажется, ее звали Люба. Лягушка была зеленая в темных пятнышках и с какой-то хитростью смотрела на них своими выпуклыми глазами. — А откуда ей тут взяться? — никак не могла взять в толк Наташа, пальчиком гладя существо по макушке — незабываемое ощущение прохладной и влажно-не влажной кожицы. — Здесь же одно поле, воды нет! — Как это нет, а в овраге? — резонно замечает соседка и Арловская кивает, соглашаясь с истинностью ее слов. — Помнишь, мы там камушки намывали красивые и домой забирали? — Как вас тогда ещё водяной не унёс, бедовые, — замечает кто-то знакомый, проходя мимо них со снопом пшеницы на плече, но не останавливается, чтобы выслушать ответ. Девочка осторожно опускает лягушку в траву. Внимание их обеих привлекает бегущая за знакомым собачка — такая маленькая, чёрненькая, но с белым воротничком на груди. Наташа помнила, как она умела громко — не по размеру — лаять, и при этом быть ласковее любого кота. — Черныш! — срываются с места дети, стараясь нагнать собаку. А она бежит вперёд, знает уже эту игру в догонялки. — Побежали назад! — кричит, запыхавшись, Люба, и вот уже Черныш оказывается в роли догоняющего. Наташу распирает смех, мельком обернувшись и увидев, как смешно он бежит, высунув язык наружу, вертя ушами то вперед — то назад и держа хвост трубой. За этим она не замечает, как спотыкается, зацепившись ногой за длинный и крепкий стебель и падает в траву. Жмурится от падения, неприятно. Но хныкать нет смысла — рядом нет никого, кому есть смысл показывать своё недовольство. Поэтому она тут же садится на месте, давая понять, что все хорошо, и тут же ее догоняет пёс. Его шершавый горячий язычок оказывается в опасной близости от её лица — и ничто не может помешать Чернышу выразить свою верность девочке. Наташа гладит его по короткой шерстке на загривке, отворачивается, чтобы он не дотянулся, и вдруг замечает цветы рядом с собой, то тут то там проглядывающие через пшеничные стебли. — Иди посмотри, что тут! — зовёт она Любу. Девочка с интересом наклоняется поближе и срывает один цветок. — Василёк, — сообщает она, плюхаясь рядом с Наташей. — А сплети мне венок? — тут же следует просьба. — Ты умеешь, я знаю! Ради такого Арловская согласна ненадолго забыть о собственной вредности, не начинать снова бегать с собакой, или как-то отвлекать подругу от дела. Напротив, она готова помочь собрать достаточно цветочков, сидеть смирно и с любопытством разглядывать процесс превращения разрозненных цветков в красивый венок. Даже «примерки» размера головы не раздражают, хотя Наташа не очень любила, когда к ней прикасаются. И когда ее венок будет готов, она готова потерпеть еще немного и дождаться, когда Люба сделает веночек и себе. — Вот, — протягивает она, надевая венок на голову девочке. — Как будто он тут всегда и был! — Пойдём похвалимся? — предлагает Наташа. — А давай лучше гадать на венках пойдем? — глаза соседки хитро сверкают. — Так сегодня же не праздник, — следует озадаченный ответ. Отступление от давно заложенных правил и традиций всегда давалось ей нелегко. — А мы туда и обратно! — смеется Люба над её видом и, схватив за руку, тянет за собой. Тут же перед глазами возникает небольшой пруд на дне оврага. Его спокойная поверхность отражала высокие пасмурные облака, отчего казалось, что водная гладь на самом деле прочнее, чем кажется. — Скажи-ка мне водица, встречу ли я своего суженого? — громко спрашивает подруга, опустив венок в воду. Она осторожно толкает его от берега, заставляя «твердую» поверхность воды чуть заволноваться. — Ого, не тонет! — он, было, отчалил от берега, но снова к нему пристал. Наташа вопросительно посмотрела на девочку, не зная всех значений этого гадания. — Чего это он? — Ты что, это же хорошо! Это значит, что встречу и скоро! — девочка довольно поправляет свою косу. — Так, теперь ты! Арловская осторожно подходит к кромке воды. Свое собственное отражение зыбко дрожит от любой попытки присмотреться к нему, но это же сон. Здесь нет места взгляду на себя настоящего, наоборот, всё, что ты видишь вокруг себя — и есть ты сам. — Вода-водица, встречу ли я суженого? — повторяя действия соседки, Наташа подталкивает свой венок. Проплыв пару метров, он неожиданно захлебывается водой и васильки пропадают из виду, скрываясь под поверхностью пруда. Девочки в замешательстве переглянулись. — И что это значит? — Не знаю, — пожимает плечами Люба. — Может, тебе еще рано это спрашивать? Наташа с сомнением смотрит на девочку. Она ровно такая же, какой осталась в детской памяти — с длинной русой косой, живым на эмоции лицом, курносым носом и зелеными глазами. Именно они выдавали нежелание рассказывать значение этого гадания. Арловская знает, что через полгода её не станет — осенью Люба подхватит кашель и так и не сможет пойти на поправку. Непрошенная информация выбивает её из колеи и сон вокруг начинает словно подёргиваться серой рябью, затягивающей в сон без снов. Нет-нет, Наташа не хочет просыпаться сейчас! Её снова переносит к телеге, доверху загруженной собранными снопами с зерном. Заканчивая свой короткий отдых, селяне потихоньку собираются в пеший путь следом за своим обретенным богатством. — Ну-ка, берегись, — староста деревни подхватывает ее на руки и сажает на телегу прямо посреди пшеницы. Вытянув затесавшийся среди нее синий цветок, он неуклюже вкладывает его Наташе в волосы. — Будешь как василек — следить, чтобы пшеница не потерялась. Девочка не очень понимает, что ей нужно будет делать, но согласно кивает, вызывая добрую усмешку. Наконец, трогаются в путь. Снова покачиваясь на волнах телеги, только чувствуя себя гораздо комфортнее, Наташа откидывается на спину, глядя вверх. Там уже начали загораться звезды под предводительством молодого месяца, с каждой минутой всё более яркого. И когда только успело так стемнеть? Кто-то из идущих рядом с телегой затягивает новую песню — уже о том, как все, славно поработав, соберутся на не менее веселое и вкусное застолье. Но этого ещё несколько дней ждать — пока все поле не уберут. Долго. Девочка вздыхает. Вспомнив о цветке, Наташа достает его из волос и подносит к лицу, улавливая аромат. Точно так же пахнут её духи. Запах становится сильнее. Моргнув, Арловская с сожалением видит вместо звездного неба потолок ее спальни. Жалко, такой хороший сон ушёл.