***
Она, порой, даже осторожнее его. Танцы никогда не были её сильной стороной, как главной вокалистки, но она упорно работала над собой, вплоть до самого дебюта с Gugudan. И она стала лучше. Так думает вся общественность в интернете, так думают участницы, которые, собственно, и выуживают со всех концов сети эту информацию, поскольку сама Седжон совсем там не сидит, но, по неизвестному ряду причин, она всё же никогда не упускает возможности пригласить Сехуна в их танцевальную студию, как только у него появляется окно в расписании. Она осторожна, потому что даже такие сведения, просочившиеся в публикации журналистов, могут стать критической точкой в карьере её и девочек-одногруппниц, а также неслабо пошатнуть репутацию самого Сехуна. Осторожничает, потому что давно привыкла дружить с парнями и держать определённую дистанцию, не давая никаких намёков даже тем, кто ей симпатичен, ведь кто может рассчитывать на отношения сейчас? Точно не она. Но Сехун заставляет её приостановить свой привычный алгоритм. Он что-то показывает ей у самого зеркала и при этом выглядит очень эффектно даже в обычных чёрных спортивных штанах и старой толстовке с логотипом EXO. Его тёмные волосы зачёсаны назад, а брови по-привычке серьёзно сдвинуты. Возможно она слегка подвисла с приоткрытым ртом, но это всегда можно объяснить тем, что в её руках всё ещё бутылка с водой. — Мне стоит повторить ещё раз? — обеспокоенно спрашивает Сехун, поворачиваясь к ней лицом. — Нет, я… Не надо, — Седжон смеётся прямо в бутылку и наконец делает запоздалый глоток, — Я всегда знала, что ты хороший танцор и видела множество выступлений, но… Я просто уже успела забыть насколько ты хорош! «И насколько привлекателен». Она прикасается тыльной стороной запястья к лицу, перед тем как наконец сделать шаг вперёд. Каштановые пряди волос липнут к щекам и ко лбу. Это неизбежно — даже если она пытается собрать их в высокий хвост на затылке, после нескольких часов тренировок он всё равно теряет форму. Она чувствует себя довольно усталой и, наверное, выглядит так же, ей отчего-то некомфортно сегодня рядом с Сехуном. — Седжон-и, я не настоящий детектив, если ты забыла, — с улыбкой произносит он, мягко приобнимая её за плечи, — Ты ведь не обязана отвечать. — Ой, хён! — она раздражённо фыркает, на самом деле радуясь, что удалось отвлечься от неприятных мыслей, и отталкивает его в знак протеста. Сехун, такой широкий, высокий и крепкий, милостиво отступает на шаг. (Хотя, может быть, это не проявление галантности, всё-таки она всегда была известна своей силой), — Ты просто ужасная угроза… Дразнишь меня, хрупкую девушку, без всякого зазрения совести! — Так и знал, — на этот раз его привычная моська до безобразия довольная и ухмылка невозможно хитрая. Сехун вновь берёт её за руки и притягивает ближе. — Что? — Тебе нравится смотреть на меня! — гордо тянет Сехун, чем зарабатывает ещё один более слабый толчок. Он смелый. Он становится всё смелее, потому что она, не в силах сдержаться, постоянно поощряет его на это, инициируя прикосновения, поправляя его волосы, садясь ближе. Сехун нравится ей таким, какой он есть, милым и вежливым, но также есть что-то в том, как он ведёт себя сейчас, в этот самый момент, — неприкрыто игриво, с широкой ухмылкой, полностью находящийся в своей стихии, и это вызывает у Седжон желание провалиться сквозь землю. Но вместо этого она всё же находит в себе силы, поднимается на цыпочки и целует его, чтобы хоть раз вывести из равновесия. Пальцы Сехуна непроизвольно сжимаются на её запястьях, прежде чем он, выдохнув, отпускает их и кладёт ей на талию. Они оба немного вспотели, немного устали и в этом спонтанном поцелуе отчётливо заметен привкус её зубной пасты и легкий оттенок гигиенической помады, которая спасает его от обветривания. Здесь нет никакой фоновой музыки, даже нет слепящего привычного освещения, как на съёмочных площадках, вместо него обычная неяркая лампа над их головами, но когда она отстраняется, встречаясь своим взглядом с его и замечая широкую зубастую улыбку, Седжон не может не думать: «Идеально».***
— Для тебя это имеет значение? — прямо спрашивает она однажды. Они в шумной круглосуточной лапшичной и с первого взгляда можно решить, что Сехун готов в любую секунду уткнуться носом в свою тарелку, но на их встрече после записей настоял именно он. Старший поворачивает голову, ведомый ненавязчивым прикосновением Седжон к своему подбородку, и смотрит ей в глаза, издавая непонимающее «м?». Седжон аккуратно и коротко чмокает его в плечо, благо от других посетителей они скрыты одной из многочисленных ширм. — Тебе важно, хён или оппа? Сехун пристально смотрит на неё, надув губы, как ребёнок, и совсем по-взрослому нахмурив брови, а Ким очень хочется поцеловать его нормально, но она сдерживается, хотя бы пока не получит ответ. — Седжон-и, почему ты постоянно спрашиваешь об этом? — он запихивает в рот очередную порцию, с удовольствием прихлебывая бульон, и, боже, наконец-то он нормально ест, это не может не радовать. — Ну, — она тщательно обдумывает свой ответ, склоняясь над миской вслед за ним, — Помнишь, когда я была неуверенна, в том, что происходило, я называла тебя и так, и так… Но тогда не было никакой ясности, — Сехун кивает, жуя, и жестами предлагает ей продолжить, — Но теперь я уверена в том, что ты нравишься мне, и мне нравится встречаться с тобой, а чувствую я себя… Странно?.. Когда произношу оба эти слова до сих пор, понимаешь? Он откладывает в сторону палочки и тщательно вытирает рот одной из ярких салфеток, обдумывая её слова. — Почему ты… так себя чувствуешь? — его голос звучит немного обиженно и взгляд напоминает скорее грустного щенка, чем волка, с образом которого их группа продвигалась много лет назад. О нет. Чёрт возьми. Может быть, он всегда втайне надеялся, что она изменит своё поведение? Ведь всё это время он мог лелеять собственное желание и ей просто нужно переступить через себя, смириться и называть его так, как должны делать все девушки? Стараясь обращать минимум внимания на поток мыслей в своей голове, Седжон поднимает руку и касается волос старшего чистой рукой, привычно поглаживает длинные пряди спереди и успокаивает своими прикосновениями их обоих. — Я думаю, что здесь дело не в тебе, а только во мне. Я не… я не очень привыкла к чему-то подобному, никогда не хотела называть кого-либо этим словом… Его взгляд прожигает насквозь, даже если знать, что Сехун не собирается вкладывать в него второго значения. Нервничая, девушка тянется за его стаканом и отхлёбывает немного пива, которое он, в общем-то, заказал для неё, а не для себя. — Но ты ведь, — начинает он неловко, сложив руки на коленях, и выглядит таким большим и маленьким одновременно, — хочешь быть со мной? Вдох. Выдох. Она тянется за его ладонью и сжимает в своей. — Да, больше, чем что-либо ещё. Сехун улыбается ей и Седжон готова растаять от того насколько мягким он тут же становится; трудно поверить, что ей достался самый милый мальчик в мире. — Это всё, что имеет для меня значение.***
Седжон не называет его «оппой», даже когда они впервые спят вместе. Он слышит от неё множество других ласковых слов, тихое «Сехун-и» — всё, кроме того, в чём Чанёль был уверен на все сто процентов, отправляя его на очередное свидание после долгой разлуки, (не то чтобы кто-то спрашивал его советов). На самом деле, слова для Сехуна мало значили в тот момент, потому что Седжон едва ли дала ему произнести хоть что-то, когда выбежала встречать его из небольшой комнаты в пустом общежитии и повисла на шее. Будет классно видеть её следующим утром на прямом эфире в красивой блузке и с аккуратно уложенной чёлкой, пахнущую весенними цветами, пока он сам будет серьёзно вышагивать рядом в идеально сидящем костюме. Старший много о ней узнал за время их официально-неофициальных отношений, например, что она не пытается быть утончённой и не любит казаться изнеженной, как остальные девушки-айдолы. Но он каждый раз убеждается в том, что это его абсолютно не отталкивает, когда она поднимает осторожный взгляд через просторную комнату, ища его глаза своими. Они не могут ошибиться, здороваясь друг с другом перед камерами и людьми на площадке, не могут дать хоть один небольшой намёк на то, как целовались около часа назад в запертой гримёрке. Но сейчас Седжон безжалостно запускает руку в его джинсы, заставляя непроизвольно закатить глаза и подавить вздох. Несколько неритмичных движений и девушка уже вновь отстраняется, чтобы избавиться от одежды. Когда она забирается к нему на колени, полностью обнажённая, с растрёпанными волосами, которые он крепко сжимал и пропускал через пальцы ещё несколько секунд назад, он чувствует, что никогда не был так влюблён в одного человека за всю свою жизнь. Она намного меньше его, хрупкая и невысокая, хотя Сехун знает, что не стоит обращаться с ней, как с фарфоровой куклой. Но она шепчет «хён, боже», задыхаясь раскалённым влажным воздухом, когда он тянет её на себя, подальше от изголовья, вниз по матрасу, ближе и глубже, Сехун едва сдерживается, чтобы не потерять остатки самообладания и не кончить в ту же секунду. Они все ошибаются, насчёт того, что ей не стоит говорить «хён». Сехун не может себе представить лучшего слова на свете.