Апельсины и цветы

"Апельсины растут, цветы распускаются, и время от времени рождаются на свет новые юксаре, чтобы есть апельсины и нюхать цветы". (с)

Содержимое дома Мюмлы имеет удивительное свойство бесконечно суетливо перемешиваться и в целом оставаться неизменным, несмотря на всё видимое бурление. Конечно, если подумать, ничего необычного в этом и нет, но Юксаре редко думает - ему ничего не приходит на ум. Он больше любит валяться в гамаке и наблюдать за тем, как медленно, час за часом, день за днём распускаются цветы вокруг, донося приятные запахи прямо до его раздувающихся ноздрей. Можно поспорить, нигде больше они не бывают такими яркими и пышными, как здесь. Нигде ещё странника так не встречали - ведь у красивых полянок в парке, как водится, есть сторожа, которые, подумать только, никогда не дадут сорвать и унести с тобой понравившийся одуванчик или, там, колокольчик. Нельзя свернуться клубочком, где тебе хочется, промокнуть до нитки в ручье или, протанцевав по глине, оставлять за собой вязкие отпечатки на траве - но в доме Мюмлы слово "нельзя" ещё не выдумали по-настоящему, это-то и хорошо. Его изредка достают с полки - как полузабытую страшилку, от которой до сих пор шерсть на хвосте дыбом встаёт, или, что даже лучше, как погремушку, желанную по причине своей редкости радость, которая только шумит, но ничего непоправимого от этого не происходит и за окном продолжается бурный процесс цветения. В такие моменты Юксаре, подумать только, даже нравится сидеть в кругу детей. Удивительно, до чего же приятно слышать, когда что-то запрещают не тебе, даже если это вроде как не совсем честно. Юксаре Мюмла не запрещает вообще ничего. Он смело учит малышню пить крепкий кофе, не морщась, и сворачивать самокрутки; только жмурится на солнце, когда самые смышлёные из них пробуют закурить. Пусть они долго кашляют - ничего, привыкнут. Со всеми когда-то всё было впервые, однако среди всех этих малявок легко забыться, почувствовать себя самым старым и самым важным (нет, решительно, это чувство не из приятных - лучше считаться самым тихим и самым тёплым, самым своим в стае зевающих щенков). Однако, в конце концов, так оно и есть - вовсе не уважая мать, к Юксаре ребятня ещё хоть как-то прислушивается. Он с ними не возится, он пахнет странствиями. Он просто ненадолго, как очередная игра. Пока не надоест - кому-то из них из всех. Кажется, уйди он сейчас, Мюмла бы и не заметила - она вечно то на кухне (роняет в варенье крупинки перца и близоруко щурится на сбегающую кашу с повидлом), то сбегает из дома, захватив с собой бутерброды, термос с чаем и пару клубков, чтобы, отмечая дорогу домой, в них запутаться и навсегда заблудиться - до ужина, но в детской её никогда не найти. Там царит Дочь Мюмлы, многорукая, как неведомая богиня, кое-как помнящая мумлят по именам (на запястьях размашисто выведены строчки и строчки синим химическим карандашом), но вряд ли хоть каплю более ответственная, чем мать. Ей нравится считать себя кошкой, создавать уют и отвешивать подзатыльники. Сама Мюмла больше похожа на комок теста - тёплый, изжарившийся уже совсем пирожок с неведомой начинкой; не узнаешь, пока не попробуешь. Она приходит ночью - даже если Юксаре решает прикорнуть в гамаке. И, ничего не стесняясь, задирает юбки - простые радости, вот что держит их обоих вместе. Кому-то надо владеть, держать взаперти и не выпускать из виду - но некоторым, в чём их уж точно нельзя упрекнуть, нравится просто смотреть на цветы и есть апельсины, падающие прямо в ладонь, пусть даже с яблони. Юксаре никогда не отказывается, когда ему дают, ведь если предлагают просто так, значит, действительно очень хочется, значит, может быть, не так уж и важно, какие из детей, которых Мюмла рожает чуть ли не каждую неделю, просто и безболезненно, почти во сне, его собственные, а какие - чьи-то ещё. Юксаре не останется с ними, ни с кем из них. Юксаре не остаются. В конце концов, в мире есть Мюмлы - и другие диковинные фрукты, которые надо попробовать. Вопреки этой мысли, тронуться с места сложнее, чем кажется, хотя бы потому, что странствовать и бродяжничать, на самом деле, то ещё удовольствие. Мир-то, может, и большой, прямо-таки бесконечный, но где ещё в нём найдёшь такой уютный гамак в зелёную полосочку под цвет широкополой выцветшей шляпе? Юксаре сонно ворочается, в очередной раз закуривает, так толком и не открыв глаза, сквозь тонкие шторки век наблюдая за небом и ярко отпечатывающимся насквозь солнечным пятном, а кто-то из самых младших, ещё боязливых, приносит ему перекус - и сыр, и хлеб, и зелень. Если ясно ещё, откуда у Мюмлы берутся дети, то уж что они все едят (а точнее, откуда оно появляется каждый день в кухонных шкафчиках и на маленьком ледничке) - загадка неразрешимая; по крайней мере, для того, кто не хочет, не любит думать. В своём роде Юксаре - тоже кот. В потёртом, заплатчатом плаще и ранних морщинах, в дырявых ботинках... С пушистым хвостом, которым ему лень даже вильнуть лишний раз. Мюмла никогда ничего не чинит - к чему бы, если у неё всегда и всё остаётся по-прежнему? Там, где пришит новый лоскуток, всё равно скоро протрётся дырка - швы разойдутся, ботинки облупятся, а пятна снова наляпает кто-нибудь неаккуратный. Это правило не под силу нарушить никаким внешним силам, оно побивает любые козыри в старой-доброй карточной игре, а уж тем более каждое из рогатых "нельзя". Юксаре остаётся смотреть на это и улыбаться, растерянно качать на коленях кого-то из карапузов со знакомым завитком по середине лба и говорить себе: может быть, я захочу уйти завтра. Или ещё через день. Может быть, в воздухе будет что-то такое... Еда не появится в нужном месте как раз к завтраку... Кто-то из детей пропадёт... Но, если и так, никто не станет искать. Проще сделать новых - Юксаре тоже в этом довольно хорош. Ему не мешают мягкие, гладкие складки на теле Мюмлы, и не смущает её растерянное лицо, к тому же, ни капли не постаревшее за все те годы, пока он качался на гамаке и рассматривал облака. Она всё время выглядит так, словно случайно всерьёз задумалась над несмешной шуткой, но Юксаре не в силах этому воспрепятствовать, даже будь ему до этого дело. Он может разве что предложить: - Сорви с ветки апельсин, в этом году они уродились на славу. Или: - Понюхай цветы, и всё забудется. Или: - Полезай ко мне на колени. И они оставляют дела в покое.