Прощай, Йокогама!

— Да когда он уже сдохнет, блядь?! Черная рифленая подошва врезалась в стильное светлое кресло. Кресло стремительно, но бесшумно покатилось и с мягким стуком впечаталось в светлую стену. Не опрокинулось. Здесь все было светлое, стильное и очень функциональное. И стоило дохуя, само собой. Киришима в этом дизайне смотрелся как черный пластиковый манекен. Они все тут были будто манекены, доставленные в понтовый офис ради оригинального перформанса. И однако сейчас именно они управляли ситуацией. И намерены были довести ее до благополучного завершения, если ничего не помешает. Например, истерика Киришимы. — Заебал! Непрекращающийся вой в коридоре заебал всех, но психовал один Киришима. Это было плохо. Паника способна передаваться даже таким психологически подготовленным людям как бойцы спецподразделения «Судзуран». Его, Генджи, спецподразделения. Требовалось прекратить это. Сейчас же. Но Генджи не успел подняться с места. К Киришиме подошел Идзаки, приобнял за плечи, о чем-то заговорил. Генджи смотрел, как шевелятся его губы, и на долю секунды выпал из реальности. Рот дернулся в кривой ухмылке. Идзаки Шун, самый твердый орешек в «Судзуране». Генджи уже обломал об него зубы. Не может быть, чтобы дерганому, психованному Киришиме повезло больше. И плевать, что там думает Токио насчет сходства Киришимы с восемнадцатилетним Генджи. Они разные. Киришима слишком эгоистичен, чтобы быть лидером большой группы. Чертова троица — вот его предел. Генджи проводил обоих глазами. Похоже, его вмешательство не понадобится, Идзаки справится сам. Собственно, Идзаки и рекомендовал руководству эту троицу — бывших соучеников по одной из диверсионных школ. У них тогда возникла нехватка людей: Каваниши прокололся на Тайване — два года тюрьмы, и это еще очень повезло; Хаяшида, которого практически все знали под именем Ринды, решил, что его все заебало, и ни лучшие детективы Токио, ни триады, регулярно пользующиеся услугами спецотряда, не помогли выйти на его след. А желание Катагири «начать новую жизнь» встретило лишь горячее одобрение: он просрал столько последних шансов, что никто не понимал, почему его вообще держат в отряде, хоть и без допуска к более-менее серьезным заданиям. Пустые места требовалось заполнить; вот тогда Идзаки и притащил Киришиму. Вообще-то троица не была полным говном; более того, однажды Генджи наблюдал, как, тренируясь в условиях, приближенных к боевым, они положили половину среднего звена «Судзурана». Так что в целом новички Генджи устраивали. Он только предпочел бы, чтобы их лидером был невозмутимый и склонный к анализу Сугихара или на худой конец считывающий обстановку на раз Хонджо. Но те выбрали вожаком Киришиму, а он, в свою очередь, прислушивался только к Идзаки — один раз из трех. Хорошо бы, чтобы сегодня оказался тот самый третий. Из коридора снова донесся полный дикой муки вопль. Судзурановцы сделали вид, что ничего не слышат. Выходить и добивать раненого было самоубийством: полиция оцепила здание еще четверть часа назад. Без сомнения, снайперы уже торчали во всех местах, откуда был хоть малейший шанс зацепить противника. Но команду на штурм полиции еще не дали, так что и медиков к орущему полутрупу ждать не стоило. Очередной вопль — будто кожу наживую сдирают. — Действительно, сдох бы он уже, — проворчал Маки. — Интересно, кто? — Токаджи играл с канцелярским ножом — подбрасывал, закручивая в воздухе, ловя то за рукоятку, то за острое, как опасная бритва, лезвие. — Ставлю на младшего Бито. Генджи отвернулся, что-то дернуло в груди. «Судзуран» с «Хосеном» давно конкурировали на японском рынке, предлагая сходные услуги при одинаково качественном исполнении. Потом они стали пересекаться: когда один заказчик нанимал «Хосен» для защиты объекта, сторона, заинтересованная в противоположном, нередко обращалась к «Судзурану». Группы все чаще сталкивались лицом к лицу, рабочее противостояние стало осложняться личными мотивами. В «Хосене» были бойцы, которых Генджи пристрелил бы лично, глядя в глаза и улыбаясь, — к примеру, Урушибара Рё. Но Бито-младшего он уважал, хоть и плохо знал. Не хотелось, чтобы там оказался именно он. — Бито скорее язык себе откусит, чем позволит так потерять лицо. — Идзаки уже вправил мозги Киришиме и теперь уверенно рассуждал о бойцах «Хосена», одним своим видом стабилизируя пространство вокруг. Это было его третьим талантом после хакерства и взрывного дела, хотя Генджи иной раз поставил бы эту способность на первое место. — Но после сегодняшней бойни «Хосену» придется долго восстанавливаться. Кстати, кто-нибудь видел, что там с Урушибарой? — Можешь не переживать за этого красавчика, я его уделал, — подал голос Серидзава. Он сидел на полу, опираясь плечом о ножку-тумбу большого стола, и ножницами проковыривал дырки в короткой пластиковой трубке. Генджи не стал спрашивать, зачем. Серидзава никогда не делал ничего впустую. Идзаки изобразил бурные аплодисменты в честь победителя Урушибары. — Долго еще провозятся, как думаешь? — спросил у него Генджи. Идзаки уперся взглядом в пустоту, молчал. — Смотря за кого они нас принимают, — наконец произнес он. — Если бы полиция считала нас наемниками, разрядившими бомбу, с нами уже вышли бы на связь. Поскольку этого не случилось… — …Нас считают террористами. Как, собственно, и ожидалось. — Тогда переговоры еще впереди. По графику нас заберут в двадцать три ноль ноль. До этого момента можем делать все, что захотим. Давай потребуем шлюх и выпивку? — Карие глаза насмешливо блеснули. Генджи незаметно перевел дыхание. Он никогда не мог понять, насколько Идзаки серьезен. — Не пью на работе. И ты тоже. — Тогда только шлюх? — взгляд стал настойчивей. Вопрос явно был задан не случайно. Идзаки ничего не делал случайно. — Генджи, — окликнул следивший за камерами Токаджи. — Какое-то шевеление. Похоже, прибывают важные шишки. Генджи отошел к мониторам, радуясь, что можно не отвечать. И немного сожалея о том же. Машин внизу действительно стало больше. Черное и бронированное — на таком рядовые полицейские не ездили. Да и не рядовые — тоже. — Сейчас будут в курс дела вводить, — сказал за спиной Идзаки. — Потом решение принимать. Минут десять, не меньше. Чем займемся? «В «правду-вызов» сыграем», — чуть не буркнул Генджи. К счастью, Токио успел раньше. — Сыграй, Тамао, — попросил он. — Мы с удовольствием послушаем. Слушать никто ничего не собирался, но возражений не возникло. Иногда голос Токио звучал как голос старого Эдо. Казалось немыслимым не согласиться с ним. Мистика. Или что-то из НЛП, допускал Генджи. — «Прогулку»? — спросил Серидзава. Токио покачал головой. — Слишком коротко. Давай «Сакуру». Генджи молчаливо одобрил. Если Серидзаве приспичило сыграть, то лучше уж миньё, чем коаны дзен-буддизма. Жизнь и без того непроста, считал Генджи, к чему еще усложнять. Серидзава поднес к губам криво продырявленную трубку. Голос сякухачи, резкий и протяжный, все равно узнавался в этой импровизированной флейте. Серидзава не был музыкальным гением, но выходило у него неплохо, даже без кото. Все слушали. У Токио лицо с каждой секундой становилось мягче, будто светлело. На предпоследней фразе — длинной, тягучей ноте — Серидзава зашелся в непрекращающемся, лающем кашле. Токио наклонился к нему, вынул флейту из пальцев. Генджи никогда не видел, чтобы его лицо так быстро менялось. — Духовые инструменты, — сказал Токио, глядя на пластиковую трубку, — самый примитивный способ определить наличие отравления ВМ-2605 при невозможности иных методов диагностики. Легкие начинают сбоить через определенное время, не вытягивают. — Может, случайность, — предположил Маки. — Поперхнулся, с кем не бывает. Он напряженно смотрел на Серидзаву. Тот наконец перестал кашлять, выпрямился. — В кармане Урушибары была микроампула. Он раздавил ее перед смертью. Я надеялся, что не успел вдохнуть. — Успел. — Токио обвел всех взглядом, остановился на Токаджи. — Звони заказчику, пусть забирают нас немедленно. — Это канал для экстренной связи, — спокойно произнес Токаджи. — У нас экстренное. Звони, я сказал! Токио редко впадал в бешенство. Генджи видел такое пару раз и обошелся бы без третьего. Токаджи перевел взгляд на него. Надежный, умный, обдумывающий каждый шаг боец. Генджи во многом на него полагался, но сейчас мнение медика было более весомым. — Звони, — сказал Генджи. — Если Токио говорит, что экстренное, значит, так и есть. Токаджи кивнул и открыл кейс со станцией, обеспечивающей суперзащищенный канал связи. Генджи посмотрел в одностороннее панорамное окно, за которым лежали ночь и Йокогама. Миллионы огней. Токио присел на корточки рядом с Серидзавой, что-то говорил быстрым шепотом, улыбался. Немного слишком широко, пожалуй. Генджи не любил его улыбки еще со школьных лет. Самыми широкими улыбками Токио прикрывал самые грандиозные пиздецы. — Не могу связаться, — сухо, будто нехотя сообщил Токаджи. — Попробуй снова. — Во взгляде Токио улыбки и близко не было. Три минуты тишины тянулись бесконечно. За это время можно было сыграть половину «Сакуры». В коридоре тоже затихли — очевидно, хосеновец наконец отбыл в лучший мир. Через три минуты Токаджи обернулся и стянул наушники. — Ничего. — Связи нет? — Связь есть. Ответа нет. — Если не работает канал экстренной связи, — Идзаки поднялся со стола, на котором сидел, и вышел на середину кабинета, — возникает вопрос: а стоит ли ждать вертолета? — Думаешь, нас кинули? Идзаки задумчиво посмотрел на Генджи. — Я не исключаю такую возможность. — Ну, через двадцать минут будет ясно, так это или нет. — Макисе любил простые и наглядные доказательства. — Если мы начнем искать выход через двадцать минут, мы потеряем двадцать минут, — ровно сказал Токио, глядя на Генджи. От него фонило, как от вскрытого реактора. Это была проблема куда посерьезнее Киришимы. — Хорошо. Токаджи, продолжай вызывать заказчика — может, все-таки проблемы со связью, не будем окончательно сбрасывать это со счетов. — Генджи обвел взглядом своих бойцов. — Итак, допустим, что вертолета не появится. Какой у нас выход? — Через полицию не пробиться, — сказал Макисе. Генджи кивнул — путь вниз им был закрыт, это и так все понимали, но стоило проговорить вслух любые варианты, не исключая ни единого, отсекая очевидно тупиковые пути. — На соседних крышах тоже полиция, — добавил Чута. — Вентиляция, канализация, водопровод, — перечислил Цуцумото еще ряд невозможных выходов. — Попытаемся пробиться на машинах? — предложил Киришима. — Покажи паркинг, — попросил Генджи. Идзаки дотянулся, пощелкал клавишами, вывел на основной монитор панораму подземной парковки. Два десятка глаз зашарили по ней, оценивая технику. — Слишком легкие, — подвел итог Макисе. — Ничего подходящего. — Так не пойдет, — конечно, это был Идзаки. — Мы изначально не в той ситуации, из которой можно выбраться методом силового прорыва. Нужна идея. — Если нас считают террористами, — не поворачиваясь, заметил Токаджи, — может, стоит вести себя, как террористы, и потребовать транспорт? — Согласно заказу, от нас требовалось только обезвредить бомбу, способную накрыть смертельным газом пол-Йокогамы, и погрузиться в вертолет, — напомнил Генджи. — Все остальное нас не касалось. Так что мы понятия не имеем, что на наш счет думают полицейские и насколько они готовы идти на компромиссы. А главное, неизвестно, знают ли они вообще про бомбу. Предполагаю, что их вызвали на перестрелку в центре города и возможный захват заложников. Заказчик особо настаивал, чтобы обезвреженную бомбу мы захватили с собой. Значит, о самом ее наличии не узнали бы ни полиция, ни власти города. Для чего это нужно? — Интересный вопрос. Я немного покопался в сети в поисках ответов. Генджи чуть слышно хмыкнул. Он знал это «немного покопался». Идзаки, казалось, мог добыть информацию из дырявого чайного ситечка. — Наш заказчик — Портовая мафия Йокогамы, как вы знаете. Господин Мори Огай, если быть точным. Те, кто собирался взорвать город, — их конкуренты из-за океана, американская Гильдия. Гильдии плевать на Йокогаму. Портовой мафии, разумеется, нет. — Я слышал, что члены Мафии обладают некоторыми, — Генджи поморщился — не любил непонятного, — выдающимися способностями. Зачем им понадобились мы? — Они давно грызутся с местным Детективным агентством. Появление сторонней силы несколько дестабилизировало ситуацию. — Людей не хватает? — По слухам, да. — Допустим, Гильдия наняла «Хосен» исполнить роль террористов, чтобы еще больше рассеять силы Мафии. Мафия наняла нас устранить проблему. Но какого хуя они нас сливают? Токаджи кивнул через плечо — сливают, мол, на связь не выходят. Генджи и сам все больше убеждался, что предположение Идзаки верно. — Что у нас есть? — как по нотам, вступил тот. — Обезвреженная бомба, хосеновские трупы и мы. Если мы сдадимся полиции и сольем заказчика, выяснится, что Мафия наняла нас, чтобы защитить город. Если мы не сдаемся, нас уничтожают как террористов — разряженной бомбе при этом найдут десяток объяснений. Полиция спасает город от американской угрозы, Гильдия вынуждена временно исчезнуть — уверен, информация о том, кто стоял за террористами, непременно просочится, — а Мафия окажется вообще не при делах и на фоне Гильдии вся в белом. Святые люди при любом раскладе. Интересно, кто у них там такие схемы придумывает? — Ни связи, ни вертолета. Время вышло, — Токаджи поднялся из-за стола, потянулся. — Предлагаю официально признать, что нас кинули. — И заняться террором, — кивнул Генджи. — Надо выбираться из этой норы. Проблема в том, что у нас ни заложников, ни бомбы. Из трупа заложника никак не сделать, а, Токио? — Чтобы повлиять на полицию, нам нужен как минимум десяток-другой гражданских. Ставки слишком высокие, чтобы полиция отпустила группу террористов ради одного заложника, так что придумывать для них несчастную жертву нет смысла. — Тогда остается бомба. Идзаки, она совсем не выглядит рабочей? — Совсем. — А ты не мог бы заставить ее снова затикать? Прозвучало немного, на самую малость, менее официально, чем должно было. Ничего особенного — но Генджи не собирался брать такой тон и теперь ощутил раздражение на самого себя. — Как сказать, — протянул Идзаки. — Теоретически я бы мог, но… — Идзаки. — Токио не повышал голос, но тембр выдавал его — резкий, потрескивающий. — Позволь… на два слова. Идзаки посмотрел вопросительно, Генджи пожал плечами — мол, иди, Токио зря дергать не будет. Они проговорили долго — дольше, чем рассчитывал Генджи, максимум того времени, что могли потратить. Генджи уже решил окликнуть кого-нибудь из них, но пока решал, кого именно, они закончили разговор и подошли сами. — Я могу снова завести бомбу, — сказал Идзаки. — Но?.. — Никаких «но». Было там «но», Генджи жопой чуял, что было. И точно так же чуял, что Идзаки не признается. А Токио — тем более. Оставалось надеяться, что это «но» — не совсем апокалипсис. — Тогда работай. Думаю, нам скоро позвонят. Бомба выглядела внушительно. Далекий от взрывного дела Генджи ни за что бы не сказал, работает она или нет, но мог гарантировать, что в Гильдии любят показуху. Без сомнения, химикаты, образующие смертельный газ, можно было упаковать куда менее наглядно. Но американцы предпочли самый броский вариант. — Так, — Генджи вытащил из кармана балаклаву. — Теперь моя речь. Идзаки, по твоим данным, чего мы должны хотеть? — А почему твоя? — Серидзава неожиданно поднялся и теперь стоял напротив, чуть покачиваясь с пятки на носок. — Потому что я командир этого отряда. Такие вещи моя обязанность. — Всегда есть риск, что переговорщика опознают. Давай лучше я, а, Ген? Он сто лет не обращался к Генджи так — с тех пор, как они немного повздорили из-за Токио. Тот уже был тут как тут: подлетел вороном, вцепился в плечо Серидзавы. — Лучше ты? Потому что считаешь, что терять уже нечего? Серидзава накрыл его ладонь на плече своей, улыбнулся глазами. — Нет. Но есть некоторый шанс, что переговорщика вычислят, и некоторый шанс, что я скоро умру. Логичнее совместить их, разве нет? Логика всегда была твоей сильной стороной. — А ты — моей слабой стороной, — Токио говорил так тихо, что даже стоявший рядом Генджи едва расслышал. Они смотрели друг на друга, и Генджи физически ощущал себя лишним в этом пространстве. Наконец Серидзава усмехнулся. — Твоя взяла. Действуй, Генджи. — Я думал, бомба сработает раньше времени, — негромко прокомментировал Идзаки. — От напряжения. — Завидуешь? — Генджи покосился на него. — Все может быть. Так вот, — без паузы продолжил Идзаки, — наши требования. Вертолет — пилота заменим на Чуту, но это будет сюрпризом. Миллиард йен — нормально? Медпрепараты и инструменты, это тебе Токио распишет понятным почерком. И медика — ни к чему, чтобы они знали, что у нас есть свой, к тому лишний заложник не помешает. Затем обязательно нужно сказать, что мы не звери и что у них есть почти два часа на эвакуацию жителей. Поскольку бомбу обезвредить невозможно. — Это же верная паника. — Вот именно. И полиция, и власти будут заняты делом. Больше сил на эвакуацию — меньше на нас. К тому же, чем раньше они исполнят наши требования, тем больше времени у них останется на попытки как-то исправить положение. Самый выгодный вариант, мы с Токио обсудили. — Но решение принимать буду я, — напомнил Генджи. Он доверял своим экспертам — иначе работать было бы немыслимо, но их стоило время от времени одергивать. Судзурановцы не любили границ и постоянно порывались их перейти. — У нас звонок, — сообщил Токаджи. — Видеосвязь. — Все нахуй из кадра и соблюдать тишину, — скомандовал Генджи, натягивая балаклаву. Он встал рядом с бомбой, остро чувствуя театральность момента. Будто снимают малобюджетный боевик. — Здравствуйте, комиссар, — сходу начал он, не видя смысла тянуть. — Как вы видите, у нас здесь есть бомба и ряд требований… — Как-то очень легко все прошло, не находишь? — спросил он у Идзаки, когда экран погас. — Ну, под угрозой крупный город, а наши требования очень умеренные. Надо было еще выставить условием освобождение каких-нибудь политзаключенных в Северной Корее или полный отказ Японии от производства и использования химического оружия. — У тебя что, кто-то сидит в Северной Корее? — Нет, но это хорошо звучит. Или в Китае, но там бы заебались освобождать, мы бы сдохли раньше. Корея лучше. Серидзава снова закашлялся. Он полулежал на коленях Токио, тот обнимал его, прижимая к себе, и баюкал. Идзаки смотрел на них со странным выражением лица: жестким и ранимым одновременно. Генджи отвернулся. С таким Идзаки не хотелось ни флиртовать, ни ругаться. Хотелось помолчать рядом. Возможно, глядя на закат. Хотя Генджи больше любил рассветы. На большом табло над дверью загорелись нули. Начался новый день. — Сообщают, что все почти готово, — доложил Токаджи, сдвинув один из наушников. — Просят дать больше времени на эвакуацию. — Скажи, что мы подумаем. А пока пусть поспешат. — Генджи вдруг стало жаль, что все так вышло. Жаль хосеновцев, которых тоже подставили. Жаль горожан, которых сейчас срывают с места и увозят в ночь, мало что объясняя. Жаль полицию, которая мало что могла сделать, когда сталкивались интересы настолько мощных организаций. Жаль своих людей, которые заслуживали нормальной работы и нормальной оплаты, а не этого дерьма. И совсем немного было жаль, что он так и не научился выстраивать отношения с людьми. А с такой жизнью велики шансы, что и не успеет. — Это против правил, но руки чешутся подложить господину Мори свинью, — негромко поделился он с Идзаки. — Все в говне, а они сияют. Как-то это нечестно. — Свинью в виде широкой огласки? — уточнил Идзаки. — Или просто создать проблемы? — Огласка лучше всего. Но меня бы любой вариант устроил. Зло должно быть наказано. — Идеалист, — глаза Идзаки смеялись. Генджи захотелось растянуть это мгновение на подольше. Вот так, когда они будто родственные души. Или даже… — Вообще-то есть у меня старый знакомый, которому можно слить всю инфу. Не могу предположить, что он сделает, но он умеет использовать такие вещи по максимуму. Очень нестандартное мышление. — У нас почти ничего нет на заказчика. Без доказательств не поверят. — Мне он поверит. И нароет недостающее. Так что, даешь добро? — Конечно. Хуже уже вряд ли будет — после того, как мы громко пообещали отравить Йокогаму. Интернет, наверно, захлебывается новостями. — Даже смотреть не собираюсь. Киришима отслеживает официальные месседжи. Тогда пойду попрошу у Токаджи зашифрованный канал? Генджи кивнул. Посмотрел, как Идзаки усаживается в освобожденное Токаджи кресло, набирает номер, как шевелятся его губы. «Привет, Осаму. Черный ворон на связи. Да, несколько внезапно». Собеседник лаконичностью не отличался — Идзаки слушал его с легкой улыбкой, от которой у Генджи свело скулы. Он не стал слушать дальше, отошел, размял кулаки. Сейчас не помешала бы сигарета, но дымить в офисе не стоило — только визга противопожарной сигнализации не хватало. Старый знакомый. Зашифрованный канал. Нестандартное мышление. Интересно, что там еще? Не твое дело, Генджи. Да хуй там, пришла злая мысль. Мое. Не вовремя были эти мысли, совсем не вовремя. Только у них никогда и времени-то не было. Есть заказ — собрались, выполняют. Между этим — совместные тренировки. Праздники, вечера, любое свободное время — порознь. Всех устраивало. Генджи вот внезапно перестало. Идзаки подошел сам. — Переслал все файлы. Осаму обещал сделать бомбу. Информационную. — Тоже подрывник, значит? — несмешно пошутил Генджи. — И давно вы… Он не успел подобрать нужное слово. Идзаки накрыл ладонью его руку, опиравшуюся на самый край стола, сильно прижал — до вполне ощутимой боли. — Теряешь самообладание. Сейчас не время. Генджи и сам знал, что не время. Всегда не время. Никогда не время. Но что-то в этом офисе действовало на него, выбивая из колеи — не то черное отчаяние в глазах Токио, не то переливающееся стекло сосудов с химической дрянью. Не то дождь, давно собиравшийся и наконец накрывший город. Лило как из ведра. — Шун… — Позже. Серьезно — позже. Это было не абстрактное, а какое-то очень конкретное «позже». Генджи понял, кивнул. — Садится, — сказал Токаджи. Сверху чуть слышно донесся гул лопастей. — Дай наушники. — Генджи подвинул его от кейса, нажал кнопку вызова, на небольшом мониторе высветилось уже знакомое лицо в роговых очках. — Комиссар, мы выходим. У каждого микроампула с газом. Один выстрел — один выброс яда. На полгорода не хватит, но несколько кварталов трупов гарантируем. — Понял. — Стреляем в любого, кто появится на крыше до взлета. — Ясно. — Если обнаружим недостачу топлива, или медикаментов, или любое другое несоблюдение договоренностей, несколько ампул летят вниз. Ряды полиции Йокогамы могут сильно сократиться, даже несмотря на противогазы. Надеюсь, вы знакомы с действием ВМ-2605? — Меня информировали. — Отлично. Итак, мы поднимаемся. Генджи посмотрел на судзурановцев. Нужно было только дать команду, но он медлил. Странный заказ, странный заказчик, непонятные цели… Ладно, в любом случае надо выбираться. — Пошли! Коридор преодолели бегом, пригибаясь вдвое — здесь стекла были обычные, прозрачные. Лестница на крышу, к счастью, ниоткуда не просматривалась. Они выстроились в небольшом квадратном помещении, пока Маки срезал петли с металлической двери, ведущей на крышу. — Готово. Дверь упала, по ней загрохотали ботинки. Крышу поливало так, что вода не успевала сбегать в водостоки. Вертолет стоял у края, черный, большой. Обычный вертолет. «Бегом!» — должен был скомандовать Генджи, но вместо этого закричал: — Ложись! Автоматные очереди выбивали из кирпича крошку, и она дождем сыпалась на бетонное покрытие. По звуку, правда, было похоже, что в озеро. Судзурановцы отстреливались, раскатываясь в стороны. Выскочившие из вертолета спецназовцы тоже рассредоточились. Несколько человек уже не двигались — те, кто попал под первые ответные выстрелы. — Они ебанулись? — спросил Генджи у Идзаки, поймав мгновение тишины. — Они почему-то решили рискнуть. Думаю, нас подставляют по полной. Мы теперь угроза для всех. Генджи прислушался. В таком грохоте ничего нельзя было различить, но он не сомневался, что прав. — Они вошли в здание, не дожидаясь вылета. Маки! Заблокируй люк. Макисе кивнул и пополз к срезанной двери. — Суки. — Генджи тщательно прицелился и снял неосторожно приподнявшего голову спецназовца. — В таком дерьме я никогда еще не был. — Надо уходить, — хмуро сказал Идзаки. — Долго не протянем. Командуй темноту. «Запасливый», — подумал Генджи, отдавая команду и тоже зажмуривая глаза. Две световых гранаты ударились о бетон почти одновременно. Генджи досчитал до пяти. — Вперед! Разбрызгивая воду, судзурановцы бросились к вертолету. Грохот автоматов сменился частыми, четкими одиночными выстрелами. Ослепленный спецназ оказал очень слабое сопротивление. Мокрой толпой они ввалились в открытую дверь, Генджи бросился в кабину. Медик был там, вместе с пилотом, — хоть в этом не наебали. Взгляд у обоих плыл — видно, наблюдали за боем через стекло, а оно, хоть и затемненное, не могло полностью скомпенсировать световой удар. Генджи рывком поднял их, одного за другим, и передал в руки Идзаки. — Пристегни где-нибудь. Два заложника лучше, чем ни одного. Чута, блестя зубами, уже устраивался в освободившемся пилотском кресле. Остальные рассаживались вдоль стен транспортника, закреплялись. Легкого полета ждать не стоило. Но одно то, что у них все-таки получилось выбраться, могло сойти за чудо. — Как он? — спросил Генджи у Токио. Они с Серидзавой первыми попались на глаза. Токио уже возился со шприцем и ампулами. — Сейчас вколю весь этот коктейль. Будем надеяться, поможет. — Не дождетесь, — сказал Серидзава. — С Урушибарой справился, справлюсь и с ядом. Токио сжал его ладонь. Генджи задержал на них взгляд, будто запечатлевая картинку в памяти, и шагнул дальше. Токаджи прислонился к стене, непривычно бледный, придерживал левую руку правой. — Что у тебя? — Пуля навылет. Хорошо, Киришима помог добежать. — Терпи, сейчас Токио подойдет. Протискиваясь мимо Киришимы, он одобрительно стукнул его по плечу. Тот, видимо, дергался от бездействия, а когда доходило до дела, головы не терял. Неплохо, совсем неплохо. Сугихару и Бандо зацепило по касательной, на этом подсчет потерь можно было завершить. Лопасти уже вращались, на глазах сливаясь в нечеткий круг. Генджи едва успел занять место рядом с Идзаки, как вертолет качнулся и поднялся над бетоном. — Прибыли наемниками, отбываем террористами, — прокомментировал Идзаки. Генджи промолчал. С проблемами, что появились у них за последние часы, предстояло очень долго — и дорого — разбираться. Он едва откинулся назад и прикрыл глаза, как раздался грохот и вертолет тряхнуло. — Блядь! — выкрикнул Генджи, бросаясь к окну. — Они стреляют по нам! У нас ядовитый газ и заложники, а они стреляют! Блядь, что это вообще? Чута закладывал немыслимые виражи. Всех, кто не успел схватиться за что-то прочное, мотало по салону, как кегли. Токио одной рукой намертво вцепился в трос, другой прижимал к себе Серидзаву. Генджи не сомневался, что в случае крушения их так и найдут, сцепленными друг с другом. Перехватывая трос, он добрался до Идзаки, едва не упав на него при очередном сумасшедшем манере. — Срать они хотели на заложников, — поделился тот мнением, игнорируя и бешеную тряску, и удары, сотрясавшие борт, и огненные всполохи, от которых их отделяла только металлическая стена, казавшаяся сейчас пиздецки непрочной. — Но вот яд… Бомба у них, они понимают, что мы не блефуем. Точнее, должны так думать. Почему они подвергают риску целые кварталы? Они ебанулись? — Дождь! — вдруг выкрикнул Токио. — В этом все дело! ВМ-2605 нейтрализуется водой! Они надеются, что в такой ливень число потерь не превысит пятизначной цифры. — Суки, — процедил Генджи. — Чута, давай в просвет! Нам нужен сухой маршрут, тогда они отстанут! Когда на небе стали видны звезды, а городские огни внизу перестали расплываться, полицейские вертолеты действительно прекратили огонь. А вскоре развернулись и исчезли из виду. Обычный полет по прямой показался всем райской прогулкой. — Я уж думал, нам пиздец, — громко признался Генджи. — Чута, ты герой. С меня выпивка. — А нам надо решить, что делать дальше, — сказал он Идзаки под аккомпанемент хвалебных возгласов в адрес пилота. Идзаки прищурил глаза. Генджи вспомнил о неозвученном «но». — В чем дело? В вашем разговоре с Токио? — В общем да, — признал Идзаки. — Видишь ли, у этой бомбы есть одна особенность. Ее можно запустить повторно, но нельзя повторно остановить. — Что? — переспросил Генджи. — Как это нельзя? — Ну, может, правительственные спецы что-нибудь придумают. Я бы точно не смог. — Если бы не смог ты, не сможет никто. — До Генджи медленно доходила суть сказанного. Абсолютно апокалиптичная суть. — То есть Йокогаме по сути пиздец. И уничтожим город именно мы. — Мы предупредили власти и предложили эвакуацию. Про два часа я сказал наугад. Может, у них будет гораздо больше времени. Может, процентов двадцать успеют вывезти. Очень неплохо. — Значит, мы не просто будем в розыске. Мы будем там как террористы, уничтожившие почти целиком население крупного города. Нас будут искать полиция и спецслужбы всего мира. Расскажешь хотя бы, за что страдаем? — За Серидзаву, — внезапно улыбнулся Идзаки. — Это был единственный на тот момент способ быстро заполучить антидот для него. Токио очень просил. Токио, блядь, просил. Охуенное основание убить сотни тысяч гражданских. — Я всегда считал, что ты умный. — Я тоже. — Идзаки посмотрел ему в лицо. — Но Токио сказал: а если бы отраву вдохнул Генджи? И я подумал: какого черта? Все решают свои проблемы, почему бы мне не сотворить чудо для тех, у кого есть что-то настоящее? Может, именно это в итоге перевесит. Никто же не знает. — Какой ценой чудо? — риторически уточнил Генджи. Идзаки пожал плечом. — Да понял я, что ты ради меня тоже на такое пошел бы, не дурак, — добавил Генджи. — Я просто не знаю, как к этому относиться. — Тебе решать. — Идзаки уставился в окно. Где-то под ними дороги полнились машинами, полным ходом шла эвакуация. Допустимо ли менять жизнь одного человека на жизни сотен тысяч? Идзаки с Токио этот вопрос для себя решили. А Серидзава? Знал ли он о цене своего спасения, и если нет, стоит ли об этом говорить? И пора уже решить, где приземляться. Их шансы скрыться и выжить начинались с 0,0…, но пока есть возможность, нужно делать все, что можно. Слово «сдаться» Генджи не произнес ни разу в жизни. — Нас списали, как отходы, — неожиданно Идзаки снова заговорил, явно цитируя что-то, известное только ему. Работа с информацией и хорошая память нашпиговали его мозг кучей разнообразных любопытных сведений. — Нас, «Хосен», спецназ. Мы пешки, нас сливают рано или поздно, это закон жизни. Не сегодня, так завтра, не этот заказчик, так другой. Мы никому не нужны, кроме нас самих. Я не жалею о том, что сделал. — Ты ходячий пиздец, — сказал Генджи, разворачивая его и утыкаясь лбом в лоб. — Поэтому я не мог выкинуть тебя из головы. На твой взгляд, сколько у нас шансов не сдохнуть? — Не знаю. Три. Может, четыре. — Из ста? — Из миллиона, — заржал Идзаки, возвращая привычный похуизм. — Ладно, — сказал Генджи, — разберемся. Разобраться с такой ситуацией практически не представлялось возможным. Но, как сказал однажды тот же Идзаки, «дум спиро, сперо». Насколько Генджи помнил, это означало «любой пиздец — хуйня, пока ты жив». Правильное, в общем, выражение.