Отставшие

      Ира вошла в холл школы и не оглядываясь стала под нужным кабинетом. Каждый день она просыпалась в семь утра и подолгу смотрела на часы, представляя, что делают одноклассники. Расписание уроков девушка знала на отлично.       - О, глядите кто пришел. Сама Ирочка решила посетить наш храм знаний, - пролепетала Лариска.       - С таким-то плотным графиком, - поддакнула Оля.       - Ну да, с парнем времени становится так мало, - согласилась Поля.       - Интересно, где она его нашла?       - Как где? Конечно в другом измерении. Другие то на нее не посмотрят.        «Забавно, что у Лариски у самой нет парня. Он бросил ее с криками и бранью», - подумала Ира.       - Я слышала от подружки, что он дарит ей кактусы.       - Бедняжка даже не знает, что девушкам дарить нужно, - все три хихикнули. Киря до этого тихо слушавший весь разговор, резко встал.       Парень бросил троице на ходу:       «Кактусы, потому - что на цветы аллергия».       И под удивленные взгляды поцеловал Иру в губы. Надо же как-то спасать свою девушку от местных кукушек. Насладится триумфом не дал звонок.        Ира сидела возле регистратуры. На улицу выходить строго запрещено, а гулять же надо где-то. Мимо то и дело проходили приветливые и немного озабоченные медсестры и пациенты. Завидев девушку, они здоровались и спрашивали о ее самочувствии. Еще бы! Нет в больнице того, кто бы не знал «вечно-больную-диковинку». Сердобольные медсестры угощали конфетками, старики рассказывали о былой молодости, а малыши принимали за свою. Не оборачиваясь Ира могла зачитать информационный листок, по памяти. Даже подделать размашистую подпись главврача.       «Спасибо, намного лучше, чем вчера. А как ваши дела?» - понадобилось время, чтобы потом, пока никто не видит, перестать подолгу плакать от этой фразы. Сейчас больно колит, но не доводит до истерики. В конце концов это просто слова. Каждый день люди произносят сотни ничего не значащих слов и даже не задумываются об их смысле… А ведь бабушка учила не врать. Каждый раз произнося заученную фразу Ира мысленно просит у той прощение. И оправдывается. Они сами виноваты. Что это за вопрос: «Как самочувствие?». Разве не видно? Уже столько лет прошло, а лучше все никак не становится.        Как же все осточертело! Персонал, информационные листки. Даже краска на стенах, такая старая, облупленная, пронизанная болью. С каждым годом все невыносимей смотреть на лица пациентов. Рано или поздно они уйдут. А Ира останется. Она обречена до смерти бояться летнего ветерка, потому что… Просто так.       Ой, точно, на дворе конец мая. Это какой она закончила класс? Восьмой? Может девятый? А, мама что-то говорила про экзамены! Значит, десятый. Интересно, а как она будет готовится, если вся школьная программа началась там же, где и закончилась? Смысл от домашнего обучения, если в больную голову ничего не идет? Ладно, пофиг, раз… «с возрастом пройдет» так затянулось, то и готовится не имеет никакого смысла. Кто возьмет на работу такую как она? Ей и в школе то не особо рады…       Похоже, Ира явно что-то пропустила. С каких пор в классной школе все шепчутся за ее спиной? С каких пор одноклассники не то что не навещают, даже забыли о ее существовании? Почему в те редкие дни, когда она всё-таки приходит в школу, это кажется такой плохой идеей? Может это и называется переходным возрастом? О-о, о переходном возрасте Ира теперь знает всё. Пришлось, после того как…       «Где-то я его уже видела» - девушка обратила внимание на парня, что вошел в холл.        Кирилл ее тоже заметил, и будто что-то вспоминая приостановился.       - Привет, - дежурно улыбнулась девушка.       - Привет, - немного растерянно поздоровался парень.       - Я вот опять болею.       - А я пришел тебя навестить. Мандарины принёс, - быстро сориентировался.        «Кто это вообще такая?»       - У меня аллергия на цитрусовые.       - Значит не принес, - Киря спрятал пакет за спину.       - Ты понятия не имеешь кто я? – девушка улыбнулась еще шире.       - Нет, просто не сразу узнал. Ты так изменилась.       «Она расстроится, если я признаюсь, что пришел к соседке. Вспомнить бы хоть как ее зовут?»       - А я вот не очень помню кто ты.       «И зачем только врал?»       - Я Кирилл.       - Немой?       «Еще лучше»       - Ди-джей. Рэпер.       Ира кивнула.       - Немой. Если что, я Ира.       «Ира? А-а, та что постоянно болеет. Все оказалось так логично. Девочка, которая постоянно болеет, окрикнула меня в больнице».       А дальше то что делать? Засобираться куда-нибудь, а к соседке зайти позже? Продолжить общение? Но она ведь его не помнит, он обиделся. А с другой стороны… Будь он на ее месте, что чувствовал бы? Сложно представить, что чувствует вечный больной. Наверное, одиночество? Такое противное чувство, которое пожирает изнутри. Разочарование в близких? Они могли бы что-то сделать, но просто опустили руки. Убеждение, что будущее – это фантик, а внутри никогда не окажется конфеты?       Нет, вряд ли она чувствует то же, что и он.       - Чего завис?       - А чего ты здесь? Разве простуду не дома лечат? – неожиданно для себя произнес Кирилл.       А ведь и правда, у нее ничего серьёзного, только отсутствие иммунитета. Она здоровая, если не брать во внимание вечную простуду.       - Родители сдали меня на опыты. Им надоело, что я вечно болею и теперь они платят врачам бешенные деньги, чтобы те меня вылечили.       - И как успехи?       - А не видно? Похоже проще залечить, чем вылечить. Простуда все еще есть.       Что-то в ее вымученной улыбке напрягло. Или ему не понравились равнодушные глаза?       Интуитивно Кирилл схватил девушку за запястье и резко дернул. Рукав закатился и взору предстал рубец. Вздохнув ди-джей присел рядом и задрал рукав свитера. Такая же полоса только старее.       - Поговорим?       - Мне и психолога хватает, - Киря ухмыльнулся.       - Пузатый дядька, который работает на галочки? О да, этот тебя и поймет, и поддержит.       - А кто поймет, родители, друзья? Друзья - это еще тот серпентарий.       - Я не родственник, не психолог и даже не друг. Я тот, кто понимает. В детстве я никогда не играл со сверстниками. Они казались мусором, ненужной бякой, которую выбросили прямо посреди улицы. С возрастом моё убеждение только росло. Человек – это ошибка природы, тупая биомасса, которая научилась разговаривать и теперь доказывает это на каждом шагу. Свобода слова, индивидуальность, права какие-то. Как же противно, мерзко это слушать. Пришлось полюбить музыку. Правда, песни я еще долго не мог слушать. Эти отходы только и умеют, что о несчастной любви выть да о жизни сложной. Сейчас мне легче, я научился слушать, но не слышать. С этой способностью даже наушники не нужны. Только один минус – голоса по-прежнему противны. Самое смешное, что в обществе меня считают странным. И мусор из нашей любимой классной школы, почему-то решил, что надо мной можно смеяться. Мне было всё равно кто, что говорит, но добивала простая, ироничная мысль: я слеплен из того же теста и совсем ничем не отличаюсь, разве что часто молчу, чтобы не вонять. Это совсем вывело меня из колели, и я перерезал себе вены. Эти идиоты и тут все испортили, спасли. Теперь я хожу к психологу, женщине лет шестидесяти. Она так и норовит вбить идеалистические мысли, при чем годов ее молодости. Еще бы, деньги заплачены, нужно поставить галочку. Бесит.       - Что ж ты тогда со мной разговариваешь, я ведь тоже ничем не отличаюсь. Надоели эти рожи, пошла и вскрыла вены. Спасли! Теперь смотрят как на дуру. Осуждают. Как же это можно поддаться проблемам и вздумать лишить себя самого сокровенного, жизни?! Кто вообще сказал, что мораль – наше все? Почему я должна следовать тому, что придумал какой-то самый обыкновенный человек? Кто сказал, что все эти многочисленные правила приличия – правильные? И психолог этот дурацкий, картиночки показывает. Сказала б я ему, что там нарисовано, да вовремя сдержалась. Тошно.        В тот день Киря все-таки попал к соседке. И на следующий. И даже когда женщину выписали, мальчик продолжал приходить в больницу. Не сразу, но Ирин голос перестал быть противен. А из глупых людишек она пока что была самой умной. Похоже эти двое совсем не такие как все, отсталые от социума, нашли свою опору. Их чувства не были романтическими, скорее дружескими. Вместе ведь удобней ненавидеть мир.