Брачные игры

Решение развестись чаще всего принимается втроем. — Лешек Кумор.

      Машка пишет, что «задерживается и будет через час», без смайликов, кавычек и электронного флирта. Оно и понятно — пять лет тюремного заключения с пометкой «Брак» подходили к концу на стадии холодной войны и двух корявых подписей на бланке с разводом. Могли ли мы представить тогда, в своей дурной пятилетней давности, что все закончится именно так: моей счастливой освобожденностью и её тихой ненавистью. Вряд ли, если брать в расчет, что расписались мы с придурковато-счастливыми улыбками, дешевым брютом за пятьсот рублей и в шмотках с выпускного юрфака.       Познакомились после маги, да как-то и завертелось всё сразу: Машка была бронебойным снарядом, я — обшивкой корабля, на увиливания времени не было, и мы как-то раз вцепились друг в друга клещами. Она жаждала любви, я — избавления от второго «я», и с Машкой даже вышло.       Я криво усмехаюсь, повернув в руке бумаги с её подписью под моей фамилией — хреново, видимо, вышло.       Мы поженились через полгода, спешно, но без лишней прыти, аккуратно подведя друг друга к этому решению. Денег не было, свадьбу отложили до лучших времен, — которых так никогда и не случилось, — но штамп в паспорте был нужен и мне, и ей до чертиков: мне — для родительского спокойствия, что сын не пошел по «кривой» дорожке, ей — для статуса. Так и вышло. После свадьбы от меня отстали, к Машке, наоборот, пристали.       Через два года карьера пошла в гору, и о недавней бедности мы забыли одновременно, как о страшном сне: появились дорогие клубы, фешенебельные рестораны и пафосные отели с претензией на «супер-дупер-вип». Появился Камиль.       Если честно называть причину развода, то это — блядство, мое, конечно, не Машкино. И дело не только в Камиле, к которому меня тянуло всеми правдами и неправдами, — блядство началось еще тогда, когда я не стал говорить Машке, что все мои прошлые «женщины» могли при желании отрастить бороду, носили исключительно мужские трусы и не брили ноги. А она — неожиданное и исключительное избавление от клейма единственного гея в семье.       И если первые годы я летал от чувств и действительно верил, что все изменилось, то Камиль поставил жирный крест на всех моих полетах фантазий. И вместо нудного сноркелинг-тура на египетских курортах и экскурсии в Каир с женой, я бронировал соседний люкс, игнорируя взгляды с ресепшена, и подыхал от восточного нахальства, умелых рук с аккуратным маникюром и легких уколов его щетины на бедрах, пока он без устали вылизывал мою задницу.       Верчу в руках мобильник, до приезда Машки — минут пятьдесят неспешной ходьбы туда-сюда, чашка кофе и, возможно, одна приятная беседа с кем-нибудь из посторонних. Оборачиваюсь, но кроме озабоченной тетки, молодой пары с чересчур счастливыми мордами и унылого пацана, который, видимо, перепутал ЗАГС с похоронным бюро, нет ни души.       На мне — черная кожанка с драйвовыми зигзагами, рисунками-ономатопеями из японского шоу-рума, потертые лимитированные конверсы и груз в виде возраста, перевалившего за тридцать. На нем — неуместно-деловые туфли из кожзама, несуразно огромный костюм, как с отцовского плеча, и прозрачный флер детскости, потому как выглядел он не старше двадцати. — Что грустим? — мне не стоило так резко подсаживаться к мальчишке, пугать своей пробивающей жизнерадостностью. Но он, как оказалось, и не заметил меня, пребывая в тоскливой неге. — Эй, молодежь!       Только после окрика он с испугом поворачивает ко мне голову. — Извините, я вам помешал? Сейчас отсяду! — суетливо привстает, поправляя брюки, и спешно отодвигается, уступая половину скамейки. И что самое главное — не замечает, что помешал тут как раз таки я. — Я спрашиваю, чего грустим?       Он еще раз глядит на меня, удивленный навязчивым вниманием с моей стороны, и машет бумагами в левой руке. — Женюсь, — прискорбности в нем, хоть лопатой греби, но он тотчас натягивает улыбку и на грани с вежливостью интересуется: — А вы почему такой веселый? А чего ж печалиться, когда Машка после очередной битой тарелки наконец-то подписала бумаги? — Развожусь. — Судя по всему, брак вам не понравился. В тон ему весело вторю: — Судя по всему, тебе он тоже не понравится. Родители навязали невесту? — Не ваше дело, — буркает угрюмо. — Эй, — примирительно улыбаюсь и тяну руку для знакомства, — я не хотел обидеть. Кстати, Миша. Он нехотя жмет мою горячую ладонь: — Кстати, Макс.       Мы какое-то время сидим молча, прежде чем мобилка в руках парня негромко жужжит. Он опускает голову к телефону и тихо скрипит зубами: — Опаздывает, как обычно… — Что, сбежала красотка? — опять настойчиво лезу не в свое дело, но настроение прет через край и тянет на общение. — Не, задерживается из-за пробок. — Моя тоже. Вечно её жду по часу.       Он улыбается одними губами, и я наконец-то позволяю себе рассмотреть его детский профиль. Светлые волосы аккуратно уложены, глаза голубые, практически белесые, нос ровный, с еле заметным шрамом. На пальце — пока еще пустота, никаких колец и брачных отметин. — Так почему на тебе лица нет, если женишься?       Макс опять косится на меня с нескрываемой неприязнью и предпринимает попытку отсесть в сторону, но я ловко цепляю его за рукав: — Не обижайся, но ты действительно забавно выглядишь, — и пока он не обиделся, киваю на молодоженов, — вон, гляди, какие счастливые. А ты словно хоронишь себя. Он все же остается рядом, не сбегает. Кивает. — Так и есть, хороню.       Я продолжаю изучать его лицо и теряюсь в догадках. Вспоминаю себя и Машку пять лет назад, думаю о приятеле Гришке, на свадьбе которого гуляли прошлой весной, и снова смотрю на Макса. В нём — ни грамма предбрачного ажиотажа, ни ноты счастья на хмуром лице. — Залетела? — предполагаю я возможный вариант, но мой новый знакомый отрицательно качает головой. Не залетела, значит. — Долги? — как-то наугад стреляю я новым предположением, и судя по вытягивающемуся лицу собеседника, попадаю точно в цель. — Как вы?.. Макс сразу делается злым, готовым наброситься: — Это вас Ленкин отец приставил, да? Чтобы не сбежал! — Он привстает, сжимая кулаки, и смотрит с вызовом. — Я же сказал, что женюсь, зачем этот конвой!       Мальчишку явно успели довести и какая-то малознакомая мне Ленка, и, очевидно, её дотошный отец. Приходится изобразить настоящее изумление и даже слегка обидеться. — Так, спокойно, не знаю я никакую Лену, сядь, а то людей пугаешь и на меня зря наговариваешь. Он не сразу верит, вскидывает подбородок с сомнением: — А откуда узнали про долги?       Если бы я сказал, что наугад брякнул то, что меня самого сейчас слегка волнует, поверит ли он? Машка, прилежная выпускница юрфака, измен с легкостью не простила, отсудила почти все совместно нажитое: и квартиру в центре, и офисное помещение, и даже собаку. Оставила только машину и пару лямов на счетах, о которых не знала, да и если бы знала, претендовать не смогла — деньги валялись там со студенческих времен после смерти отца и продажи старой хаты на окраине. — Честное пионерское, просто предположил.       Он смотрит на меня долгим изучающим взглядом, но потом как-то меняется в лице и обреченно валится обратно на лавку. — Извините, я зря на вас накричал. — Извиняю. Но в качестве компенсации за моральный ущерб… — я делаю винтовой жест рукой, намекая на продолжение истории, и Макс послушно делится, чувствуя себя слегка виноватым: — Мы с Ленкой с пеленок вместе, дружим семьями, на пикники выбираемся, на именины, в общем, давние друзья. Но они — обеспеченные, а я — из бедной семьи. Родителей это никогда не смущало, крепко срослись, а вот мне все хотелось вырваться. И когда подвернулась халтура, решил вложиться. — И попросил денег у её отца? — догадываюсь я, сопоставляя факты. — Ага, лучше б не брал. — Все прогорело и пришлось выплачивать натурой? Он роняет голову в ладони и утробно взвывает, на секунду становясь еще более разбитым, чем минутами ранее: — Я Ленке с детства нравился, но не думал, что они до такого дойдут. Начались скандалы, крики «Когда выплатишь, когда отдашь?». А я тогда только устроился на новую работу, чтоб денег подкопить, они об этом знали. И тут приходит Ленка и говорит, что срок — неделя, или отец идет к ментам писать заявление. — А ты что-то подписывал? — Когда деньги брал? Да, расписку. — Везде все указал? Фамилию, имя, проценты по займу, если есть, подпись доверителя, свою, срок возврата? Он косится на меня снова, опять прошибая недоверчивостью. Пугливый мальчишка, почти сурикат. — Я юрист, не бойся. Макс успокаивается, но взглядом проводит по всему моему телу: — Вы не похожи на юриста. — Потому что в кожанке и конверсах? — Ага. Развожу руками: — Такой вот я. Все пытаюсь молодиться, когда уже давно пора влезать в костюмы. — А сколько вам? — Тридцать один, представляешь? Он выглядит если и не удивленным, то смущенным: — По вам не скажешь. — Хватит «выкать», а то кажется, что скажешь. — Хорошо. А по расписке, да, все подписал. — Почерк свой помнишь? Макс смотрит, как на дебила: — Конечно. — Ровный, разборчивый? Или хрен прочтешь? — Я красиво пишу. Без документа разобраться трудно, но если дело обстоит так, как говорит Макс, то в теории, надумай Ленкин отец судиться, новый знакомый пошел бы по миру. — И что, ты вернул сумму? — Нет, конечно, иначе не сидел бы здесь. Честно сказал, что за неделю не успею, а Ленкин отец и выдвинул второй вариант. Говорит, женись на дочери, а я долг спишу. — И что же, неужели такая страшная? — Да при чем тут это? — он даже дергается от возмущения. — Не могу я с Ленкой, ну никак! — Почему? Но Макс не отвечает, потому что опять отвлекается на телефон. На этот раз ему позвонили. — Да, Лен, я уже на месте и жду тебя. Нет, мать с отцом не могут, я один. Да, бумаги взял, да, — он еще пару раз отвечает унылыми «да, нет, не знаю» и с обреченным вздохом бросает трубку. — Уже жалеешь, что взял деньги? — Пожалел еще тогда, лучше б не брал. Я бросаю взгляд на мобилку и провожу пальцем по экрану. На этот раз звонят мне. — Да, Маш, я на месте. Через сколько будешь? — Она тянет резину про «тридцать минут», и я тихо закипаю. — Ты же говорила, что только час, Маша! — Её беспокоят документы. — Да, взял я все, взял. Давай уже езжай. Мы смеемся с Максом над схожестью телефонных бесед, а потом он спрашивает неловко, но с любопытством: — А ты почему разводишься? — Честно? Изменял. Он смотрит на меня во все глаза. — Ты всегда так откровенен? — Ага, — киваю в надежде, что он не спросит про конкретику измен, но Макс в очередной раз умудряется изумить. — И как твоя всё вычислила? — Легко и просто — по банковским переводам. Я бронировал отель и решил сразу заказать два номера, для нас и для Камиля. Ну, так и вскрылось. Если Макс и старается не обращать внимание на мужское имя, то получается у него не очень, и я улыбаюсь еще шире: — Не ожидал? Она тоже. Ждал, что он сбежит, но Макс остался. — Наверное, ее это задело. Задело ли Машку измена с мужиком? Еще как. — Да, но мы не сразу развелись. Когда выяснилось, что я ходок, Машка пыталась удержать, начала ярче одеваться, вызывающе краситься, зазывала в клубы и на вечеринки, старалась. — И сколько прошло времени от измены до развода? — Два года. — И вы всё это время… — он не решается спросить, изменял ли я дальше. — Да, но уже с другим. С Камилем мы расстались друзьями, до сих пор общаемся. Он бьет себя по карманам, достает пачку сигарет и кивает на выход: — Куришь? Пойдем? Я курю и поэтому иду за ним следом. На улице свежо после утреннего дождя, пахнет выпечкой из соседнего кафе. Мы молча дымим. Макс рассматривает стеклянные высотки через дорогу, я — его. Он бросает окурок в урну и собирается вернуться, но я опять тяну его за рукав неудачно севшего костюма и показываю на кофейню. — Давай по чашке, я угощаю. Ему неловко, но он соглашается. Беру два латте, расплачиваюсь картой, садимся в самом дальнем углу у окна. — Ты чудной, конечно, — хвалю его, пока он неторопливо размешивает сахар в чашке. Смотрит на меня с вопросом во взгляде, — выслушал, не ударил даже, не скривился. Макс пожимает плечами и выдает тихо: — На своих не кривятся. Я стараюсь не охать, но прокручиваю в голове его недавнюю вспыльчивость и злое «не могу я с Ленкой». Теперь понятно почему. — Не повезло, — это я сразу ко всему — и к фиктивному браку, и к той самой Ленке. — Чертовски не повезло.       Мы пьем кофе медленно, но по Максу видно, что он и вовсе не хочет отсюда выходить. Здесь — теплый латте с карамельным сиропом, а там, за дверью — брак с нелюбимой и нежеланной женщиной, сомнительное будущее и с большой вероятностью такой же ошеломительный развод через несколько лет.       Я изучаю его лицо, замечаю синяки под глазами, опущенные печально брови, еще один шрам на подбородке и искусанные губы. Всё его естество кричит о том, что эта Ленка не сдалась ему ни разу.       Пишу Машке, что в кафе, чтоб сразу подходила сюда, и заранее представляю её лицо. Она точно скажет что-нибудь гадкое, но меня это уже не пугает, пусть говорит. — Как ты с ней спал? Вопрос ставит меня в тупик, и я смотрю на Макса, который и сам, кажется, был удивлен не меньше моего. — Первое время легко, потом приходилось переступать через себя. Спал с ней, а думал о другом. — Я не уверен, что смогу, — говорит жалобно и сжимает кулак до побелевших костяшек.       Макс определенно в моем вкусе, и я пропускаю его горе через себя, перенимаю все эмоции и тоже чувствую, как меня охватывает уныние. Воспоминания о сексе с Машкой лезут в голову, как рой насекомых: липко, вязко и оглушительно громко.       Но утешить не успеваю, потому что громкий цокот каблуков за спиной заставляет обернуться через плечо. Она вся в красном, как спартанец, с элегантностью обходит стулья и столы и движется ледоколом в мою сторону. Не такая по-летнему теплая и знакомая — от Маши остался только холод, горькая улыбка и едкость брошенной и обиженной женщины.       Она аккуратно присаживается рядом со мной и мажет губами по щеке. — А ты, я вижу, не успел развестись, а уже притащил нового любовника? Ее голос все такой же уверенный, но без прежней нежности. — Это Макс. Макс косится на меня, требуя объяснений своего статуса, но я не тороплюсь раскрывать все карты, и Машка делает выводы где-то там внутри себя без моей помощи. — Мария, — она не протягивает ладонь, не смотрит на него и вообще выглядит так, как будто здоровается с пустотой, — жена Михаила. Еще не бывшая. Она специально расставляет акценты, и я не могу не улыбнуться. — Маш, он не любовник, клиент. Мы договорились встретиться здесь, пока было время. Макс пинает меня под столом, но я держусь ровно, смотрю на жену уверенно. Машка не верит, сжимает губы в тонкую полоску: — Зачем ты так? Мы уже разводимся, ты можешь больше не врать. Я смеюсь один, потому что ни ей, ни Максу не смешно. — А ты могла не врать пять лет назад, да? Смотрю без прежней беззаботности и вижу, как ее ломает. Она смотрит с горечью и сжимает ручку сумки. — Ты сам виноват. — В чем? В том, что ты наняла своих акул, перешерстила весь брачный договор и нашла мои юношеские проколы, отсудила все, хотя не должна была. Я вспоминаю, как мы его оформляли. Как Машка отмахивалась от договора первое время, а потом с улыбкой говорила, что если и разведемся, то поделим все честно, без обиняков. — Ты мне изменил, — цедит обиженно. — А ты изменилась сама по себе. Отодвигаю от себя кружку и смотрю на Макса. Тот хлопает длинными ресницами и не знает, куда деться. — Маш, иди, я сейчас догоню. Они встают синхронно — и Макс, и жена. — Стой, погоди минутку, — я прошу мягко, без напора, и он садится обратно, неловко посматривая на Машу. — Давай недолго, у меня встреча через полтора часа в центре, — просит и, кивнув на прощание, уходит с высоко поднятой головой. Ее конский хвост прыгает из стороны в сторону. — Она красивая, — комментирует Макс, когда за Машкой закрывается дверь. — Наверное. — Мне уже пора, — он расстроено смотрит на телефон. Но я не отпускаю. — Какой у тебя долг? — Два ляма, — он так удивлен вопросом, что отвечает честно, без паузы. Показываю рукой «подожди» и лезу в сумку. Отрываю чек одной рукой и размашистой подписью выписываю нужную сумму. Макс пялится на меня, как на идиота. — Что это? Теперь уже, как на идиота, смотрю я: — Чек, здесь два миллиона. Тебе нужно сходить в банк и обналичить. — Ты ебнулся? — впервые за всю встречу он действительно выглядит как ребенок. Отодвигает чек обратно и вскакивает. Перехватываю мягко за руку и вкладываю бумажку в ладонь. — Забей, для меня это небольшие деньги, — я молчу про то, что это почти все деньги на счету, если не считать машину. — Я не могу! — Можешь. — Да мы даже друг друга не знаем, — лепечет он сконфуженно и пытается вырваться. — Ты Макс, а я Миша. Этого хватит. Отпускаю его нехотя и, пока он не ринулся следом, иду к выходу. Уже у двери оборачиваюсь и громко прошу: — Не женись. Через час выхожу из ЗАГСа в скверном настроении, жму Машке руку и обещаю заехать за вещами завтра после обеда. Она уходит, оставляя меня в одиночестве и с аннулированным браком в паспорте. Закуриваю тоскливо и только сейчас замечаю Макса. Он сидит на скамейке под деревом и смотрит на меня неотрывно. Сажусь рядом молча. — Что грустим? — Макс без стеснения крадет мою реплику, и я не остаюсь в должниках. Расплываюсь в наигранной улыбке. — Я вам помешал? Сейчас отсяду, — и делаю вид, что собираюсь встать, но Макс хватает меня за руку и роняет обратно. — Не уходи, ладно? Я киваю и уходить действительно никуда не собираюсь. — Я ей отказал. — Молодец, это правильный поступок. — Но я так не могу, это не мои деньги. — Чек у тебя? Кивает. — Тогда твои. Он смотрит на меня с обидой. — Как ты можешь вот так? Взять и отдать такую сумму? — Считай это жестом доброй воли. Макс так не считает, отвечает уверенно и слегка строго: — Я все верну. — Хорошо, без проблем. — Только позже, ладно? Обещаю, что верну. Смотрю на него и верю, что вернет. Руку он, кстати, так и не отпустил. — Сколько тебе? — Двадцать три. Критично? А я сразу и не понимаю, что он имеет в виду. Критично для чего? Для возврата денег? Поворачиваюсь к нему и наконец-то до меня доходит. — Так, стоп, Макс, я тебе дал деньги просто так. Ты мне ничем не обязан. — Так не бывает. — Слушай, правда, расслабься. Хочешь вернуть потом — верни потом, но больше мне от тебя ничего не нужно. Я не купил тебя, просто одолжил нужную сумму. — И я должен в это поверить? Макс натянуто смеется, и я делаю еще одну попытку уйти. — Стой, Миш, — впервые называет по имени, и я от неожиданности решаю остаться, валюсь обратно, — не злись. Просто это… странно. — Да что странного? Мы почти в одной лодке, только я прошел через это дерьмо, а ты — нет. — Ты же женился по любви. — Да какая разница? Все равно все всегда кончается одним и тем же. — У меня еще ни одно знакомство не кончалось чеком, — вдруг ехидничает эта малявка, и я смеюсь уже без тоскливых мыслей, по-настоящему. И понимаю, что просто так от Макса не отстану. — Пойдем на свидание? Он удивлен, но виду не показывает. Смущается, прежде чем ответить, скосив глаза на мою ладонь: — У тебя кольцо, я с женатыми не вожусь. А я и правда не снял его. Так привык, что забыл про него. — Я в разводе. Он улыбается: — А я — в несостоявшемся браке. Куда пойдем?