Шоколадный кофе

      Первый раз он встретил этого парня в роли кассира круглосуточного магазинчика на углу. Шлатту захотелось сблевать своей жизнью, когда в тот дерьмовый день ему отказались пробивать две бутылки.       — Мне очень жаль, после двенадцати это запрещено законом. Конкретно тогда Шлатт в гробу видал закон и его запреты.       — Фемочел, — сказал Шлатт, и проигнорировав пробежавшую по лицу парня тень. — Просто продай мне сраный коньяк. При желании я мог бы купить весь этот гадюшник, но лень.       — Если бы мне давали цент каждый раз, когда я слышу подобные фразы за рабочий день, я бы купил этот магазин сам. Пожалуйста, выберите другой товар или уходите. Шлатт оскалился, даже вспомнил новое ругательство, но передумал его озвучивать — его настиг старый добрый похуй. Из тех стылых «похуй», которые приходят, когда даже рот открывать лишний раз — тяжёлое испытание. На бейдже кассира было написано «Уилбур Сут — продавец-консультант». Шлатт решил, что это на редкость тупое имя, да и должность была тупая, и магазин. Но самое дно тупости пробил этот идиотский закон.       — Тупой закон, — озвучил Шлатт, разворачиваясь.       — Тупой мир, — отозвался продавец на выдохе. — Хорошего вечера, приходите ещё. В тот день Шлатт ушёл злой и отвратительно трезвый. Он ещё не знал, что не пройдёт и суток, как он признает вчерашнего кассира в гитаристе, сидящем на пешеходной улице.       Шлатт часто бывал в том месте (рядом было одно из его первых кафе) и смутно припоминал, что музыкант появился уже не первый раз. По каким-то причинам это напрягло. Шлатт не хотел, чтобы его преследовали субтильные мальчики, в особенности те, которые отказываются пробивать ему алкоголь. Кроме того, было скучно. Кроме того, было хуёво, и хотелось отвлечься. Кроме того… Шлатт остановился, напомнив себе, что его не ебёт, если интерес главы ДжейКомпани к чему-то или кому-то мог показаться странным другим людям. Другие люди его не ебали. Ни в каком из смыслов. Точно. Минкс оказалась осведомлена лучше, чем Шлатт ожидал, пусть и зарекался уже недооценивать информированность барист.       — Отец хуй знает где, два мелких брата — школота. Приходит сюда к вечеру, все дни кроме воскресенья и понедельника.       — Выглядит, будто не спал две недели и хочет сдохнуть, — хорошо знающий желание сдохнуть Шлатт поморщился, а Минкс в ответ на это пожала плечами.       — Иногда я даю ему оставшийся эспрессо, и он говорит, что я спасаю ему жизнь. Хз, шутки ли это. На самом деле хрен пойми, он бомжара реально, или это часть сценического образа, потому что если первое — он удивительно талантливо скрывает вонь, жир на волосах и использованные шприцы.       Шлатт кивнул почти против воли, недовольный, что соглашается с чем-то вроде комплимента. Стрёмные совпадения на этом не закончились. Шлатт едва не поперхнулся, когда увидел Уилбура Сута, объявившегося прямо на кофейном фестивале ДжейКомпани. Чёртов кассир сидел в палатке и делал посетителям кофе, вот прямо так. Говоря Квакити «найди кого-нибудь для этой работы», Шлатт не ожидал, что мир окажется настолько ахуенно тесным. Продавец-консультант гадюшного круглосуточного Уилбур Сут всё ещё выглядел живым трупом, но при этом до сих пор бесяще симпатичным и доброжелательным. У Шлатта быть зомби и симпатичным одновременно не получалось никогда. Это уже не говоря о доброжелательности.       — Еба-а-ать… Во всём грёбаном городе не нашлось ни единого другого? Из какой мусорки ты достал того парня? — хмуро спросил Шлатт, неопределённо махнув в сторону палаток. Квакити проследил за жестом, но одних рядов было пять штук. По четыре точки в каждом.       — Какого из тех парней, сэр? — Квакити вздохнул. Работать со злым Шлаттом было тем ещё квестом, и тут ему немного посочувствовал даже сам Шлатт. Мимо пробежали невероятно раздражающие визжащие дети. Шлатт закатил глаза и поднял руки, предельно понятно показывая подчинённому, как выглядит «тот парень». Квакити наблюдал за пантомимой с полминуты, но на его лице не промелькнуло ни следа понимания. Шлатт сдался, разочарованно цыкнув:       — С бабой перепутать можно. Тёмные кудряшки как у овцы, высокий. Хз. Квакити на мгновение наморщил лоб, но потом его лицо просветлело:       — А. Этот. Подобрал возле точки на восьмидесятой авеню. Он у нас разнорабочий, контракт до конца фестиваля. А что? Шлатт посмотрел на подчинённого так, что тот расхотел спрашивать.

***

      Пошёл второй день дерьмового фестваля. Компания процветала, не этого ли Шлатт добивался столько лет? Он знал, что происходила какая-то хуйня. «Состояние, в котором человек не может получать удовольствие от жизни» — звучало как определение сраной депрессии, но Шлатт не собирался в психушку. Лучшим решением было набухаться. Но на фестивале этого было нельзя, потому что он проводился в ебучем общественном месте. Шлатт пытался заменить бухло кофе. Выходило говно.       — Что ты можешь, фемочел? — сказал Шлатт, приваливаясь к столику палатки. Он прекрасно знал, что если Квакити говорит «разнорабочий», если Квакити вообще нанимает кого-то, он выжимает из договора всё что возможно. Лицо Уилбура Сута на одно мгновение потемнело, так, будто он порезался, но уже спустя долю секунды всё исчезло, и на губах зацвела тёплая улыбка.       — Меню на стене, вам с сахаром, или…? Шлатт уставился на работника и через пару секунд понял, что его не узнали. Ни как человека из магазина, ни как главу ДжейКомпани. Этим можно было воспользоваться. Пока было непонятно, как, но можно было.       — Самый крепкий эспрессо, на который ты способен. Без сахара, молока и прочей… Прочего. Пожалуйста. Вот карта. Шлатт решил не навевать кассиру воспоминаний, знакомо ругаясь. Уилбур кивнул одновременно клиенту и прошедшей оплате и принялся исполнять заказ.       — Как Ваш день? Это была стандартная фраза кафешек ДжейКомпани. Работники постоянно жаловались, что подобный вопрос провоцирует клиентов на словесный понос и задержку очереди, но Шлатт ничего не менял, потому что такое «внимание» заставляло посетителей чувствовать себя особенными и желанными гостями. Будто всем на них не плевать, и кому-то интересны их дела. Шлатту было тошно, что он попался на свою же уловку, на долю секунды ощутив что-то тёплое в груди. Лёгкое, как горячая бабочка. Он не успел моргнуть, как вспомнил что к чему, и бабочка умерла. Потухла. Упала ему в желудок, на склад таких же мёртвых серых бабочек, которые уже давно гниют и разлагаются. Каждая новая делала только хуже.       — Сегодня — один из самых дерьмовых дней в моей жизни, — пожаловался Шлатт. Вопрос про дела был создан с полным осознанием, что работникам придётся выслушивать многое. И это входило в зарплату.       — Впрочем, — продолжил он, — вчера тоже такой был. Пожалуй, я ненавижу все дни. Уилбур взглянул на него большими карими глазами, и в них блеснула какая-то непонятная тревога. «Молодец какой», — подумал Шлатт. — «славно изображает заинтересованность. Взять его, что-ли, на постоянку?..»       — Мне жаль, — пробормотал Уилбур, протягивая Шлатту эспрессо. «…или нет. Это уже пошла отсебятина из-под коня». Шлатт нервным движением протянул за стаканом руку, излишне грубо вырвал его у работника, сделал глоток. И сразу захотел приложить идиота мордой об стол. Кофе был сладкий.       — Что за хуйня?! — прорычал Шлатт, ловя чуть загнанный взгляд Сута. Работник дышал мелко, длинные пальцы сжимали край стола, из кофемашины бил пар.       — Вы не любите шоколад? — прошептал Уилбур едва слышно. — Мне очень жаль, я сейчас же заменю, мне очень жаль… я просто подумал, это может поднять Вам настроение немного, мне так жаль… Шлатт чуть остыл, нахмурившись, но уже не в злобном оскале, а слегка озадаченно. Поднять настроение? Он терпеть не мог шоколада. Терпеть не мог своеволия. Но кофе не вернул, сделал ещё глоток, уже более осмысленный. Уилбур отцепился от стола, начал торопливо готовить другой эспрессо, и Шлатт опомнился, только заметив крупную дрожь чужих пальцев.       — А ну стоять. Не надо, обойдусь. Тебя так трясёт, что ты сейчас опрокинешь себе на руки кипяток. Уилбур, услышав это, отшатнулся от приборов, как получивший удар током. Он не поднимал взгляда, только смотрел, как его же необожжённые стараниями Шлатта пальцы царапают друг друга.       — Мне оч-       — Заткни-ись. Шлатт удивился, не услышав в собственном голосе никакой враждебности. С той же интонацией он мог сказать «не переживай». Уилбура перестало трясти и он промолчал, но поднял глаза.       — Я приду сюда завтра, — сказал Шлатт с сомнением. — Запомни, что я пью эспрессо с шоколадом. Открыл для себя. Вспомнил. И он ушёл, не понимая, как себя чувствует.