Цветение розовой сакуры

      Конец февраля       Зима заканчивалась, Коджи верхом на лошади возвращался с тренировки. Он привык к работе сенсея и незаметно втянулся в обучение искусству точного выстрела, четыре раза в неделю проводя утренние занятия на стрельбище. У него даже появились свои «гении».       На полпути к дому он решил заехать на рынок и купить каких-нибудь вкусных угощений. Так, по словам ирьенина, свежие фрукты полезны для ребенка и его мамы.       Не прошло и часа, как он выкладывал на кухонный стол ароматные румяные яблоки и золотисто-зеленые груши.       Вечером того же дня       Коджи вернулся в спальню — он выходил, чтобы проверить печь и подкинуть последнюю на сегодня порцию дров, чтобы ночью им было теплее. Забравшись под одеяло, почувствовал, как Ханаби прильнула к нему всем телом, согревая. — Еще не спишь, милая? Малыш не тревожил тебя?       Уложив голову на грудь мужа и, слушая биение его сердца, она пробормотала: — Толкал меня и брыкался под вечер. Даже не знаю, в кого у него такой буйный нрав?       Накагава усмехнулся. Что за намёки? Он развернулся, попутно поворачивая любимую, теперь Коджи оказался сзади, прижавшись грудью к спине жены. — И я ума не приложу, дорогая, ведь я очень смирный и послушный! — говоря это, он пробрался под ночную юкату Ханаби и принялся оглаживать нежную кожу груди — получая ни с чем несравнимое удовольствие для его ладоней. *** Ханаби       Срок беременности составлял полных шесть месяцев, начинался седьмой, и она давно прекратила вести занятия в клане.       Первые месяцы ее особенное состояние почти никак не проявлялось — после трехдневного лечения покоем в октябре, она чувствовала себя отлично, счастливо избежав даже приступов утреннего недомогания, живот обозначился лишь к третьему месяцу, однако, с этого времени тело, словно наверстывая упущенное, продолжило стремительно меняться.       Благодаря советам Хинаты и Сакуры она справлялась: следила за питанием, ежедневно ухаживала за кожей живота специальным маслом и, учитывая особенность своей беременности, Ханаби использовала специальные бинты для поддержания живота и ног. Грудь набухла, принеся хозяйке одновременно и неудобство, и неожиданное, даже несколько странное удовольствие, о котором никому не расскажешь. Она болела при грубом обращении, но могла подарить ей мучительно-сладкое наслаждение, если Коджи нежно ласкал губами ставшие очень чувствительными соски. ***       Как раз в эту минуту она постанывала от того, как в ответ на прикосновения мужа, грудь посылала иголочки возбуждения прямо в центр ее женской чакры.       Светлоглазая непроизвольно пошевелила бедрами, ощущая проступившую между ними теплую влагу и нарастающее возбуждение, но муж рукой удержал её, потираясь о ягодицы твердым пахом. — Коджи, — томно позвала его Ханаби. — Сейчас, любимая, — он уже приподнимал полы ее теплой юкаты.       В теплую погоду мужчина предпочел бы видеть ее обнаженной, но стояли холода, и Коджи поберег жену от простуды. *** Коджи       Он наслаждался, созерцая ее, находя волшебство в самом факте присутствия Ханаби в его жизни и того, что она скоро станет мамой.       С середины ноября живот ее начал быстро расти, с каждым днем придавая жене всё более трогательный вид, из-за ставшей чуть неловкой походки, уже отнюдь не стремительной как раньше; и одновременно очень женственный, во многом по причине значительно увеличившейся груди и ранее стройных бедер, приобретших сейчас более плавные округлые очертания.       Разумеется, главная прелесть ее состояния и причина его умиления заключалась в осознании того, что там, в ее глубинах, жил и рос их ребенок. Так естественно и так чудесно — их чакры соединились и его семя проросло, когда они оба вдохнули в него жизнь. ***       Ханаби лежала на боку, он сидел у ее бедер, приподняв одну ножку жены наверх.       Коджи ласкал губами щиколотку, плавно скользя ладонью до самого бедра, разглаживая на коже следы, оставшиеся после плотных бинтов, другой рукой подготавливая ее лоно. Ханаби не мучилась стыдом, хотя сейчас он хорошо видел ее сокровенные места. Ей было хорошо: ноги, днем спасаемые от отеков с помощью бинтования, в этот миг отдыхали от довольно тугих повязок и наслаждались его «массажем».       Вместо утраченной девичьей застенчивости, она ощущала волну желания и, блаженствуя, закрыла глаза — с ним ей всегда так спокойно… так сладко…       Не видя Коджи, Ханаби легко распознала прикосновение члена, головкой которого он проводил вдоль ее входа, и затаила дыхание, стараясь больше расслабиться, чтобы поскорее впустить возлюбленного супруга и испить его жар.       Соединившись, он по привычке остановился, давая ей привыкнуть. Его сильная и страстная возлюбленная была, как живой огонь, но, обладая фигурой и лоном лани*, нуждалась в бережном обращении.       Выждав первые секунды, он отпустил свой контроль, придерживая Ханаби за бёдра, мужчина продолжил вторгаться в ее сладкую глубину. ***       Так приятно, но ей хочется быть активнее, и Ханаби просит мужа остановиться. — Я хочу, как тогда…       Они понимают друг друга с полуслова. Коджи ложится на спину, а возлюбленная супруга садится сверху, и он смотрит на нее, убеждаясь в который раз — она так красива! В неярком свете ночной лампы длинные густые волосы струятся по плечам, милая непослушная прядка спадает на лоб, а потяжелевшая грудь манит его руки даже через ткань.       Полы ночного белья Ханаби отодвигаются мягко поглаживающими грудь ладонями, Коджи перемещает взгляд ниже на выступающий вперед немаленький живот, с темной продольной полоской, с каждой неделей все более заметно проступающей, и видит в самом его низу, прямо над его органом, манящее средоточие ее женской силы. — Моя красавица, — признает он ее власть. — Мой любимый, — шёпотом отвечает она и принимает его, снова чуть задерживая дыхание, невольно приоткрывает губы, обнажая белые зубки.       Ханаби плавно опускается на бёдра лучшего всадника страны и слегка потирается нежным лобком о его, соприкосновение с которым, как всегда вырывает у нее стоны. А Коджи ощущает еще более тесное объятие влагалища, от чего безумно томится в сладостной пытке, сдерживая себя, чтобы не кончить раньше времени, желая продержаться подольше, разделив с ней чашу мучительного, пьянящего любовного восторга…       Около пяти часов утра       Было темно, когда заливистый лай Микана потревожил чуткий сон Ханаби. Она села и, взяв стакан со столика, выпила воды, а затем вновь легла. Коджи тоже проснулся, но узнав голос соседской собаки, сонно пробормотал: — Наверное, коты, — и, прижав к себе Ханаби, закрыл глаза.       Светлоглазая дождалась, чтобы дыхание мужа выровнялось и он заснул крепче. Она порадовалась тому, что их ночные ласки требовали восстановления сил и Коджи будет спать еще пару часов до позднего зимнего рассвета.       Всегда храбрая куноичи покрылась холодным пóтом: то, что она увидела несколько минут назад, проверяя пространство своим бьякуганом, заставило ее вздрогнуть.       Ханаби лежала, стараясь не выдать собственного страха никому, кто наблюдал бы за ней со стороны. Что это значит?! Светлоглазая теснее прижалась к Коджи и, уже практически уткнувшись в его грудь лицом, снова включила бьякуган с полным обзором.       О небеса! Значит, ей ничего не померещилось спросонья! Всё выглядело так, словно в жизнь воплотились её кошмары, в которых Хьюга преследовали их в лесу, желая убить Коджи!       Она вовремя подавила порыв немедленно выйти на улицу и выяснить, что именно происходит?! Почему больше десятка шиноби Хьюга окружили их двор? Вид у них был мрачный, да и куноичи не обманывала себя — так не приходят с хорошими новостями.       Притворяясь спящей, светлоглазая понимала тщетность своих стараний в противостоянии с Хьюга — по ускорившемуся потоку ее чакры они давно поняли, что она бодрствует. Сейчас Ханаби лежала тихо ради Коджи — нельзя будить его. Пока он спит, и она близко к нему, Хьюга не нападут, иначе это бы уже произошло. Ханаби перебирала в голове возможные варианты происходящего и того, что с этим делать. Её цель — разобраться и решить ситуацию мирно. Её основная задача — не допустить жертв с обеих сторон.       Она осеклась — каких сторон? Там, на улице дюжина суровых шиноби, ее родственников, которые взяли в кольцо их жилище и следят за ними, как кошка за мышью! А их только двое — беременная куноичи и один шиноби!       «Соберись, подумай» - как всегда, в трудные минуты ей вспомнились слова дорогой бабули. Ей нельзя бояться, иначе они точно проиграют.       Итак, во-первых, Хьюга до сих пор не ворвались, значит, они щадят её, стало быть, их единственная цель — это Коджи! Ханаби сжала челюсти и зажмурилась, чтобы не закричать, ужас сковал её. Нельзя отпускать его от себя ни за что! Она по наитию обняла спящего, ни о чем не подозревающего мужа, словно в этом простом жесте была сила, способная победить кучу мужчин-ниндзя, владеющих непревзойденным тайдзюцу и бьякуганом!       Правда, существовало иное объяснение бездействия Хьюга — они не нападают, потому что ждут приказа или разрешения атаковать. Это означало бы самое худшее: если им поступит приказ, они проигнорируют ее слезы и защиту, иными словами они могут сделать с ней и Коджи всё что угодно. Ребенок резко ударил ее, и Ханаби поморщилась. Как ни странно, это возымело над ней полезное действие: помогло отогнать пораженческие мысли — правильно, не надо умирать заранее, но нужно учесть всё и правильно подготовиться.       Во-вторых, следует признать, что утратив ловкость и стремительность, она не сможет долго отражать атаки, и Коджи останется один против десятка Хьюга, чье численное преимущество делало вариант с открытым противостоянием безнадежным. Они оба погибнут уже в течение первого часа боя: из-за ее уязвимости он станет легкой мишенью. А что если ему сбежать на Каэне? Вряд ли он согласится. Тогда решение очевидно: нужно полностью исключить вероятность физического противостояния.       В-третьих, нужно понять причины. Почему это происходит именно сейчас? Ведь они почти год жили спокойно и у клана не было к ним претензий. Безусловно, многие родственники не поняли, почему внезапно их глава передала свои полномочия двоюродному брату и вышла замуж за безвестного переселенца. Но Неджи и отец своим авторитетом быстро пресекли недовольные пересуды, и клан свыкся с этим, в конце концов, случаев смешанных браков в их поколении было немало — подтверждением тому служили семьи Ко, Хинаты, да и самого Неджи. ***       Она надеялась на брата и отца, сжимая кулаки, мысленно молила ками, чтобы скорее появился Неджи и объяснил ей всё!       По медленно светлеющим стенам спальни Ханаби поняла, что скоро ей понадобится всё самообладание, чтобы с одной стороны, удержать Коджи от необдуманных поступков, а с другой, не спровоцировать нападение Хьюга. Она почувствовала себя уличным трюкачом, которого поймали обманутые люди и теперь заставляют пройти босиком по лезвию катаны, чтобы он наглядно подтвердил свое мастерство.       Коджи глубоко вздохнул и открыл глаза: — Доброе утро, родная, у тебя все хорошо? — привычным приветствием начиная это утро.       Превозмогая страх и подавив нервозность, она через силу улыбнулась и кивнула: — Доброе утро, да — всё хорошо.       За завтраком муж спросил: — Ханаби, что не так?       Она ответила не сразу, подбирая слова так, чтобы он опрометчиво не кинулся на улицу. Пока не известны причины, движущие родичами, Ханаби не могла рисковать. — Я хочу, чтобы сегодня ты остался дома, — светлоглазая приготовилась к возражениям и вдохнула побольше воздуха. — Хорошо, — к ее удивлению он не стал спорить. — Занятие на стрельбище будет завтра, и я с удовольствием проведу весь день с тобой.       Он, как обычно, после завтрака встал и направился к выходу, чтобы переодеться в рабочую одежду. — Коджи! Прошу, пусть сегодня в конюшне поработают Такаши и Масаши-сан, пожалуйста, — последние слова вышли как-то особенно жалко и мужчина остановился.       Что с ней? Она ведет себя очень странно, Накагава вгляделся в искаженное страданием лицо и испугался. — Ты заболела? Мне позвать Сакуру? — он снова двинулся к двери.       Побледнев Ханаби поняла, что больше не в силах притворяться. — Нет! — она медленно опустилась на пол и посеревшими губами попросила. — Не выходи, не оставляй меня…       Примечание       *Согласно восточному искусству любви, лань или газель — тип женской фигуры. Ланью называлась женщина со стройным, гибким, изящным телом и с соответствующим строением половых органов.