Аффект

Ещë никогда жизнь не была таким дерьмом. Галдëж питерских ворон было слышно даже с закрытыми окнами, отопления не было вовсе, а ещë в ванной капала вода из подвешенной высоко к стенке лейки душа. Вэй Усянь, скрючившийся посередине кровати под мятым одеялом, как иссохшая креветка, простонал от боли. Болело у него всë: и мышцы дьявольски тянуло, и спина чуть не трещала, ещë и, ко всему прочему, замëрз сильно. Он еле вытянул руку и нащупал на тумбочке мобильный, так и пестривший непрочитанными сообщениями от Джу Гэ: «Ты нормально добрался до отеля?» «Вэй Ин, пожалуйста, перезвони мне. Мы волнуемся» «Я волнуюсь» «Скажи мне, что с тобой всë в порядке» «Ладно, поспи хотя бы хорошо. Тебе это сейчас нужно. И утром никакого кофе!» Вэй Усянь положил телефон обратно и сонно потëр отëкшие глаза. Он поднялся с кровати и первым делом сделал себе кофе. Ослабшими руками Вэй Усянь залил воду в чайник, ссутулившись, проковылял к сахарнице, высыпал содержимое двух пакетиков с рисунком чашки, из которой живописно поднимался пар, и залил смесь кипятком. Вэй Усянь отхлебнул блевотный напиток, понял, что не сделает больше ни глотка этой дряни и выплеснул всë в раковину. Вздохнув, он плюхнулся обратно на стул и спрятал лицо в ладонях. Сил не было совсем. Как будто вчерашний день высосал из него все жизненные соки, включая даже самые потаённые запасы. Вэй Усянь не пожелал включить телевизор или зайти в интернет, чтобы убедиться в своëм крышесносном успехе. Он и так знал, что о нëм говорили. И, тем не менее, он не чувствовал никакого удовлетворения и, кажется, начал понимать причину. Всë дело было в том, что его влияние на мир строилось не на том, что, как ему думалось, он был особенным, а на том, что он, на самом деле, был просто-напросто человеком с дефектом, бракованным. Вот и всë. Этот его успех был возведëн за счëт самой обыкновенной чернухи. Позорище. Вэй Усянь побился лбом о столешницу. Хотелось поскорее уже, вот прямо сейчас, улететь к себе домой, закрыться, начать обжираться калорийной едой со специями и никого не впускать. Теперь он понимал Сашку, даже слишком хорошо понимал. А еще хорошо понимал, что его сезонная грусть перешла все границы и превратилась в осколок, застрявший где-то поперëк сердца: стоит только двинуться — и сразу ранит. Он тяжко вздохнул. В любом случае, как бы плохо всë ни было, нужно было что-то делать, куда-то двигаться. Может, и не в правильную сторону, но хотя бы не сидеть на месте, сложив руки. Вэй Усянь снова взялся за телефон и набрал Джу Гэ. Тот не заставил себя долго ждать и ответил уже после третьего гудка: — Да, алло! — Со мной всë хорошо: жив и цел, как можешь слышать. — Боже, Вэй Ин, ну и напугал же ты нас, балбес! — облегчëнно, с ноткой вредности и родительского укора вздохнул менеджер. — У нас сегодня самолëт в одиннадцать ч-ч-щасов, выезжать будем ч-ч-щасов в девять, так что собери к этому времени чемодан. И на этот раз, будь уж добр, сделать это вовремя. — Вчера я тоже всë вовремя сделал, — пробурчал Вэй Усянь. — Как же! Вэй Ин, богом клянусь, если ещë хоть раз выкинешь такое, я покажу тебе, что делают с такими бессовестными вертихвостами, как ты. — Да, сэр… — безрадостно протянул Вэй Усянь в ответ, решив про себя, что следующего раза он, в принципе, не хотел. Никогда. — А вообще, если серьëзно… Может, расскажешь, что произошло? — Джу Гэ на другом конце провода нахмурил брови. — Просто… Я ещë ни разу не видел тебя таким. А видел я не мало, согласись? Вэй Усянь молчал. Ему хотелось всë забыть, засунуть эту свою нелепую дефективность куда-нибудь поглубже, задвинуть подальше и запереть понадëжней. А не вот это вот всë. — Вэй Ин..? Скажи мне. Вэй Усянь откинул голову назад и уставился на натяжной потолок номера. У него не осталось сил даже на то, чтобы скрывать проблему. — Не хочу. — А когда-нибудь захочешь? — осторожно прощупывал землю Джу Гэ. — Нет. — Послушай, если не хочешь говорить об этом именно со мной, то в Шанхае у меня есть хорошая знакомая, она отлич-ч-щный психоло… — Нет, — перебил его Вэй Усянь. — Тогда ч-ч-щего ты хоч-ч-щешь сейчас? — Домой хочу, — прошептал Вэй Усянь, обняв себя за коленки. — Отвези меня домой. — Отвезу, — так же смягчив голос, пообещал ему Джу Гэ. — Хорошо. Пока. — Да, мы заедем в девять, не забудь. Если что, звони. — Мгм. — Увидимся, Вэй Ин, — сказал Джу Гэ и завершил вызов. Вэй Усянь похлопал глазами и поплëлся обратно в спальню — отсыпаться. Проглотил лекарства, неуклюже запил целым стаканом воды и крепко заснул. Через пару часов его разбудил елозивший по тумбочке мобильник. Промаргиваясь, Вэй Усянь сразу подумал: «Джу Гэ забыл что-то сказать? Перенесли рейс?» Он схватил телефон и уставился на незнакомый ему номер с китайским кодом, исходивший, если верить подписи ниже, из Санкт-Петербурга. Вэй Усянь колебался какое-то время. Кто это? И почему сами цифры будто кричали об опасности? Он прочистил горло и взял трубку: — Да? — Вэй Ин. Вот и приплыли. — …Пожалуйста, давай встретимся. Вэй Усянь сглотнул. Лань Ванцзи звучал не особо убедительно, но куда более убедительным было то, что он каким-то образом достал его засекреченный всеми легальными и нелегальными способами — спасибо за это Джу Гэ, — номер телефона. — Зачем? — прохрипел Вэй Усянь на это в ответ. — Я должен… сказать тебе кое-что. Вэй Усянь, ковырнув ногтем палец, промолчал. — Пожалуйста, — Вэй Усяню подумалось, что низкий голос Лань Ванцзи звучал не так, как раньше. Вообще-то ему даже показалось, что он вот-вот надломится. Он понадеялся, что ему всего лишь показалось. — Где? — взял себя, наконец, в руки Вэй Усянь, кусая губу. — Где ты хочешь встретиться? — Тебе будет удобно на Воскресенской набережной?¹ «Отличный из вас стратег, господин Лань, — усмехнулся про себя Вэй Усянь. — Не хочешь загонять меня в здание, чтобы не надумал себе лишнего?» — Да, нормально. Через полчаса, думаю, буду. Подходит? — Мгм, — тихо выдохнул Лань Ванцзи в трубку. — Тогда до встречи. — До встречи. И звонок оборвался. Вэй Усянь сидел какое-то время со сгорбленной спиной, а потом вдруг опомнился и, как ужаленный, бросился собираться. Он натянул любимые чëрные джинсы и футболку, кое-как причесался, плюнул на ни в какую не получавшийся нормальным хвост, подвязал, вместо этого, передние пряди, чтобы не лезли в лицо, и опустил волосы, как делал обычно только у себя в квартире. Просунул замëрзшие ноги в кеды, нацепил сверху вельветовую куртку с бóрговским воротником² и выбежал со своей верной спутницей под мышкой из номера. Вэй Усянь торопился не успеть и по лëгкой дрожи в пальцах понял, что нервничал. «Что за ребячество?» — глупо улыбнулся он, вышагивая вдоль улиц, прекрасно ориентируясь в городе. Время переливалось каким-то очень странным образом, и Вэй Усянь не мог точно сказать, который был час, когда перед ним, где-то метрах в ста, замельтешила высокая статная фигура. Вот он, Лань Ванцзи. Стоял на Воскресенской набережной и спокойно ждал его, как верный пëс. Вот его приятное на ощупь, чуть ворсистое, насколько помнилось Вэй Усяню, серое пальто, вот эти широкие крепкие плечи, вот этот точëный профиль. И Вэй Усяня вдруг прошибло осознанием, таким неожиданно тëплым и ясным: «Вот, — с придыханием кивнул он сам себе головой. — Вот человек, которому я могу открыться». Вэй Усянь остановился, колеблясь, постоял так с мгновение и двинулся вперëд. — Привет, — тихо сказал он в чужую спину. Лань Ванцзи резко обернулся и столкнулся со взглядом Вэй Усяня. Тот смотрел на него без озорства, спокойно и даже почти поломано. Стекло в его глазах было разбито, ниже под веками залегли глубокие тени. — …Привет, — прошептал Лань Ванцзи, еле передвигая прилипшим к нëбу языком. — Так чего ты хотел? — Вэй Усянь подошëл к ограждению и облокотился на парапет. Его волосы мягко перебирал ветер, и Лань Ванцзи невольно засмотрелся. — М? — повëл бровью Вэй Усянь и обернулся в его сторону. — Я… — все слова, что заготовил Лань Ванцзи, вдруг рассыпались. Он видел Вэй Усяня, такого измученного, такого потерянного, такого одинокого, и не знал больше, что ему сказать. Нечего было. Всë, чего хотел Лань Ванцзи — просто вернуть то, что между ними было. Вернуть улыбку на это прекрасное лицо, вернуть самого Вэй Усяня в свои объятия. Но теперь он столкнулся с, казалось, непреодолимой трудностью. Как вообще он мог хоть что-то исправить, когда всë обернулось так? Как сделать Вэй Усяня таким, каким он был прежде? — Лань Чжань, если ты не начнëшь говорить, я ничего не пойму, — сказал Вэй Усянь. — В конце концов, среди моей родни потомственных телепатов, вроде как, не наблюдалось. Лань Ванцзи закрыл глаза. Нужно было собраться с мыслями. Вэй Усянь в смешанных чувствах наблюдал за чужими волевыми махинациями. Наконец, Лань открыл глаза и поднял на него такой вымученный взгляд, что у Вэй Усяня сжался последний незачерствевший кусочек сердца. Но не потому ему было больно, что его покорила преданность, плескавшаяся в золоте глаз напротив, а потому, что кроме неë в них ничего больше и не было. А Вэй Усянь хотел другого. Во всяком случае, сейчас. Возможно, впервые в жизни он проявлял такую жадность, но именно сейчас он хотел большего. Он жаждал напороться, как волна на ледяную глыбу, на решительность Лань Ванцзи, на его принципиальную жёсткость в беспардонном захвате его, Вэй Усяня, души, на импульсивность, на горячность, на дерзость. После всего случившегося Вэй Усянь действительно был готов просто, как самый обыкновенный человек, отдаться кому-то столь близкому, но… Но Лань Ванцзи не проявлял никакого стержня. Неужели ему так трудно было переступить через приличия и своë воспитание? Вэй Усянь смотрел на него с горечью, но уже в собственных глазах, и чувствовал, как ком в груди сжимался всë сильнее. И как его жгло. Больно так жгло. «Зачем? — думал он. — Зачем ты смотришь на меня так?» Что за нелепая ситуация? Почему Вэй Усяню приходилось вытягивать из Лань Ванцзи нужные слова? Почему тот сам не мог их сказать? Он же не ребëнок. Вэй Усяню было мало выразительности чужого взгляда: ему было мало извинений в нëм, мало сожалений о произошедшем и об упущенном времени, ему мало было немых обещаний. Он хотел слышать. Чëтко и ясно. И терпения в нëм оставалось всë меньше. «В слове «любовь» спрятано столько других слов, — чуть не дрожа от бессилия и неудовлетворения, сжал челюсти Вэй Усянь. — Так почему ты не скажешь мне ни одного?» Всë было так просто. Лань Ванцзи с кричавшим отчаянием смотрел на Вэй Усяня, а тот с кричавшей тоской и обидой смотрел на него в ответ. И взгляды эти, как вскипевшее море, обжигали друг друга: вода расплавляла кожу и плоть, а соль прожирала кости до самого основания. Видимо… Полярным людям не суждено быть вместе, да? Вэй Усянь почти до крови сжал губы, напрягся всем телом и перестал дышать в попытке сохранить всë своë негодование внутри. Но он устал. «Хватит, — истощëнно расслабляясь, решил он. — Я так больше не могу». — Перестань. Лань Ванцзи широко распахнул глаза от неожиданности. «Нет, только не это. Не снова», — испугался он, как ребëнок, заслышавший звон пряжки разгневанного отца. — Вэй Ин… Я… — тут же попытался он вставить. — Нет, нет, прекрати! — перебил его Вэй Усянь. — Я не хочу этого! — блеснул он болезненно знакомой яростью с глазах. Лань Ванцзи замер, как каменное изваяние, желая не слышать уже заготовленного ему Вэй Усянем смертного приговора. Но тот продолжал: — Скажи мне честно: я тебе не нужен таким? — сорвался Вэй Усянь на крик. — Тебе же нравится другая часть меня, не эта. И теперь ты видишь, что не сможешь избавиться от всех моих болячек, от всего этого гноя, который из меня сочится, потому что всë это в меня вросло, — тряхнул руками Вэй Усянь, в красках демонстрируя своë уродство. — И после того, что ты увидел вчера в Александринском, ты это понял, ты очень хорошо это понял. Лань Ванцзи с кровоточащим грузом своей верности на плечах всматривался в фигуру Вэй Усяня. Перед глазами проносились образы их прошлых поездок: Вэй Усянь улыбается, Вэй Усянь смëтся, дуется, пытается сдержаться, Вэй Усянь флиртует, Вэй Усянь… Да что угодно Вэй Усянь. Наверное, ещë в Лондоне он стал самой большой слабостью Лань Ванцзи, и теперь эта слабость била наотмашь по обоим. — И поэтому сейчас ты в растерянности, — сбивчиво продолжал Вэй Усянь, — потому что эта ситуация тебе неподконтрольна, и твои деньги это не исправят. И поэтому твои дурацкие чувства загнаны в угол и ты в полной жопе! И я в жопе! Потому что у меня тоже есть эти дурацкие чувства! — кричал он. — И я тебя ненавижу, по-настоящему ненавижу! И всë равно каждый раз жду твоего появления, жду, что ты подойдëшь ко мне и что-нибудь скажешь, — еле сдержал чуть не вырвавшийся всхлип Вэй Усянь, — но ты молчишь, как тупорылый истукан, и больше ничего не происходит! И в этот момент, в самый неправильный и в то же время как никогда подходивший, Лань Ванцзи, кажется, наконец, понял, что нужно было сказать. Его рот приоткрылся сам собой, желая во что бы то ни стало озвучить эти слова, но… Но Вэй Усянь уже не хотел их слышать, и Лань Ванцзи это тоже понял. Вэй Усянь вдруг вздрогнул и прошипел, только больше раздражаясь от того, что заметил на лице напротив горькую заминку: — Избавь меня от этого подобия жалости! — выплюнул он. Петербург никогда ещë не был таким холодным, как в тот день. И никогда ещë на Воскресенской набережной не было так тихо. — И я… Я разочарован, Лань Ванцзи, — окинул Вэй Усянь его обжигающе холодным взглядом. — Не приближайся ко мне больше. Никогда. Вэй Усянь укутался в куртку посильнее, развернулся на носках кед и ушëл. Лань Ванцзи смотрел на его удалявшийся силуэт, на метавшиеся по ветру волосы и чуть не взвыл. Почему, когда дело касалось Вэй Усяня, у него всегда отнимались руки и ноги, и даже голова? Почему это повторилось снова? Что за злой рок? И почему на этот раз Лань Ванцзи был уверен, что это стало их концом? Как забавно выходило: в самом начале Лань Ванцзи почти презирал Вэй Усяня, а сейчас это Вэй Усянь презирал его, и смириться с этой мыслью было невыносимо. «Это конечная», — подумали тогда оба, и каждый побрëл в свою сторону.

***

«Какой же придурок!» — пнул металлическую ножку стула Вэй Усянь. От негодования он даже забыл на какое-то время о своëм угнетаемом самим собой состоянии, состоянии душевного дисбаланса, и дрался со всей попадавшейся на глаза мебелью в номере. Он кучей скидывал вещи в чемодан, туда ничего не помещалось, и он излишне жестоко вытряхивал всë своë барахло с тряпками обратно. А потом опять, злившись, пытался запихать туда скомканные вещи, у него снова ничего не получалось, и он, выбившись из сил, наконец, рухнул мешком с камнями на пол и устало опустил плечи. «Как же так?» Он ведь не хотел влюбляться. Он ведь так боялся этого недуга, потому что знал, что всë так обернëтся. И всë равно влез в чужую жизнь и позволил залезть и хорошенько покопаться в своей. Когда Вэй Усянь прилетел в Санкт-Петербург, то испытывал первые пару дней тëплую ностальгию по былым дням, сейчас же он задыхался в этом месте, и ему только сильнее захотелось вернуться домой. Вернуться домой и завалиться в спячку до конца жизни. Он схватился за телефон, намереваясь музыкой хоть как-то заглушить рëв саднившей дыры на душе, но полистал одно, другое и понял, что ему опять ничего не нравилось. Вэй Усянь отшвырнул телефон подальше. Он вспомнил кумиров своего детства, вспомнил все те старые фильмы, что видел, столько книг и музыки, и подумал, что, кажется, все лучшие люди этого мира уже умерли и почему-то не прихватили его. Как некрасиво с их стороны. Он откинулся на ребро кровати и так, сидя, и уснул, пока через несколько часов его не разбудил будильник. За окном был уже вечер и по тëмному небу плыли густые хмурые облака. Вэй Усянь медленно встал, побродил глазами по комнате, присел обратно на корточки, с горем пополам застегнул чемодан и оделся. Джу Гэ уже отправил ему SMS с просьбой спуститься, и Вэй Усянь, окинув взглядом свой номер в последний раз, вышел на лестничную площадку, захлопнул за собой дверь и спустился на лифте вниз. Не успел он войти в фойе, как заприметил на крыльце очередную толпу людей с камерами. Сдавая ключ-карту, он посмотрел на парня за стойкой таким ледяным взглядом, что тот даже забылся и не спросил, всë ли его, как гостя, устроило. — Что они здесь забыли? И что важнее: как информация о моëм местонахождении вообще просочилась наружу? — выгнув бровь, выдал Вэй Усянь на чистом русском, чем поверг растерявшегося портье в ещë больший шок. — Э-эм, господин Вэй, — захлопал тот ресницами, — знаете, в наше время… — Знаю, — вставил Вэй Усянь прежде, чем парень успел договорить, и прозвучал резче пули. — Богом вам клянусь, господин Вэй, ни один наш сотрудник… — Кому ты сказки рассказываешь? Молодëжь в России принципиально не верит в Бога. — О, я имел в вид… — Понятно всë с вами, — закатил глаза Вэй Усянь. Он вздохнул и, расписавшись на ресепшене, покатил чемодан к выходу. На улице мелко накрапывало. Джу Гэ уже ждал его снаружи под козырьком. — Пойдëм! — крикнул он, пытаясь перекричать голоса журналистов. — Вэй Усянь! Вы едете в аэропорт? — шелохнулись чужие зонты. — Отлично! Мы опубликуем это в сети! — Господин Вэй, скажите: каково ваше отношение к последнему номеру «Провокации»? — выкрикнул мужчина за сорок. — У нас есть информация, что вы сбежали со сцены до его окончания! — Да, — вклинилась какая-то дамочка. — Как вы это прокомментируете? Вэй Усянь отмахнулся от корреспондентов и их разномастных микрофонов и, оказавшись, наконец, в салоне такси, откинулся на заднем сидении. Джу Гэ занял пассажирское место спереди, и машина тронулась. Очень скоро выяснилось, что они попали в самый час-пик — проехав первые двадцать минут относительно спокойно, они оказались зажатыми в жутчайшей пробке без какой-либо надежды на спасение. Вэй Усянь, сгорбившись, пустыми глазами глядел куда-то сквозь затылок таксиста и не думал совершенно ни о чëм. В голове у него не зудело ни одной мысли, и ему было откровенно плевать на всë происходившее вокруг. В салоне только слишком душно было. — Джу Гэ, — устало просипел Вэй Усянь. — Дышать нечем. — Приоткройте ему окно, пожалуйста, — обратился Джу Гэ к водителю. — Ты как? — это уже было адресовано Вэй Усяню. — Не тошнит? — Нет, — вздохнул он. — Поспи тогда. Нам ещë часа два до аэропорта. Вэй Усянь послушно закрыл глаза. Из щели у окна засквозил прохладный воздух и время от времени было слышно автомобильные клаксоны. Вэй Усянь дремал так вот уже полчаса, не слышав ни синхронно зачастивших сигналов, ни отборного русского мата, грозно доносившегося откуда-то сзади. — Эй, имбецил! Глаза разуй — это встречка! — Ах ты бестолочь! Куда несëшься-то по проезжей части?! Совсем что ли без мозгов? — Ядрëн батон! Ну дуралей! Нет, Аня, ты только глянь! Пусти этих грëбаных туристов, так всë — не культурная столица, а беспредел какой-то! «А ну заткнитесь», — поморщился Вэй Усянь, подминая щëку в плечо. Тем не менее, недовольные возгласы разом стали только громче и как будто ближе. Вэй Усянь что-то пробурчал себе в воротник и зарылся носом в складку у ключицы. Ему удалось продержаться так ещë пару минут, но тут произошло нечто уж совсем вопиющее: кто-то постучал ему прямо в окно. Настойчиво. «Ну, дожили, чего только с голодухи не послышится», — ещë сильнее зажмурился Вэй Усянь. Но через мгновение его слух различил тяжëлое, почти сбившееся дыхание. Близко. Слишком близко. Он медленно раскрыл глаза, лениво проморгался и перевëл сонный взгляд на злополучное окно. Перевëл взгляд и чуть было не получил сердечный приступ. «Ну, совсем уже свихнулся» — подумал он. Потому что то, что он видел, правдой не могло быть совершенно никак. По другую сторону окна — снаружи, чуть наклонившись вперёд, стоял, опираясь на колени руками, Лань Ванцзи со слегка спутавшимися, влажными из-за дождя волосами. Его шикарное серое пальто было чересчур небрежно распахнуто, а на коже виднелся едва заметный румянец. Плечи вместе с грудью ухали вверх-вниз. Видимо, он пробежал немалую дистанцию. Его молящие золотые глазищи были устремлены только на его, Вэй Усяня, помятое лицо, и было в них столько человеческого упрямства, столько людской дури, столько упорной непробиваемости — да всë, что только можно было выжать самого человеческого из человека, было там. И это было… Прекрасным зрелищем. «Открой», — строго сведя брови, одними губами выдохнул Лань Ванцзи, и Вэй Усянь, сам того не заметив, положил ладонь на панель управления. И замер. — Вэй Ин, нет, — сухо раздался спереди голос Джу Гэ. — Что..? — Нет, — голос Джу Гэ был твëрдым, а глаза Лань Ванцзи, в которые Вэй Усянь неотрывно, как под гипнозом, смотрел, стали ещë более убедительными. Та приказная мощь, какое-то звериное превосходство, та власть, что исходила от ауры Лань Ванцзи, прессом вдавливали Вэй Усяня в сидение. — Да как же я могу… — пролепетал он, боясь моргнуть хоть раз. — Открой, — снова сказал Лань Ванцзи уже громче. Вэй Усянь поджал губы. Что делать? Он накрутил себя до такой степени, что собственная жизнь была не мила, но, с другой стороны, он сам наделал эту гору ошибок. А Лань Ванцзи второго шанса не оставил. Несправедливо как-то выходило. Вэй Усянь сглотнул, и стекло стало плавно опускаться вниз. Салон автомобиля наполнился шумом автомобильных сигналов, фееричным матом и тяжëлым дыханием Лань Ванцзи. — Да вы посмотрите, какой бесстыжий! Уму не постижимо! — Господин Лань, — рассердился Джу Гэ и всем корпусом развернулся назад, — кажется, сегодня я уже говорил вам оставить моего подопечного в покое. Вы разве не видите, что с ним сейчас творится? «Что? Лань Чжань звонил Джу Гэ?» Сам же Лань Ванцзи как будто ничего не слышал. Или не желал слышать. — Вэй Ин. Я… — начал он и на какую-то секунду замялся. — Говори! — тут же приказал ему тот дрогнувшим от нетерпения голосом. Потому что если Лань Ванцзи не соберëтся с силами и в этот раз, — решил Вэй Усянь, — то он точно ему вмажет. — Хватит тонуть. И мир как будто застыл. И время замерло. И всë пространство сузилось до одного лишь лица напротив. — Тебе не нужен спасательный круг, — продолжил Лань Ванцзи, не отрывая взгляда. — И я только сейчас это понял. Ты и так отлично умеешь плавать. И ты тонешь, потому что, несмотря на возможность в любой момент всплыть, просто не видишь в этом смысла. Сердце Вэй Усянь пропустило удар. И ещë один. И ещë. И ещë. — Тогда, позволь мне быть твоим смыслом, — Лань Ванцзи положил руку на стекло и нагнулся очень близко к лицу Вэй Усяня, так, будто намеревался поглотить всю его душу целиком. — Плыви только ради меня. Ко мне. Его громадные сиявшие янтарëм глаза горели ярче солнца. — Ты не странный. Ты просто поразительный. Ты делаешь то, до чего другие никогда бы не опустились, то, чего ни единая душа не может себе позволить сделать. И то, что во всëм мире ты такой один, не делает тебя изгоем. Ты стал ориентиром для всей планеты, ты стал путеводной звездой. Ты стал моей путеводной звездой, — чуть тише добавил Лань Ванцзи. — И… Может, именно для этого ты и был рождëн? Не убиваться в одиночестве, а вести за собой толпы. Вэй Усянь молчал. — Я никогда не смогу забыть проведëнного вместе с тобой времени. И твою улыбку. И взгляд, полный презрения. И изгибы твоего тела. Всë это слишком ценно для меня, чтобы я мог забыть. В салоне такси царила полная тишина. — Твоë вчерашнее выступление… — прикрыл глаза Лань Ванцзи, как будто вспомнил что-то неприятное. — Я тогда подумал, что это мой последний шанс, что ты улетишь, и это будет навсегда. А потом, когда мы сегодня увиделись, я растерялся. Ты прав, я не был готов встретиться лицом к лицу с этой твоей стороной, но… То, что ты не нравишься мне таким — неправда. Я, наверное, только сейчас понял, что ты нравишься мне целиком. Полностью. Со всеми слабостями. Лань Ванцзи прожигал взглядом, светящимся золотом, глаза Вэй Усяня, в свою очередь кипевшие серебром, глаза, в которых непомерная печаль смешалась с испугом, а злость — с трепетом. — Прости, что говорю это только сейчас, — произнëс Лань Ванцзи и замолчал. Вэй Усянь хлопал ресницами округлившихся глаз и испытывал такую нерешительность, какую испытывают молодые люди, впервые услышавшие признание; он так боялся сделать что-то не так, что такая растерянность была сродни самой настоящей пытке. И та сила, что пëрла из Лань Ванцзи в тот момент, плавила всë его здравомыслие. Вэй Усянь знал, что больше не мог противиться этой тяге, и все каменные стены, которые он годами возводил, чтобы защититься, дали трещину. Но кто бы знал, что эта трещина дастся так больно? Вэй Усянь опустил задрожавшие плечи и закрыл глаза. Внутри у него всë пылало. В следующее мгновение в салоне послышался плач. Лань Ванцзи протянул к нему руки, и Вэй Усянь резко, как будто от этого зависела вся его жизнь, вцепился в его рубашку. Он уткнулся лицом в чужую грудь и зарыдал. Это плакал ребëнок, оставшийся без мамы и папы. Это плакал ребëнок, выросший за счëт кровоточащих ран на душе, это плакал тот самый одинокий человек, который впервые в жизни почувствовал, что не один. Больше не один. Лань Ванцзи мерно, с нежностью гладил его по волосам, прижимая к себе как можно ближе, а Вэй Усянь трясся всем телом и почти в голос стонал. На него водопадом нахлынуло облегчение, такое коварное и подлое, что он не мог остановить поток обжигавших слëз. Он проскулил в грудь Лань Ванцзи и, шмыгнув покрасневшим носом, поднял на него усталые, отчаявшиеся глаза. Лань Ванцзи легонько прижался своим лбом ко лбу Вэй Усяня и почувствовал на губах его рваные вдохи и выдохи. Он тоже поднял глаза, и его ресницы сплелись с мокрыми слипшимися ресницами Вэй Усяня. — Ну и учинил же ты мне расправу, — улыбнулся вдруг Вэй Усянь. — Прости, — прямо ему в губы выдохнул Лань Ванцзи. — Что ж ты сразу-то так не… — усмехнувшись, прошептал Вэй Усянь. — А мне говорили, что ты умный… Они на ощупь нашли губы друг друга и больше их ничего не волновало. Вэй Усянь обвил руками шею Лань Ванцзи, а Лань Ванцзи обхватил ладонями его мокрое лицо. И опять вкус, который они делили на двоих, был солëным. — Нет, это просто возмутительно! Дóма у себя будете обжиматься! — донеслось с соседнего ряда. — Коля! Оставь их. Не видишь что ли, какой важный момент? — Да какой ещë момент?! Ей богу, Наташ, мы не в мелодраме, а на проезжей части! Ай! За что?! — А за то, что ты такой бесчувственный сухарь! Когда ты в последний раз водил меня на свидание, а? — Ну дорогая, ну что ты опять начинаешь-то… Ай! Вэй Усянь, никого и ничего не слыша, плавился под нежностью, которую дарил ему Лань Ванцзи, но вдруг всë его сознание ни с того ни с сего, как будто в лоб ему прилетела пуля, озарилось мыслью: «Жизнь на этом не заканчивается». Вэй Усянь даже замер. И почему такая простая истина не приходила ему на ум раньше? Ах да, точно — это Лань Ванцзи развязал ему глаза. И Вэй Усянь, совершенно поверженный наповал, вжался в чужие губы с такой силой, что Лань Ванцзи впору было зарычать от боли, но он смиренно терпел, потому что он знал, что был готов и на большее — на что угодно, если быть точнее. Вэй Усянь вскоре отцепился и придирчиво осмотрел результат своих стараний: губы Ланя опухли и налились соблазнительным красным. «И как вообще эта благоразумная голова додумалась до такой глупости?» Вэй Усянь представил, как Лань Ванцзи с рацией в руках отслеживал его мобильник, проносясь над пробкой на личном вертолëте «Lan Group», как в заправском боевике, как потом спустился вниз на дорогу по верëвочной лестнице и понëсся вдоль рядов, выискивая нужное авто. И вдруг расхохотался. Вэй Усянь смеялся громко и несдержанно, не стеснялся людей вокруг и не боялся быть осуждëнным. Он просто почувствовал в себе безразмерную радость, а у радости, как известно, имелась отличительная черта: плевать она хотела с высокой колокольни на то, что было «до», и даже больше — ей было свойственно это самое прошлое без задней мысли забывать. Лань Ванцзи с теплом смотрел на любимое лицо, наполнившееся румянцем и заискрившееся, наконец, жизнью. — Не уезжай. Вэй Усянь погладил прохладную скулу Лань Ванцзи, и тот почти не слышно добавил: — Не оставляй меня. — Лань Чжань, — Вэй Усянь наклонил голову набок и меланхолично улыбнулся. — Мне так тебя не хватало. — Тогда оставайся, — с готовностью предложил Лань Ванцзи и прижал руку Вэй Усяня к себе. — Не уходи, — прошептал он. Вэй Усянь нахмурился и отвëл взгляд в сторону. Естественно, сама мысль о разлуке просто убивала его, но он не мог изменить свои планы. У него был самолëт, у него была конференция, у него были последние слова для цикла, которые он обязан был озвучить. Это не то, что можно было так импульсивно перенести или свернуть. Вэй Усянь вздохнул. Как же ему не хотелось уезжать сейчас. Он высунулся в окно, прижался к шее Лань Ванцзи, потëрся замëрзшим кончиком носа о его тëплую кожу и, найдя губами его ухо, наконец сказал: — Я уеду всего на неделю. И если к тому времени я вам не разонравлюсь, господин Лань, можете делать со мной всë, что душе вашей будет угодно, — он невесомо чмокнул Лань Ванцзи в висок. — И сопротивляться я не буду. Не смогу. Лань Ванцзи посмотрел в ответ очень строго, как бы желая убедиться: «Точно?», и Вэй Усянь ответил ему таким взглядом, после которого все вопросы отпали сами собой. «Знаешь, — подумалось тогда Вэй Усяню, — я ведь рвусь на куски. А ты, как игла — больно, конечно, но сшиваешь меня обратно». Он требовательно и в то же время скромно потянулся за очередным поцелуем. И Лань Ванцзи жадничать не стал. Но вот пробка начала потихоньку рассасываться, и такси медленно проехало на полметра вперëд. Лань Ванцзи тут же, не отрываясь от терапевтического занятия, также сделал шаг вперед, не желая расставаться с губами Вэй Усяня. Автомобиль снова проехал немного вперëд, и Лань Ванцзи снова сделал несколько шагов. Так они и целовались до самого светофора под бесконечные вздохи Джу Гэ. Вэй Усянь в салоне, повиснув на чужой шее, Лань Ванцзи — пешком, на проезжей части. Недовольные русские всë сигналили, и Лань Ванцзи был даже немного рад, что не понимал ни слова. И всë же пришло время прощаться. Вэй Усянь нехотя прервал поцелуй и взглянул на Лань Ванцзи. На его Лань Ванцзи. Честно признаться, ни один из них больше не мог назвать ни одной объективной причины, почему им всë это время было «нельзя». Какой же, однако, дурью они вдвоëм маялись. Вэй Усянь коснулся губами переносицы Лань Ванцзи, и тот почувствовал, что от этого маленького ритуала зависел весь его мир. — Я обожаю, когда ты на меня так смотришь. — Мгм. — Мне уже пора. — Мгм. — Пока. — …Пока. Такси мягко тронулось вперëд, и Лань Ванцзи выпустил его руку. Он провожал взглядом автомобиль под полуночным небом, создавая, возможно, самую возмутительную за всю историю мира пробку и мягко, счастливо улыбался. По возвращении в Шанхай его точно ждал грандиозный скандал, но сейчас, быть может, впервые в жизни, на душе у него было спокойно.