Возможность

Ричард и Хэнк сидят на стульях у кабинета Фаулера, который с кем-то активно ругается по телефону в своем «аквариуме». Слов разобрать невозможно, но интонации довольно красноречивы. Хэнк ждет своей участи, мрачно поглядывая то на Фаулера за стеклом, то на сидящего через сиденье от него Шакала. Тот в очередной раз ловит платком стекающую по губам каплю крови, не давая ей испачкать белоснежную рубашку. Он тих, спокоен, собран. Он в ярости. Хэнк понимает, что Ричард сейчас продумывает, по каким статьям можно будет прописать его увольнение, чтобы не просто по-тихому, а со скандалом, и так, чтобы нормальную работу он потом точно найти не сумел. Знал бы он, как давно Андерсону плевать на себя и свою жизнь. Единственный, за кого он действительно волнуется, так это за Коннора. Перкинс ведь не дурак, сложил два и два, и точно знает, кто именно покопался в хранилище. А учитывая, зачем его вообще прислали в Детройт, страшно подумать, что он сделает лично с Коннором, если андроиды все же проиграют и он до него доберется. Впрочем, возможно, что в этом случае до Коннора раньше доберется Киберлайф… И тут еще неизвестно, какое из зол хуже. Хэнк с усилием сдерживает тяжелый вздох, и тут… Где-то рядом раздается почти забытая, но по-прежнему легко узнаваемая мелодия. Гравити-мать его-Фолз Андерсон быстро обводит взглядом помещение, пытаясь понять, у кого из сослуживцев звонит телефон, и слышит шуршание ткани рядом и быстрое «сейчас не могу» прямо под боком. Он неверяще уставился на прячущего в карман телефон федерала. Тот старательно не смотрит в его сторону. -Ты тоже смотрел? — не выдерживает Хэнк, и Ричард, явно прилагающий усилия, чтобы сохранить лицо, слишком громко выдыхает. У него краснеют скулы. И Хэнк не может сдержать широкую улыбку, его так и подбивает задать кучу вопросов, ведь он уже думал, что за всей этой кибердрянью никто уже и не помнит об этом шедевре… «какая серия любимая?» «когда ты посмотрел впервые?» «ну и как тебе концовка?» «как ублюдок вроде тебя вообще…» И, видимо, все это отчетливо читается в его взгляде, потому что Перкинс закатывает глаза. Какое-то время они снова сидят в тишине. Федерал чуть отворачивается, видимо желая укрыться от заинтересованного взгляда. Хэнк так и не успевает заговорить — точнее, не решается — потому что Фаулер в кабинете затихает, а потом открывает дверь, жестом приглашая их войти.

***

-Слушаю вас. -Думаю, нужно поднять вопрос о безопасности вашего хранилища улик и о дисциплине среди ваших подчиненных. Капитан полиции раздраженно выдыхает и, плотно сжав губы, устало потирает виски. А Хэнку совершенно неуместно хочется рассмеяться. Он чувствует себя гребаным школьником, которому только и остается, что стоять и слушать о своих проебах, да ждать, когда уже закончится этот фарс и ему вынесут наказание. -О том какого хрена вытворяет твой напарник мы поговорим позже, Хэнк. Фаулер переводит взгляд на окровавленный платок в руке федерала. -Что-то ещё? Перкинс замечает это и усмехается, глядя на Хэнка. -Думаю, этот вопрос мы вполне сможем урегулировать сами. Верно, лейтенант? На лице Фаулера отражается удивление, но он быстро берет себя в руки. Он хмуро смотрит то на одного, то на второго, но слишком давно знавший его Андерсон, замечает, что взгляд смягчился. -В таком случае, Хэнк — свободен. Вас, мистер Перкинс, я внимательно слушаю.

***

Хэнк ждет на улице, на скамейке у входа в департамент. -И чего ты хочешь в качестве компенсации? Он слегка нервничает. По его опыту, такие, как Перкинс, при любой возможности сделают все, чтобы ты хорошенько обмазался собственным унижением, тем более после такого. Ричард достает пачку сигарет. Хэнк высматривает логотип на коробке. Дорогущие. Федерал ожидаемо не предлагает Хэнку «угостится», закуривает, морщится от боли в сломанном носе во время затяжки, а затем, выдохнув сгущающееся на морозе облако дыма, тихо говорит: -Моему сыну он очень нравится. Это ответ на твой вопрос. Хэнк удивленно уставился на него. Ричард совсем не выглядит как тот, у кого есть дети. Даже не так. Как тот, кто поставит себе такой рингтон, чтобы почувствовать близость с ребенком хотя бы таким образом. А может наоборот? Он в очень хороших отношениях с сыном, они вместе посмотрели этот мультик и теперь это у них такая общая фишка? Лейтенант проверяет наличие кольца или хотя бы следа от него на безымянном пальце. Он натыкается на взгляд Ричарда: колючий и злой сейчас. И в холодном отблеске потемневших от усталости и тоски глаз Хэнк находит ответы на все вопросы. Он сжимает ладони в кулаки. Везет всяким мудакам. Его сын живой. Он ему звонит, и Ричард может услышать его голос, и, может даже, видеться с ним иногда. Хэнк все бы за это отдал. Даже если бы Коул его презирал и все, что он бы от него слышал — это проклятья в свой адрес. Хотя Хэнк, конечно, постарался бы, чтобы такого никогда не произошло. Он — не Перкинс. Он бы все сделал правильно. -Если кому-то проболтаешься — считай значка у тебя больше нет. Никому не сболтнуть, что у крутого федерального агента мелодия из мультика на рингтоне? Или о том, что у него есть дорогой ему человек? В любом случае — это кажется слишком простым условием. И судя по тому, как поджались губы федерала, он тоже знает, что продешевил. Понимает, что дал слабину и сболтнул лишнего. За это Хэнк его не осуждает. -У такого ублюдка, как ты, есть слишком много. Губы Ричарда растягиваются в невеселой ухмылке: -Хорошее жалованье и приличная одежда? Хэнк прощает ему и эту провокацию, а точнее — жалкую попытку перевести тему. Перкинс боится. -Возможности. Ричард гасит недокуренную сигарету о налипший на скамейку снег и бросает в урну рядом. Он прячет руки в карманах пальто, чуть поджимает плечи, будто от холода, и уходит. Хэнк бросает ему вслед: -Ты мог бы все-таки посмотреть на досуге, если ещё не...Было бы, что обсудить с ним. Даже если не захочет — все равно оценит. Перкинс замирает, а потом резко оборачивается. В его взгляде ясно читается, куда именно Хэнк может засунуть свои советы. Андерсон и сам прекрасно это знает. Знает, что это совершенно не его дело, но унять кипящего внутри негодования и мерзкого липкого сочувствия — не может. И почему-то ему кажется, где-то глубоко на уровне интуиции, что Ричард, на самом деле, не против. Эту глупую неуместную мысль он тут же старается отмести прочь. Напоминает себе о синдроме «спасителя» и о том, что не нужно проецировать свои проблемы на других. Он глядит себе под ноги, на серый асфальт с мокрыми разводами подтаявшего снега под ботинками. При мыслях о собственном сыне щиплет глаза и сдавливает спазмом горло. Жаль будет Коннора, если все закончится плохо, но во всем есть и плюсы, верно? -Когда и во сколько? — раздается над головой. Он вздрагивает от неожиданности, поднимает взгляд и видит перед собой фигуру агента.