Это небо виновато.

Создаётся ощущение, что окружающие видят тебя насквозь. На самом деле, всё совершенно наоборот. Они так уверенно говорят, почему тебе не понравился этот салат, почему ты иногда прикусываешь щёку или спорят, какая у тебя аллергия: на корицу или грецкие орехи. Довольно глупо с их стороны. Возможно, я так думаю только из-за того, что хочу быть тем человеком, что знает о тебе чуть больше остальных. Или не чуть. В целом, ничто из этого не имеет значения, потому что главный глупец тут я. Меня сюда пригласил друг. Он сказал, что будет весело. Сказал что-то про романтику молодости и мОря. Он сказал, что «там будет Чонгук». Я поломался для вида, но потом согласился. Ведь Там будешь Ты. Даже тогда я догадывался, что это не лучшая идея, что мне самому будет не очень комфортно провести полторы недели вдали от дома с кучкой почти незнакомцев. Но чемодан был собран. Я — нет. Вернёмся к главной теме. Ты любишь рубашки, свободные шорты, гель для укладки волос, держать руки в карманах и бродить босиком по песку. Чем и занимаешься сейчас. А я ведь убежал прятаться от тебя на берег. От тебя, понимаешь? Почему же Ты здесь? Мне немного стыдно, что не смог выдержать спокойно и трёх дней. Зачем я вообще сюда поехал, если не пью. Здесь ведь коктейли, как вторая вода. Сам себя обманывал, хотя прекрасно знал, что ничего не получится. Хоть мы и учимся с тобой на одном направлении, часто пересекаемся и у нас общие знакомые, между нами огромная пропасть с тонким верёвочным мостиком, состоящим из непринужденных и, похоже, нужных исключительно мне приветствий на перерывах. Даже после того, как кто-то пустил слух по университету, что я был бы очень не против слышать твой заспанный голос по утрам, ты не сделал ничего. Просто стал дольше смотреть. Мне стало неприятно. И ещё я понял, что, раз уж тот факт, что ты мне до жути нравишься, никак не сдвинул с мёртвой точки наши отношения, значит ничего и не произойдёт. Если только мы не останемся единственными людьми на планете. Но это будет печальный исход, хотя куда уж хуже, чем сейчас. Скоро закат, Чимин — единственный человек из присутствующих, с которым я согласен и могу проводить летние вечера — напился текилы и уснул, а я не выдержал и сбежал смотреть на волны. Сижу под пляжным зонтиком и пытаюсь не обращать внимания на приближающуюся фигуру. Мечтаю, чтобы ты куда-нибудь свернул. Пошёл в отель, где мы остановились, вернулся назад или даже кинулся в воду, дабы утонуть и забрать с собой все мои зудящие мысли. Но нет. Идёшь прямо. Может мне притвориться спящим? Или лучше мёртвым? Да, напишу на сыром песке записку, чтобы меня хоронили без гроба, а наверху посадили вишню. Но перед этим вытащили сердце и сожгли, иначе восстану из мёртвых и пойду тебя искать. Небо смеётся надо мной. Оно заливается румянцем и тихо хихикает среди пальмовых листьев. Я ему завидую. Оно свободно. Оно не влюблено. Для полноты картины не хватает только тёплого пледа, моих слёз и прыгающих вдалеке дельфинов. Ты садишься рядом и вытягиваешь ноги. Я больше не слышу небесный смех, только твоё дыхание и духи. — О чём думаешь? Я могу сказать что угодно. Мне лишь нужно тебя спугнуть и игнорировать дрожь в пальцах. — На закате провинившимся ангелам отрезают крылья и их кровь окрашивает облака. А люди продолжают верить в солнце. Молчишь. Кажется, получилось. — Ты всегда такой? Ну вот только не надо подобных вопросов. Я знаю понятие «риторический» и то, к чему ты клонишь. Мне понятна твоя неприязнь: не каждый натурал может похвастаться влюблённым в него странным парнем, но, пожалуйста, не тыкай меня носом в это. Не проси меня перестать что-либо делать, ведь ты наверняка придумал многим моим действиям злодейское значение, хотя моё поведение почти не менялось с нашего знакомства вплоть до сегодняшнего дня. Главный отрицательный персонаж — это не я, а то, что у тебя над головой. Оно губит ангелов и до нас, в конце концов, тоже доберётся. — Какой «такой»? Но я играю по твоим правилам. — Необычный. Выбрал слово помягче. Что ж, я тебя не осуждаю, но и спасибо не скажу. Чтобы меня отшить, не обязательно было садиться рядом и окутывать своим запахом. — Звучит, если честно, не очень приятно. — Я лишь… Лишь хотел сказать, что ты волшебный. Волшебный долбаёб. Я наконец перевожу на тебя взгляд. Твои чёрные волосы сырые после недавнего купания и зачёсаны назад, открывая вид на лоб и густые брови. Яркая рубашка с коротким рукавом расстёгнута на первые три пуговицы, и я стараюсь не смотреть на каплю воды над острой ключицей. Подтягиваю колени ближе к груди и сминаю в пальцах песок, будто готовлюсь бросить его тебе в глаза, которые смотрят в мои так, будто делают это уже целую вечность. — Ты наверное пьян. Уже поздно, стоит вернуться в отель. Я пропускаю своё возможное оружие сквозь пальцы и поднимаюсь на ноги. Нужно прекратить этот цирк, иначе после моей смерти сжигать будет уже нечего… Твоя ладонь сжимает мою руку чуть выше запястья, она тёплая и может заменить плед. Но дельфинов не видно, и плакать я пока не собираюсь. Наверное. Ты меня ещё никогда так не касался. Только случайные толчки плечами в коридоре и похлопывания по спине. — Стой! Посиди со мной ещё немного. Я сегодня мало выпил. — Из меня плохой собеседник и собутыльник. Ты улыбаешься и настойчиво тянешь вниз. Я могу не смотреть на тебя во время пары или не выхватывать твой смех среди хора других, но на Такое реагировать я не обучен, поэтому не могу сопротивляться. Между нами меньше расстояния, чем до этого, и ты всё ещё держишь мою руку. Перебираешь и разглядываешь тонкие фенечки, а я заново учусь дышать. Что же ты со мной делаешь?! Мне хочется уткнуться лицом в землю и снова послушать смех сквозь пальмовую листву. Я не хочу сгорать, я не хочу чувствовать, как краснеют кончики ушей и как твои пальцы скользят по моей коже, я, чёрт возьми, не хочу выглядеть и ощущать себя таким влюблённым. — Поговори со мной, — твой голос тихий, он не хочет разбудить мою уснувшую бдительность. — О чём? Лишь бы не о «как так получилось, что тебе важно моё утреннее охрипшее дыхание». — О чём угодно, только не молчи. Помню, как папа мне говорил, что умение молчать в подходящий момент — это дар. И что у меня его нет. В детстве я был невероятно болтливым. Возможно, если бы не научился себя сдерживать, наговорил бы тебе сейчас очень много глупостей. Но я невероятно устал, поэтому мне не хочется усугублять ситуацию и делать её ещё более драматичной. Начнём с чего-нибудь отстранённого. — Мммм… Принято считать, что дружеские отношения не менее важны, чем семейные. Раньше их почти приравнивали. Аристотель говорил, что у друзей одна душа в двух телах. Но у родственников — одна кровь. Тут встаёт вопрос о первенстве души или тела. Что в нашем времени считается главным: духовное или физическое. Но при этом никто не отменял искреннюю дружбу со своим братом. Получается, это лучше, чем просто иметь брата или просто иметь друга? — Многие путают дружбу с чем-то другим. На что ты намекаешь? Сидишь тут, мерцаешь, держишь мою руку и просишь говорить, а потом вбрасываешь фразочки, от которых я впадаю в ступор. — Не сказал бы, что многие… — Вот например ты, — наконец-то дошли до меня, а то я уже начал допускать, что тебе тоже просто захотелось послушать, но, конечно же, ты пришёл за ответами, — и Чимин. — При чём тут он? Опять ты на меня так смотришь. Так, словно уже хочешь спилить мою вишню. Я этого очень боюсь и свободной ладонью сжимаю потерянное ранее оружие. — Ты уверен, что ничего к нему не чувствуешь? Да что с тобой не так?! Глупец тут я, это я поехал на каникулах с группой приятелей к морю, хотя мне совершенно не нравятся подобные мероприятия. Не ты, но ради тебя. — Я присутствовал на его первом поедании песка в детском саду, помогал прятать валентинки в шкафчики одноклассниц, что ему нравились, и случайно нашёл в его комнате под кроватью порнографические журналы, когда нам было по четырнадцать, — я говорю это с желчью, мне не нравится, что ты обо мне такого мнения. — И если думаешь, что после всего этого я был способен на предательство в виде тихой дрочки на своего лучшего, мать его, друга, то я просто не представляю насколько низким в своих мыслях ты меня видишь. Я выдёргиваю руку из крепкого захвата и прижимаю её к груди. Мне мерзко, мне неприятно, мне очень хочется уйти и избавиться от ожогов на запястье. — Тэхён! Ты одним своим видом заставляешь меня вжаться в песок и замереть. Чёрные брови сведены к переносице, губы сжаты в тонкую полоску, а глаза сверкают опасным пламенем. Дышишь тяжело и громко, воздух оседает на моих плечах и сильно давит. Ты зол и зол на меня. Господи, да что тут вообще происходит?! Мы ссоримся. Чтобы перестать, нужно успокоиться и найти компромисс. Первое у меня точно не получится, поэтому сразу переходим к следующему. А что является для нас самым верным решением? Правильно, встать сейчас с земли и разойтись в разные стороны. Как можно дальше, чтобы больше никогда не пересечься и чтобы я даже думать о тебе не смог на таком расстоянии. Но ты сегодня до жути не такой как всегда: — Тогда какого чёрта, скажи мне, пожалуйста, просыпаться ты хочешь со мной, но делаешь это с ним? Что? Я теперь точно ничего не понимаю. Больше не хочется думать. Вообще ничего не хочется, мне нужно просто куда-нибудь лечь и заснуть. Желательно навсегда. С первым ты справляешься самостоятельно: валишь на песок и упираешься руками в мои плечи. — Вы даже номер взяли общий, хотя в отеле ещё оставались одноместные! Может дело не во мне, не в тебе и не в ангелах? Может это небо виновато? Оно свело нас тогда и сейчас, оно меня влюбило и оно подталкивает всех на неверные поступки. Это оно мешает мне тебя оттолкнуть. Я смиренно лежу, чувствуя какие-то камушки спиной, и совсем не хочу на тебя смотреть, поэтому перевожу взгляд выше. На одинокого виновника всех моих невзгод. — Я тебя совсем не узнаю… — говорю шёпотом, потому что не привык столько кричать. А ты резко наклоняешься и оставляешь мокрый след на моём лбу, потом на щеке, подбородке, шее… Ты играешься, кидаешь в меня ложные надежды и наверняка ждёшь, когда из кустов выпрыгнут твои улыбающиеся друзья с фотоаппаратом в руках. Я уверен, что это какая-то шутка, ты по своей воле такого бы никогда не сделал. А ещё я видел твою бывшую. Где-то два месяца назад. Она невероятно красивая. С кукольным носом, длинными волосами, узкой талией и уверенной походкой. Она сказала, что ты разбил ей сердце. У моего другое предназначение, поэтому я брыкаюсь и случайно сильно задеваю тебя коленом в бок. Ты недовольно шипишь, отрываешься от моего лица и садишься поперёк живота, пресекая все попытки сбежать: — Успокойся. Твёрдо и уверенно, словно обращался со мной так очень часто и точно знаешь, что нужно делать. — Да что ты. Что ты… Вообще творишь! — я считаю себя упрямым. Снова хватаешь запястья и зажимаешь над моей головой. — Мне сказали, что я тебе нравлюсь. Но я что-то совсем этого не замечаю. Глупость, какая глупость! Я под тобой лежу, у меня щёки горят и волосы в песке. Какие ещё могут быть сомнения?! — Ждёшь, что я буду смущаться, как восьмиклассница, каждый раз, когда увижу? Следить в соцсетях и выпрашивать номер у твоих друзей? Серьёзно, Чонгук? Замолкаешь и немного расслабляешься. Я пользуюсь моментом: начинаю пинаться и пытаюсь вылезти из-под тебя как можно быстрее. Но ты в любом случае более сильный, чем я, просто сидишь и ждёшь, когда утомлюсь. Тебе достаточно сжать бёдрами мои бока, и я, издав болезненный стон, перестану двигаться. — Так нравлюсь или нет? Сдаюсь. Мне это надоело. Надоело делать вид, будто не хочется сейчас на тебя смотреть и касаться. Надоело убегать и прятаться, я… Давай я признаюсь, и ты меня оставишь тут на берегу один на один с небом и тишиной. Волны унесут все мои мысли, а я просто растаю и смешаюсь с надвигающейся темнотой. — Нравишься. Я предал своё молчание. Как драматично. — В первый раз я заметил тебя на втором курсе, — не уходишь, — это кажется была вечеринка у Хосока. Я был около барной стойки, ты сидел на диване рядом с Чимином и пил какой-то сок. Сок, представляешь? Все вокруг уже давно пьяные, а ты скучаешь и рассматриваешь потолок. Я взял две банки пива и подошёл к вам со спины. Одну предложил тебе. Ты отказался, а через минут десять вообще ушёл. Тогда мне показалось это странным. — А сейчас? Бесцеремонно перебиваю. Я помню тот вечер, но не знал, что это был ты. — Сейчас я знаю, что у тебя аллергия на алкоголь. Вижу твою улыбку в свете закатных лучей. Волосы растрепались, плечи напряжены. Красивый. Невероятный. Мне уже не так страшно. Совсем немного тяжело, но это скорее от твоего веса. Я не хочу, чтобы это всё оказалось каким-нибудь пранком или злой шуткой. Я хочу видеть твои сны и воровать мысли. Я хочу быть твоей любимой гавайской рубашкой. А лет через пять можешь порвать меня на тряпки. — О чём думаешь? Только не говори, что всё сейчас заново начнётся. Я не выдержу второго раза. — У меня руки затекли, ловелас. — Если я тебя отпущу, убежишь. — Никуда я от тебя не денусь. — Обещай, что никогда? Извини, но таким вот я не разбрасываюсь. Мне не нужно просто быть рядом. Дело ведь не в телесной близости. Или всё-таки брат важнее друга? Ты не дожидаешься от меня ответа, отпускаешь, но тут же подхватываешь и сажаешь к себе на колени под мой возмущённый визг. Руки кладёшь на талию, голову наклоняешь и губы облизываешь. Ты что…? Флиртуешь так? Дурак. — Почему «ловелас»? — Не имеет значения. Я же на коленях у тебя сижу. Нас спасают вечерние сумерки, но если хорошенько приглядеться, то из окон отеля можно разглядеть, что происходит на берегу. И ты это понимаешь. Но только утыкаешься мне в голое из-за сползшей футболки плечо и бурчишь что-то. — Что, прости? Я тебя не слышу из-за стука собственного сердца. Сильнее стискиваешь в объятьях, а у меня мурашки по спине. — Ты такой волшебный. — Опять глупости говоришь… — Я люблю тебя, — резко вскидываешь голову и не улыбаешься. А мне снова становиться страшно. И жарко, и душно, и плохо. Я сжимаю твои плечи и не нахожу, что ответить. Это всё слишком резко. Я же буквально час назад был уверен, что ты меня мерзким и неправильным считаешь. Я сам себя таким считал, а ты даже тут умудрился всё разрушить. Даёшь мне отдышаться и продолжаешь сам: — Когда до меня дошёл тот слух, что Ким Тэхён влюблён в Чон Чонгука, я сначала так обрадовался, что ужас, но потом засомневался. Когда стал тебе намекать, а ты меня избегать начал… Стоп. — Намекать? Ты просто пялился на меня. Я думал, ты меня изничтожить взглядом хочешь… Ты начинаешь хохотать. Сегодня все надо мной смеются, что ж за день то… — Прости, я не научен флиртовать с парнями. — Дурак. Смотришь долго-долго. Я успеваю сосчитать твои родинки. — Скажи, что любишь меня. Мне так непривычно слышать от тебя что-то подобное. — Я тебя люблю. Намного дольше, чем ты. Хмуришься. Тебе это не по душе, ты привык всегда быть первым. — Неправда. — Ты приглянулся мне ещё до вечеринки у Хосока. Раздосадованно вздыхаешь. Я чувствую себя победителем, хотя на практике просто настрадался больше. — Ты должен был подойти и познакомиться. — У тебя отношения тогда были. — Чёрт, — смотришь на меня так потерянно, что мне почти становится стыдно от своего бездействия. Ну не мог же я просто уверенно забрать тебя у бедной девушки, оправдывая это всё каким-то небом. — Столько времени потеряли. Когда вернёмся в отель, скажи Чимину, что мы теперь вместе и ему запрещено приглашать тебя на свидания. Я запускаю пальцы в твои волосы и выдыхаю. — Не так быстро. Ты подстраиваешься под мои касания и выглядишь до потери пульса трогательно. И вот только в этот момент я понимаю, что произошло. Я ощущаю счастье на кончике языка и больше не хочу, чтобы волны забирали мои мысли. Это не духовное и не физическое. Это на грани понимания, пришло откуда-то из космоса и по правилу должно считаться болезнью. Но человечество дало ему название и произносит только с благоговением. Оно именуется любовью, передаётся через взгляды и дружит с небом. Которое опять во всём виновато.