Ⅰ.
Я не запоминаю никаких образов. Для меня всё одинаково тупое и навязчивое; я всё это видел жизнь назад, пресытился и хочу выплюнуть.Ⅱ.
Эллиот думает, что Винсент дурак, — впрочем, он так думает о многих — не из высокомерия, конечно: у Эллиота философия донельзя простая, донельзя правильная, и для него загадка, как для сводного брата — такого умного и проницательного — эта философия неочевидна. Эллиот вообще чужд всего, что не понять вот так, с ходу; а Винсент сложный, Винсент ускользающий, противоречивый и попросту гадкий. Так Эллиот думает сгоряча, когда злится. А злится он, как известно, часто. Философия такая: хочешь — сделай. Лео цинично смеётся над ним (Лео вообще неисправимый циник) и именует безответственным эгоистом (кстати сказать, Винсента Лео нелестно называет благородным душегубом), но Эллиот-то знает, кто на самом деле прав. Следуя логике, если ты не способен осчастливить себя, то ты мелочен, труслив и жалок. Эллиот не считает Винсента жалким.Ⅲ.
Иногда я хочу выколоть себе глаза. Я думаю, что в мире есть вещи, которые необратимы. Кажется, мои кости всё ещё горят. Он называет меня по имени, но не знает, что прошлой ночью я сорвал голос. Я снова был там. Проклятый тысячу раз, я тысяча первый благословлён на смерть.Ⅳ.
Лео однажды заметил, что Эллиот имеет странную склонность загонять себя в тупик. Эллиот тогда посоветовал ему не выдумывать чепухи и не высовывать нос из-за своей книжонки, но обещал себе поразмышлять об этом на досуге. Эллиот Найтрей, вообще-то, очень занятой юноша.Ⅴ.
Я беспокоюсь о тебе. Когда я сознаю это, мне становится страшно. Когда я смотрю на тебя, мне становится страшно. Это моя вторая жизнь; я знаю, что грядёт катастрофа. Я не могу отвести взгляд.Ⅵ.
Эллиот бывает хитрым, коварным даже. С Винсентом он осторожный — до тех пор, пока не зайдёт в тупик, пока не раскусит, пока не уверится. Эллиот смелый, отчаянный даже: шаги твёрдые, комната тёмная, воздуха нет. Винсент улыбается тонко, дружелюбно — загнанный зверь. Эллиот видит: ему противно. От двери тянется полоса грязного света. Эллиот с пренебрежением закрывает её совсем.Ⅶ.
Я не привык быть обманутым. Я потрясён, потому что земля не уходит из-под ног, а в горле не зарождается чужой истошный крик. Я почти чувствую дезориентацию в пространстве. Я глупо моргаю два раза, притворяясь сонным; ты отчего-то всё ещё здесь. Мне становится горько. Ты улыбаешься какой-то незнакомой мне улыбкой, и я думаю: лучше бы я тебя никогда не знал. Я принимаю крещение огнём.Ⅷ.
Винсент плачет от восторга и от ненависти к себе; рука Эллиота у него в волосах, другая — держит подбородок. Пальцы мокрые. — Чего ты хочешь? Винсент почти скулит: — Исчезнуть. Эллиот улыбается. — Это нечестный ответ.Ⅸ.
Ты, похоже, понимаешь гораздо больше меня. Мои кости смолоты в порох. Ты гладишь меня по волосам, бережный и даже как будто счастливый. Не мог и представить, что ты способен на подобное вероломство. — Обещай, что я существую. Ты целуешь меня в висок. Я забываюсь.Ⅹ.
«Эллиот. Знаешь, я правда тебя люблю».