Как жаль

      Бесшумно, бесплотно, как тень, он скользит прочь из переулков обезумевшего города. Дальше, дальше, мимо трупов и душераздирающих криков, мимо перевернутых повозок и израненных гвардейцев. Воздух сперт, а на языке — железистый привкус крови.       Быстрей, быстрей, за стены города, сквозь кладбище, в ночную свежесть полей и лесов, невесомым туманом рассекая встречный ветер — туда, где руины прошлого так ужасающе врезаются в настоящее. Не разбирая дороги — вперед. Вперед. К ней.       Он чувствует ее. Чувствует среди какофонии запахов, в дисгармонии накладывающихся один на другой. Но ничто не может перекрыть страх. Волны страха. Напряжение до того ощутимое, что заставляет челюсти сжаться.       Сегодня она напугана. Сегодня ей действительно не по себе. Он слышит стук маленьких каблучков о каменные плиты — тук, тук, тук — как будто они выбивают какой-то лихорадочный, болезненно нервный мотив.       Он скользит бесплотным облаком за ее спиной. Она знает. И тоже чувствует. Решимость. Неотвратимость. И смерть.       — Рен…       Его голос будто чужд ему. Ее имя — сосредоточение всей его боли, вонзающейся в сердце и разум мириадами игл. Сосредоточение боли. И нечеловеческой любви.       — Сианна…       Словно отказываясь поверить, он называет ее по имени — настоящему имени — снова и снова. Он видит, как сужаются ее зрачки, знает, что шум крови в ушах застилает ей все. Жизнь горячечно бьется в сосудах, заходится сердце.       — Сианна…       Она рыскает глазами в ночном полумраке. Лунный свет озаряет ее лицо, и в его свете оно кажется похожим на застывшую маску бесконечно отчаянной тревоги.       — Я должен тебя спросить.       Его чувство заходится, как ее сердце, словно загнанный в западню зверь. Слова, будто тяжелые камни, исторгаются из его сознания мучительно, невыносимо. Он материализуется из воздуха и медленно приближается к ней, глядя прямо в глаза.       — Ты всегда мне лгала? То, что нас связывало, — это ложь?       Вопросы, на которые он уже знает ответ глубоко внутри. Безжалостно ранит правда, подобно злому року сгустившаяся этой ночью над Тесхам Мутна. Едва теплящийся огонек надежды дрожит и готовится угаснуть, когда его собственное имя срывается с ее губ.       — Детлафф…       Он ощущает тепло упоительно родного тела. Ее аромат пьянит и дурманит, увлекает за собой в края, полные забвения и любви. И тем явственней кажется горечь самого чудовищного из предательств. Горечь, которую он испил до дна.       — Все не так просто…       Прикосновение руки, робкой, будто желающей утешить и успокоить. Ложь. Маленькая ложь — а за ней еще и еще одна — с обманчивой лаской надеющаяся залатать разбитое вдребезги сердце.       — Я…       Он хватает ее за руку — решительно и настойчиво. Смотрит прямо в глаза, в которых однажды обрел для себя целый мир. И видит в них лишь отражение собственной агонии.       — О, нет.       Сегодня он хочет слышать только правду. Правду в самом неприкрытом и отвратительном виде. Правду, которой подвластно разрушить чужие жизни, опустошить и погубить навсегда.       — Все просто.       Он чувствует гнев, поднимающийся из непроглядных глубин собственной души. Ему хочется верить, что он ошибается. Жестоко и глубоко. Он желает быть разубежденным. И страстно любимым в ответ.       — Ты или лгала мне… или нет.       Молчание. Пугающее, непроницаемое, гробовое молчание, нарушаемое лишь ее сбитым от страха дыханием. Мгновения одно за другим утекают в бездну хаоса и нет ничего, что могло бы остановить их бег.       — Я прощаю тебя.       Его голос взрезает тишину, словно остро наточенный нож. Скорбь ледяным холодом сжимает его нутро — скорбь по тому, что он так и не сумел обрести. Горечь стремится вырваться наружу яростным криком боли и исступления.       — Но…       Она пахнет ужасом и внутренним трепетом. Она — его надежда, его доверие, его звериная преданность. Его любовь. Она дрожит, а в ее взгляде — осознание неотвратимости конца.       — Нам пора расстаться.       Она смотрит ему в глаза, и в первый раз они сверкают на нее хладнокровным, мрачным спокойствием. Отчаянные попытки вырваться — но хватка его руки кажется стальной. Впервые.       — Как жаль.