Все равно уже нечего терять

Су­нув за­пис­ку в кар­ман, я отош­ла как мож­но даль­ше от мес­та прес­тупле­ния. Нехорошо красть улики, но меня это волновало меньше всего. Интересно, кому предназначались эти стихи? Же­лание гу­лять пе­ред сном ку­да-то уле­тучи­лось, по­это­му я пош­ла об­ратно. Гла­за са­ми со­бой зак­ры­вались, и я сла­бо по­нима­ла, что находится в радиусе двадцати метров, все как в тумане, или же зрение резко упало до "-6". — Что-то боль­но по­доз­ри­тель­но. — я про­дол­жа­ла раз­мышлять на те­му то­го пос­ла­ния. — Мне ка­жет­ся, это все бы­ло подс­тро­ено. В таких случаях убийство – это лишь способ передать нечто нужное. Но кому? — тут меня посетила безумная мысль: стоит ли рассказать Алукарду? Или... Более того, может, это записка для него? Это почти невозможно, тот убитый мог быть случайным прохожим, мало ли людей точит зуб на кого-то в таком большом городе? Все же странно: убийство в двух шагах от поместья, рядом с частными владениями попросту никого не встретить. Значит, спланированно, значит, замануха для нас. Для Алукарда. Кое-как доб­равшись до под­ва­ла, я по­дош­ла к почти что соседней двери и постучала. "Ты сов­сем оду­рела? Я не го­ворил, что ме­ня нель­зя бу­дить не при ка­ких об­сто­ятель­ствах?!" — гневно произнес голос Алукарда в моей голове. Даже не открыл дверь... — Прости. — невольно напряглась я. — Недалеко от нас произошло убийство и... "... Люди умирают каждую минуту, ты собираешься сообщать об этом всякий раз, обнаружив труп?" — продолжил ворчать вампир, перебив меня. — Там были стихи... — пролепетала я. — Жизни стоила мне тогда, та смертоносная игра... Не успела я дочитать, как дверь распахнулась, и на пороге появился заспанный Алукард. Волосы взъерошены больше обычного, рубашка измята, вид усталый. Я вполне могла рассказать ему об этом вечером, но мне показалось, что с таким лучше не временить, а то мало ли что за это время может произойти. Мужчина взял у меня из рук листок и, лениво зевнув, пробежался глазами по строчкам. Лицо приобрело умиротворенный вид, рот растянулся... Не в улыбке, скорее в чуть пугающем оскале. — Что? Ты знаешь, что это значит? — затараторила я, на что он вытянул раскрытую ладонь перед моим лицом, как в просьбе заткнуться. — Видно, что ты что-то знаешь. — Я не со­бира­юсь об­суждать это с то­бой. — он по­вер­нулся ко мне спи­ной и медленно зашагал вглубь комнаты. — Спус­тя столь­ко лет, он все еще дуется. — Хозя-я-ин, — с наигранной жалобностью протянула я. — Ну расскажите. Я нашла это, имею право знать. — Это не твое дело. — пресек все мои попытки добиться ответа носферату. — Раз так, то я никуда не уйду, пока не скажете, в чем дело. — Уйдешь, я больше скажу, даже убежишь. — недобро съехидничал мужчина, краем глаза посмотрев на меня. — А то что? М? — я резко оказалась рядом с ним, приподняв голову, чтобы смотреть в глаза. — Призовешь всех своих демонов? Превратишься в цербера и будешь пугать меня, пока я не поседею и не сойду с ума? — на мгновение вскинула брови, говоря все громче, словно бросала ему вызов. Алукард, может, и любит использовать свои способности для запугивания противника, а в конечном счете, для расправы, но он не настолько сумасшедший, чтобы применить их сейчас. Я не тот случай, мне, честно говоря, и его человеческого облика вполне хватает. Смеется, причем довольно искренне. Этот вид смеха мне не знаком, будто он что-то вспомнил с моей помощью. Не насмехается, ему сейчас нет дела до меня. О чем же вы там думаете?... — Я не так вспыльчив, как ты думаешь. Твоя настойчивость радует, однако я хочу, чтобы ты ушла. Не заставляй приказывать тебе. — Что такого в том, что я желаю знать, кто это написал, и как ты с этим связан? — я положила руки на талию. — Нос не дорос. Кстати о нем, давно ты его не ломала. — как бы напомнил он, кладя записку на столик. Я покачала головой. Ему тоже нравится надо мной издеваться. Принято. — Кажется, я знаю, почему вы мне ничего не говорите. — почти вплотную подойдя к нему сказала я, понижая интонацию и обращаясь на "вы". Носферату внимательно наблюдал за моими действиями. — Интрига. Вы получаете удовольствие от того, что я умоляю вас поделиться секретом и все равно остаюсь с неприятными вязкими обидой, незнанием и неудовлетворенностью. — Твоя невоспитанность и полное отрицание границ все ближе склоняют меня к тому, чтобы оторвать твою чудную головку, — он взял мое лицо в свои прохладные ладони. — Так что будь осторожнее. — Да-а, жалость-то какая, а я уж было хотела пойти дальше и... — я сделала вид, что задумалась. — лечь в ваш гроб и заявить о том, что не покину его до тех пор, пока вы не сдадитесь. — никогда еще я не была так близка к этому животному трепету, который вызывал во мне мой хозяин, близка к жестокой расплате за свою наглость. — С каждым днем ты убеждаешь меня в своем мазохизме. Тебе не терпится, что я растерзаю тебя, высушу до последней капли, не дам тебе и глазу сомкнуть, сутками заставляя молить о пощаде, о том, чтобы я оставил тебя в живых. — ответил носферату, отпуская меня, смакуя каждое произнесенное слово. — Ты сказал, что я бужу в тебе старые воспоминания. Какие воспоминания может пробудить человек, которого ты грозишься убить? — внезапно даже для самой себя спросила я. Тут я увидела то, чего никогда за ним не замечала: огонек растерянности пробежал в его алых глазах, но сразу же погас, уступив место досаде и возмущению. Гнев поутих, я на генном уровне почувствовала, как он успокоился, да и в себе я не чувствовала больше той неугомонности вперемешку с легким, но одиозным испугом. Алукард ничего мне не ответил, лишь подошел к черному гробу, провел рукой по лакированной крышке. Я решила выждать и не спрашивать его повторно. Медленно пройдя вперед, я осторожно присела в высокое красное кресло, потом откинулась назад, украдкой наблюдая за вампиром. — Прости меня. — после удручающей паузы подала голос я, облокачиваясь на собственную руку. — Зачем ты это делаешь?... — в неясной манере спросил Алукард, так изнуренно, что не посмеешь солгать или съязвить в ответ. — Могу предположить только по собственному опыту – тебе скучно. — Ну... Я не Виктория. Тебе со мной не так повезло. — мужчина кротко усмехнулся. — Ты говоришь о ней так, словно я знаю ее. Лучше бы не сравнивала себя с кем-то, а рассказала, кто эта Серас Виктория. Я при­под­ня­лась так, что­бы мог­ла ви­деть сво­его со­бесед­ни­ка. — Сим­па­тич­ная мо­лодень­кая блон­динка с очень боль­шим бюс­том. Дос­та­точ­но? — Мстишь? Я тебе ничего, и ты мне, считай, ничего. — носферату лег в гроб, но крышку не закрыл, видно, действительно хочет послушать о своей "другой" Дракулине. — Лад­но, это я так... По прав­де го­воря, Серас не переставала меня удивлять, да и тебя тоже, в будущем. Ты для нее – все. Она по-собачьи преданна, учтива, смотрит на тебя с нескрываемым обожанием, порой труслива и какое-то время отказывалась пить кровь, но... Она изменится, станет таким вампиром, которым мне никогда не стать. По срав­не­нию с ней, я ис­ча­дие ада. Ты лю­бил ее за то, что да­же став вам­пи­ром, она сох­ра­нила свою че­ловеч­ность. — Ис­хо­дя из это­го, я мо­гу сде­лать вы­вод, что она не на­веды­валась ко мне ког­да она за­хочет, как "не­кото­рые", не бу­дем по­казы­вать паль­цем... Мечтаю с ней познакомиться. – мне не нужно было смотреть на него чтобы понять, что он снова улыбается. — Я, во­об­ще-то, го­ворю о том, что я не по­хожа на нее, и в ка­чес­тве тво­ей слу­ги и уче­ницы она под­хо­дит го­раз­до боль­ше. Без тени иронии говорю – ты можешь ей гордиться. — Заранее. — Алу­кард прик­рыл гла­за. — Не пойми неправильно, но ты не ответил на мой вопрос. — деловито напомнила я спустя пару секунд тишины. Хозяин, похоже, решил не отмалчиваться и ответил, немного размыто: — Ты напоминаешь мне меня самого, очень-очень много лет назад. Последние сто лет я ни разу не вспоминал, как я был человеком. Конечно, это громко сказано, но... В моей жизни был очень короткий период, когда я чувствовал себя человеком, сейчас я много чего не помню, но еле уловимые ощущения остались. Они прозрачнее любого ветра, почти стерты, окончательно потеряны. Я уничтожил себя, отрекся от Бога, стал проклятым. — Алукард прежде не говорил так тихо. Это был не шепот, отчетливый баритон пронизывал всю комнату, отдаваясь где-то в самых далеких и темных углах. Мужчина немного помедлил перед тем, как продолжить. — Я не об этом. Твое поведение есть зеркальное отражение моего, протягивающееся сквозь столетия. Мне было тогда чуть меньше двадцати, и пусть у меня была в руках вся Валахия, я был поглощен ее изучением. Я пришел к власти довольно в сознательном возрасте, мне была доверена страна, которую я знал не так хорошо, как должен был, ведь я провел в ней часть своего детства, прячась по воли отца, и, честно говоря, не сказал бы, что я противился этому. Остаток юности я пробыл в турецком плену вместе со своим братом и познал истинную человеческую жестокость. Я не помню и дня без кровопролития, без омерзительного обращения с моим младшим братом, Раду. Меня окружали тысячи подданных. Те враждебные наклонности, которые я по сей день имею, появились вскоре после этого. Я чувствовал себя пленником собственного страха, и это ощущение, сковавшее меня на несколько лет, не покинуло меня и тогда, когда незадолго до моего шестнадцатилетия умер Влад Дракул Второй. Наследник турецкого престола не только познакомил меня с принципами организации его страны, но и поспособствовал мне в захвате престола в Валахии. Тогда я не думал, что стал чудовищем, я старался действовать в интересах своей родины, но меня навечно окутало одно — удовольствие от причинения боли, от питания людскими страхами. Все началось с одной девушки, она была служанкой, как я помню, на три года младше меня, итальянская иммигрантка, или же пленница, не могу вспомнить. Она пробыла у меня в услужении мой последний год пребывания в Турции, мы с Раду души в ней не чаяли. Как только я уехал захватывать престол, то взял ее с собой. Я мог часами смотреть за тем, как она чистит серебро или натирает песком посуду, а потом долго поливает... — Ты влюбился в нее? — тихо уточнила я, меняя положение и кладя ноги на подлокотник. — Не то что бы... Не как в девушку, а как в живое существо. Она пахла солнцем и мятой, плохо говорила по-валашски, была такой простой, без таинств и неописуемой красоты. Сейчас я не вспомню ее лица, только рыжую гриву волнистых волос, которую она вечно приглаживала, когда за что-то волновалась или быстро говорила. Это светлое и теплое существо я напугал и остался доволен собой. — Как ее звали? — Франческа. Валахия, 1448 год. — Мой господарь, просыпайтесь, — негромко попросила девушка, поправляя свой белоснежный потрепанный передник и подходя к широкому окну. На огромной кровати с пестрым балдахином кто-то заворочался. Рыжеволосая взялась за края плотных штор цвета охры и раздвинула, впуская в опочивальню тончайший лучик уже полуденного солнца. — Уже скоро обед, а Вы еще в постели. Из-под одеяла показалась черноволосая голова юноши с полу прикрытыми глазами и видом мученика. Он снова заснул только под утро. — Все упирается лишь в обед. — подавив зевоту сказал граф, переворачиваясь на спину. Неожиданно для него шторы впустили весь дневной свет, давно бьющий в окно, но никак до этого не проникающий. — Франческа! Ну зачем? — возмутился он, загораживая еще не проснувшиеся глаза рукой. — Ваше пробуждение связано не только с обедом, господин. — потупила глаза в пол служанка, отойдя от окна. — У вас масса других дел... — ...Не терпящих отлагательств. — продолжил за нее Дракул. — Я сам оденусь, можешь идти. — юноша приподнялся и проводил чуть покрасневшую Франческу взглядом. Сумерки спустились на и без того мрачную страну довольно незаметно. Густые леса покрылись шелковой дымкой тумана, а реки потемнели, больше не отражая бликов света. Огни в мутных оконцах домов Тырговиште, небольшой, но славной столицы. Прибыв сюда, Влад был очарован ею и поклялся защищать ее во что бы то ни стало. Князь старался по возможности решать все вопросы лично, не отдавая никаких распоряжений слугам. Он часто выбирался в город, смотрел, как живут люди, посещал местные церкви, а по возвращению домой решал, какие участки земли отдать в распоряжение того или иного храма. Некоторые жители, недовольные столь неожиданной сменой правителя, отзывались о нем не особо доброжелательно, мол, хитрец, втирается в доверие горожан, пытается купить их на что-то. Однако, даже если подобные мотивы и таились в Дракуле – что было неправдой, – то сейчас он занимался совершенно иным – граф расследовал события, послужившие смерти его отца и старшего брата. Так как он оказался здесь совершенно недавно – еще не успел написать письма в Османскую империю, – он не знал, кому из приближенных здесь можно верить, ведь какое-то время они служили его предшественнику, князю Владиславу второму, засланного венграми. Дракул вел достаточно отрешенный образ жизни для человека в его положении, по крайней мере, по отношению к собственному окружению, начиная от бояр и заканчивая ратью. У него были "свои" люди, прибывшие с ним из Турции, но их нужно было в скором времени отослать обратно. Единственный, кого, по договоренности, граф мог оставить при своем дворе, была маленькая девочка итальянского происхождения. — Господарь, — учтиво поклонился новоприобретенный визирь, — мы получили печальные вести. — Неужели, — юноша сидел перед зеркалом и медленно проводил широким лезвием вдоль линии щек, — что произошло? — Янош Хуньяди* уже на пол пути в Трансильванию, с намерением оспорить ваше право на престол, господин. Граф отвлекся от своего занятия, из-за чего, резко дернув рукой, поранил подбородок. Развернувшись к советнику лицом, он чуть нахмурился и сказал: — И как скоро он там окажется? Полагаю, он едет в Сигишоар. — Точно сказать нельзя, мой господарь. Но, по моему мнению, разумнее будет уже поджидать его там. Янош рассчитывает на тайный визит. Дальнейшие действия очень трудно предугадать. Граф посерьезнел. Конечно, глупо с его стороны было уповать на затишье со стороны недругов и расположение временем только на его страну. — Хорошо, — рассеянно произнес Влад, отводя взгляд, — Я подумаю, что с этим делать. Будем устранять неприятности по мере их поступления. — Господин, — в дверях показалась Франческа с большой посудиной, полной теплой воды и расшитой салфеткой через плечо. — О, прошу прощения, вы заняты. — тут же отступила она, опуская голову. — Заходи. — подозвал ее граф, сделав вольный жест рукой. — Ты ничему не помешала. — Как прикажете, мой господарь. — снова поклонился преданный слуга и удалился. — Что-то случилось, господин? — тихо уточнила служанка, ставя миску на недалеко стоящий резной стол, — вы чем-то опечалены. — Я не печалюсь преждевременно, все хорошо. — опроверг юноша, продолжив бритье. — Отослала то, что я просил? — он поднял на нее голову. — Конечно, к завтрашнему дню все будет готово в лучшем виде. — заверила его рыжеволосая. — Скажи, — неожиданно заговорил он, откладывая лезвие и умываясь, — что бы ты сделала, если бы в твои руки вложили ответственность за страну, которая не верит тебе, которая предала своих законных правителей, отдавшись в руки противнику? Девушка поняла, о чем он говорит и всерьез задумалась над ответом. Она никогда не мыслила в этом русле, никогда не задумывалась о тяжелой и для многих соблазнительной власти. Франческа никогда не встревала в политические вопросы, и уж тем более, ее никогда никто не спрашивал, что она думает о том или ином. Конечно, она знала, что граф относится к ней по-другому, и невзирая на то, что он был демократичным, справедливым и интересующимся делами доверенных ему людей, в ней с некоторых пор закрался неясный страх. Девушка видела, с какими глазами Влад смотрел на турецкие обычаи, на казни. По началу он был в ужасе, а потом с упоением наблюдал за карами над осужденными. Его и вправду было не узнать. — Это зависит от человека, мой господарь, — сжала подол коричневого платья ответила Франческа. Параллельно она вспоминала трудно дающийся ей язык, ведь за всю короткую жизнь она говорила на нескольких языках: у себя на родине – на итальянском, в Турции – на турецком и валашском, когда говорила с Владом или Раду. — Кто-то бы попробовал показать, какой он справедливый и доброжелательный правитель, как сильно он желает защитить ее, а кто-то бы держал всех в страхе, демонстрировал свое величие и мощь, не только в войне, но и в мире. — девушка сказала это с парой ошибок, но Дракул понял ее, правда, ничего не ответил. "Держать в страхе" — застряло у него в голове. — Простите меня, — внезапно пролепетала она и уже было схватила все бритвенные принадлежности, как тут же порезалась и уронила их. Князь поднял их и взял Франческу за руку. Одну порезала довольно сильно, с внутренней стороны ладони, а на другой была лишь еле заметная полоска на пальце. — Осторожно. — тихо ответил он, гипнотизируя кровоточащую руку. Девушку словно парализовало, она замерла и была не в силах отнять руку, которую бережно держали длинные мужские пальцы. — Я, в последнее время, очень неосторожна, прошу простить, — она забегала глазами по комнате и непроизвольно сжала ладонь. Кровь с кулака капала на узорчатый ковер, и граф подставил свою руку. — Не хватайся за острое так резко. — посмотрел на сконфуженную девушку. Дракул хотел было взять рядом лежащую салфетку и замотать руку, но что-то его замедлило, и он раскрыл ее руку, снова осматривая царапину. Сам того не заметив, князь наклонился к маленькой женской ладошке и приник к порезу губами, всасывая солоноватую жидкость. Франческа напряглась всем телом и чуть не закрыла ладонь опять, но теперь ей мешало уткнувшееся туда лицо ее господина. Девушка окончательно онемела, почувствовав теплый язык, зализывающий рану или же просто лакающий уже потихоньку останавливающуюся кровь. Ее охватил такой приступ паники, что она, не помня себя, выдернула руку и выбежала из комнаты. Влад остался на месте, осознавая, что сделал. Пить кровь – дурной знак, но ведь он не имел никаких недобрых намерений. Более того, он сам не заметил этого, будто им двигало какое-то первобытное желание, внутренняя неведомая ему сила. В какой-то момент его охватило непреодолимое чувство гнева, такого сильного, что он даже не понял, на что именно он злится, и даже когда он успокоился, на душе остался неприятный осадок. В тот день его отношение ко всему поменялось. Он выбрал второй вариант правления, он подчинит себе людей тем, чего они страшатся, рано или поздно. Пусть на это уйдет время, ведь моральные устои за секунду не изменишь, но решение было принято незамедлительно. За многие годы княжество Валахия вынесло множество бед, и, неудивительно, справлялось с ними. Столько правителей сменилось на ее веку, столько было привнесено в нее. Но то, что пришло в нее сейчас, пошатнула благородную страну. Страшный принц, вернувшийся из плена турков, прибыл править вместо своего отца и венгерского князя, весь в расшитых золотом одеждах и на черном как смоль коне, с иностранной ратью и бесконечными дарами от турецкого султана, – негоже новому господарю приезжать ни с чем, как в его случае было бы, – принесший с собой смерть. Дракула, граф, чьей душой завладел демон, отвечали на расспросы приезжих жители столицы. С его повторным восхождением на престол он был для всех благородным рыцарем, мастерским полководцем, приносящий победу своей родине, свято верующим в Бога. С каждой войной он приволакивал все больше грехов за душой, все сложнее было угодить ему в его собственном замке. Былая справедливость и некоего рода щедрость не исчезли бесследно, и Цепеш все еще продолжал заботиться о своих подданных и православной церкви. Однако те, кто, по его мнению, были нечестными преступниками или предателями, не были пощажены. В некогда спокойную страну Дракула привез с собой закипающую время от времени жестокость, злость и извращенные методы наказания, которые он подсмотрел, будучи в плену. Как и решил граф, он запугал всех, кого бы то ни было. Но на кого Влад имел поистине ужасающие виды, так это была когда-то любимая служанка, задевшая его своим испугом. Тогда ему это, конечно, не понравилось, но он не придал этому огромного значения, по крайней мере, сразу. А вот Франческа восприняла это близко к сердцу и стала совершенно иным человеком, что в конечном итоге зацепило князя. Дракула любил в ней ту жизнь, что в ней жила и проливала свет на все, чего бы она ни коснулась. Этот огонек померк окончательно, когда граф начал ее всюду преследовать, подстерегать в темноте, мучать по ночам, специально не запирая дверь, пока он лично пытал очередного провинившегося, наслаждаясь сладостными воплями и привлекая к этому Франческу. Однажды он поймал себя на мысли, что ему это безумно нравится. Со временем, ярко-зеленые глаза девушки стали пусты и безжизненны, кожа утратила свой приятный персиковый цвет, а волосы – свою рыжину, местами преждевременно поседев. Словно он высосал из нее всю жизнь, вероятно, так и было. Прошли годы, прежде чем для многих благородный Влад Цепеш третий превратился в чудовище, потерявшее любовь всей своей жизни в той реке, где утопились вместе с ней и его способность любить, надежда на избавление и снова стать человеком, в того, кого через сотни лет нарекут Алукардом, монстром, подобно которому мир еще не видел. Вне себя от отчаяния, от всепоглощающей жажды крови и смерти, от жгучего исступления он не оставил никого из некогда служивших ему людей в живых. Дракула метался по замку, пуская реки крови, разрывая глотки всем тем, кто попадался на глаза. Как ни странно, он вспомнил и о Франческе, которую сравнительно давно не видел, и как только поднялся наверх, где ее можно было всегда найти, застал ее лежащую на маленькой узкой кровати. Князь замер, прислушиваясь к чему-то, затем подошел к ней и встал на одно колено. Наклонившись, он не уловил сердцебиения, высокая аккуратная грудь не вздымалась, лицо бледнее обычного. Мужчина непроизвольно коснулся щеки девушки. Как она постарела... Нет, ей еще не было и тридцати, но выглядела она гораздо старше: лицо осунулось, появились глубокие заметные морщинки, она все больше вздрагивала и шептала молитвы. Граф, в силу собственных причин, не замечал этого или не хотел замечать, так или иначе, она тяжело болела последние дни и тщательно скрывала это. Нельзя было определить, как долго она здесь лежит, тело похолодело. Он не смог забрать жизнь Франчески, поэтому если и вспомнит о ней, то очень не скоро. В тот момент он убедил себя, что ему не нужны воспоминания о ней, ее шепот где-то внутри него. Сердце князя заполнено тьмой, так зачем тяготить себя мыслями о той, кто когда-то делился с ним светом? Рейвен уснула, и ей снилась потрясающей красоты страна, где только-только начал править молодой князь. В нем она без труда признала своего совсем еще юного хозяина, у которого бьется сердце, который вдыхает прохладный ночной воздух, который чувствует. На первый взгляд благоприятная картинка сменялась на мрачные пейзажи, на кровавые закаты, на панораму площадей, где десятки людей корчились от боли, пронзенные кольями, как металась почерневшая душа Алукарда, как он мучил несчастную Франческу, упорно следуя только ему известным принципам, как он остался ни с чем, навечно проклятый лить кровавые слезы во мраке. Рейвен поняла, чем напоминает ему самого себя в то время: зарождающаяся жесткость в сердце, это слепое наслаждение от издевательств, пренебрежение собственной душой. Все это пугало ее до самых мучительных судорог, но она ничего не могла сделать. И только теперь ей стало страшно; быть отдаленно похожей на него это сродни преждевременному познанию собственного внутреннего ада – ты не мертв, никогда не умрешь, а значит будешь жить с осознанием всей чудовищности своего существа. Твоего плеча не коснутся ледяные пальцы Смерти, но ты будешь помогать ей забирать других, и этому не будет конца. Алукард показал ей свое далекое как сами звезды прошлое, как ему казалось, бескорыстно. Пока что. Он хранил для нее лишь один единственный вопрос, на который его волнует ответ. Поднявшись из гроба, вампир подошел к дракулине и, взяв ее на руки, отнес в комнату. Нечего ей здесь больше делать. Несмотря на умение читать мысли и довольно просто устроенную голову его новой подопечной, Алукард не мог понять, что она за человек, что скрывает. Его не волновала ни плаксивая история ее жизни, ни довольно привычная для него повседневность убийцы, лишь то, что так отчаянно бьется в клетке ребер, обвивая скользкими нитями сердце. Невзирая на зарождающееся в ней равнодушие к ценности человеческой жизни, нездоровое влечение к агрессии как к единственному источнику живых эмоций, на извращенную избирательность и деление людей на «тварей дрожащих» и «право имеющих», Алукард чувствовал в ней человека – того, кого погубили, кого лупили за попытку пригладиться, кому твердили, что искренности нет, и что сарказм и злобное подначивание – единственный способ защиты. Вампиру не хотелось ее пожалеть и разубедить, он даже поймал себя на мысли – когда сжимал мягкие покатые плечи и поддерживая массивные бедра – что не желает, чтобы она менялась, разве что стала бы чуточку умнее. Похоже на то, как рассматриваешь старую игрушку, и понимаешь, что без этих трещин на фарфоре, повреждений стеклянных глаз, разорванных швов и отвалившихся ушей она не была бы такой... Любимой? Какая любовь, какая привязанность, подумал носферату, укладывая Рейвен в гроб и накрывая одеялом. Тут нет подходящего слова. Дабы не углубляться в эту тему, Алукард праздно поддел сам себя вопросом: с чего бы он обратит эту некую Викторию Серас при наличии такой интересной и большой неприятности как Брук? Никто же не знал, что она появится. Он невольно вспомнил те времена, когда держал подле себя трех, а иногда и четырех Дракулин. Эта непрекращающееся трескотня, крики и вздохи, нескончаемые ласки и попытки обратить на себя внимание... Благо, меняется мир, меняются женщины. Как он может судить, они стали более независимыми, волевыми, прекрасными и порой ужасающими в своих амбициях и принципах. В некоторых – Алукард еще раз взглянул на Рейвен – живет нечто, что, как он хотел надеяться, выродится с возрастом, и то, что теплилось в ней, похожее на иррациональную, но искреннюю любовь, победит. «Исчадие ада... — хмыкнул носферату, покидая ее. — Еще нет». Сле­ду­ющая ночь ни­чем не вы­деля­лась на фо­не мо­их "се­рых" буд­ней. Я по­сети­ла все­го од­ну опе­рацию, и впол­не быс­тро вы­пол­ни­ла за­дание. Лично мне думалось, что с подобной целью могли справиться и люди. Наверное, леди Интегра решила, что мне нужно как-то развеяться, ну или не отлынивать от своих пусть и не основных обязанностей. Ког­да отряд уехал, а я решила пойти пешком, мне по­чуди­лось, что за мной кто-то идет, хотя в округе была гробовая тишина. Ни тебе ни жилых домов, ни дорог, ни магазинов. Богом забытая глушь. Я чисто машинально обернулась, даже не ожидая увидеть человека (или не человека). Го­това пок­лясть­ся, что там кто-то был. Так пов­то­рилось око­ло трех раз, и я уже бы­ла уве­рена, что я не од­на. Меня это все больше напрягало, и я задумалась, нет ли у меня паранойи. Сомнения на счет присутствия постороннего испарились, как только я услышала ранее неизвестный голос: — Не та­кой уж я и не­уло­вимый, раз да­же ты приметила, что за тобой кто-то идет. — я повернулась чтобы посмотреть на его обладателя. Пре­до мной сто­ял муж­чи­на, на вид мой ро­вес­ник. Пепельный блон­дин с аккуратным карре, у него были близко посаженные алые глаза и мягкие черты ли­ца. Вся его внеш­ность го­вори­ла о его яв­но влас­тном ха­рак­те­ре, но это не ме­шало ему ос­та­вать­ся прив­ле­катель­ным. Такие обычно в школе задирают тихонь. — Ты зна­ешь, кто я? — сдвинула брови я, не отрывая от собеседника пристального взгляда. Пистолет при мне, и то хорошо. — Ко­неч­но. Уже мно­гим из­вес­тно, кто ты. Слухи, знаешь, распространяются со скоростью лесного пожара. — Слухи? — переспросила я, — кто ты вообще такой? — Это име­ет зна­чение? — искренне удивился вампир. — Еще как. — Мое имя ни­чего те­бе не ска­жет. — Что те­бе от ме­ня нуж­но? — я продолжила его допрашивать. — Ты мне не враг. От те­бя мне ни­чего не нуж­но. Пока нет. — ехидно прибавил блондин. — Тог­да за­чем ты ме­ня прес­ле­ду­ешь, раз ничего не нужно? — От­дать те­бе это. — он за­пус­тил в ме­ня мою же ма­чете, ко­торую я, по ви­димо­му, ос­та­вила в том ле­су. Бросает он не хило, я с трудом ее поймала, при этом не распавшись пополам. — Спа­сибо. Но что-то мне под­ска­зыва­ет, что ты мой враг. — с опаской призналась я. Все его существо ничего хорошего не предвещало. — Воз­можно, в будущем. Но я не уби­вать те­бя при­шел. — А что же? — Сколь­ко бес­смыс­ленных воп­ро­сов ты за­да­ешь. — театрально возмутился незнакомец и по­дошел бли­же. — В на­роде го­ворят, что но­вая Дра­кули­на очень смыш­ле­ная. — Ты враг Алу­кар­да. Ты тот са­мый поэт. Твоя же загадочность выдает тебя с потрохами. — отошла на шаг я. — Вот ви­дишь. Нуж­но бы­ло прос­то по­думать. — мужчина легко постучал указательным пальцем по виску. — Ты подс­тро­ил то убий­ство, что­бы Алу­кард на­шел пос­ла­ние? — Нет, это было бы скучно, да и Алукард не имеет привычки обыскивать каждый труп, который найдет. Что­бы ты его наш­ла. Пой­дем. — он по­вел меня в дру­гую сто­рону. По правде сказать, мне не то что не хотелось идти за ним... Зачем мне это? Драться с ним наверняка бессмысленно, но... Может, покажет или расскажет что. — Ку­да ты? — на автомате спросила я. — Ни­куда. Мне не­куда ид­ти. Я прос­то иду впе­ред. — чуть улыбнулся блондин и опустил глаза. — Только что пересказал свою жизнь в двух словах. — И все же... Кто ты? Алукард так отчаянно не хочет мне говорить об тебе. — Хва­тит за­давать воп­ро­сы. Ты и вправду такая болтливая, как говорят. Я за­мол­ча­ла. У меня все еще было очень много вопросов, но после такого деловитого намека на то, чтобы я заткнулась, желание задать их приутихло. Мы шли относительно долго, в полной тишине, как на неудачном первом свидании. Я все еще не понимала сути сего, поэтому остановилась и сказала: — Все, я ухо­жу. Впустую потраченное время. — 15 ми­нут. — с целью заинтриговать сказал он. — Что? — Я про­верял те­бя. Сколь­ко вре­мени ты будешь идти за мной, не спрашивая ни о чем. У тебя есть терпение, видимо, ты действительно страстно хочешь узнать нашу с Алукардом маленькую тайну. Все не так наворочено и таинственно как ты думаешь. 15 ми­нут. Это­го дос­та­точ­но, чтобы я убедился, что ты мне ве­ришь. — Не сказала бы, что это хитро... — с еле слышимым равнодушием хмыкнула я. — Те­бе я то­же ве­рю. Ты та­кая за­уряд­ная, понятнее открытой книги. Зная те­бя, я все рав­но мо­гу ска­зать, что те­бе мож­но ве­рить. У тебя не так много знакомых, с которыми можно поделиться тем, что мы виделись. — Но ты, должно быть, зна­ешь, что я рас­ска­зала Алу­кар­ду о тво­ей за­пис­ке, и не буду скрывать от него наше рандеву. — Ко­неч­но. Я знал, что ты пер­вым де­лом пой­дешь к не­му и рас­ска­жешь, таков замысел. Что ж... Еще уви­дим­ся, Рей­вен. — вампир рас­тво­рил­ся в воз­ду­хе, подобно моему хозяину. Ес­ли такое уме­ет, то, ско­рее все­го, он ис­тинный вам­пир. В свете последних событий, я поняла, что Алукард ничего не скажет, пока сам того не захочет. Я дол­жна са­ма во всем ра­зоб­рать­ся, насколько возможно. * – Янош Хуньяди – венгерский военный и политический деятель того времени.