Без тебя ничего не нужно

      Чжоу Цзышу никогда не был романтиком, и сентиментальность тоже не про него. Он – убийца, чьи руки настолько в крови, что даже после смерти их не отмыть. Он потерял всех, кого любил, и кого хотел сберечь. Он слышал последний вздох своих братьев, чьи жизни поклялся защищать ценой своей собственной. Он один за другим закрашивал цветы сливы на полотне, и в тот момент, когда остался только один белый цветок, как бельмо на глазу, как грязное пятно на чистой одежде, как что-то неправильное среди правильного, он смирился с тем, что ему недолго осталось, и что в этой жизни он, последний цветок Школы четырех сезонов, сгинет в грязи от вина и болезни. И он, правда, смирился с тем, что ему нечего ждать от этой жизни, кроме как смерти. И её он ждал как свое освобождение, как наказание, как неизбежный конец своей ничтожной жизни. А потом он встретил Вэнь Кэсина, и все пошло не так.       Чжоу Цзышу никогда не был романтиком, но Вэнь Кэсин стал тем, кто заставил его снова захотеть жить. Он потерял это желание очень давно. Так давно, что и не вспомнить уже. Когда в последний раз он хотел жить? Когда он цеплялся за жизнь? Когда боялся получить смертельный удар, не успев сказать важных слов, которые пылают в груди, но никак не вырвутся на волю? Когда благодарил судьбу за еще один день, а не просил эту ночь сделать последней?       В детстве, когда Учитель запрещал тренироваться и тащил их с Цзюсяо слепить снеговика? Когда мадам Цинь готовила вкусный ужин, все вчетвером собирались за одним столом, и они с Цзюсяо наперегонки рассказывали Учителю и мадам Цинь свои впечатления от прошедшего дня, а те слушали их и тепло улыбались, гладили по голове и говорили, что они молодцы? Когда видел Учителя в последний раз и еще не понимал, что его дальнейшая жизнь уже никогда не будет прежней? Или когда в его жизни был смешной мальчишка Чжэнь Янь, большие глаза которого смотрели так искренне, что невольно хотелось быть самым лучшим и самым сильным для него? Наверное, он и не вспомнит точно, но это однозначно было очень давно.       И вот снова. Вэнь Кэсин ворвался в его жизнь совершенно неожиданно и перевернул все в ней с ног на голову. Он изменил все, и самого Чжоу Цзышу в том числе. Малыш Чжэнь Янь, его шиди, к которому он привязался тогда за столь короткое время, вновь вернулся в его жизнь и привязал к себе еще крепче, чем было много лет назад. Он заполнил собой все пространство вокруг Цзышу, стал его воздухом, пьянил сильнее самого крепкого вина и успокаивал лучше аромата «Жизнь - как сон». Его голос завораживал и раздражал одновременно. Его прикосновения будоражили внутри те струны, о наличии у себя которых Цзышу даже не подозревал, и вызывали те чувства, на которые он не был способен. Его вечная улыбка, так сильно раздражавшая Цзышу в самом начале их знакомства, очень скоро стала необходимой, как воздух. Хотя, Цзышу всерьез казалось, что без воздуха он проживет дольше, чем без улыбки Кэсина. Этот странный, загадочный, несомненно, опасный и слегка сумасшедший мужчина за проведенные вместе месяцы стал настолько близким и родным, настолько важным и необходимым, что впервые за такое долгое время захотелось жить.       Захотелось просыпаться каждое утро, чтобы увидеть теплую улыбку, которая каждый раз согревает быстро мерзнувшего Цзышу сильнее, чем энергия, которая когда-то быстро текла по его меридианам. Захотелось наслаждаться вкусом вина, а не просто пить его, чтобы быстрее отключиться. Захотелось не спать по ночам не из-за боли, которую причиняли гвозди, а ради того, чтобы проводить это время с близким человеком, просто смотря на луну, сидя у костра, слушая тихий плеск воды в реке или вообще ничего не делая, просто наслаждаясь тем, что не один.       Впервые за такое долгое время он действительно не один. Рядом есть человек, который поддержит, который поймет без слов. Который отругает, чтобы взбодрить, и просто молча обнимет, не обращая внимания на протесты, когда это нужно. И он магическим образом точно знает, когда что нужно делать. Ему будто вообще не нужны слова со стороны Цзышу. Он считывает его по одному взгляду, по движению, по дыханию. Цзышу не раз задумывался о том, что Кэсин, возможно, даже умеет читать его мысли, потому что ничем другим такое абсолютное понимание его и его желаний он объяснить не может.       И поэтому хотелось как можно дольше быть вместе с этим человеком. Хотелось принимать его заботу, хоть он и не сразу сумел признаться самому себе в этом желании. Просто принимать помощь Вэня оказалось неожиданно легко. Будто всю жизнь так было. Будто всегда Кэсин был рядом и помогал, даже не дожидаясь просьбы о помощи. Он просто знал: помощь нужна. И его не волновало то, попросят ли его о ней, примут или оттолкнут. Если оттолкнут, что не один раз бывало в начале их знакомства, он знал, что будет пробовать до тех пор, пока Цзышу не сдастся. Пока не поймет, что перед Кэсином не нужно притворятся, не нужно быть сильным тогда, когда слезы душат и выть охота. И Чжоу понял это. Не сразу, не так легко, как хотелось бы, но понял и позволил себе немного расслабиться. Позволил Вэню забраться глубоко под кожу и поселиться в самом потаенном уголке его черствой и, казалось, давно почерневшей души. Том уголке, в котором еще сохранилось тепло, доверие, забота… любовь.       С Вэнем было легко и так привычно, будто они действительно родственные души и были рождены для того, чтобы встретиться в этом жестоком и далеко не самом справедливом Цзянху. И пусть Цзышу каждый раз ворчит, слушая пафосные речи Кэсина о том, что это судьба столкнула их и в первый, и во второй раз, и что это сердце подсказало ему, что за маской чахоточника скрывается необыкновенной красоты красавец, сам он думал примерно так же.       Да, Цзышу далеко не романтик и не умеет говорить так пафосно и красиво, как это делает Вэнь Кэсин, но он достаточно честен с самим собой для того, чтобы признать – да, это судьба. И то, что их Учитель приютил тогда семью Чжэнь, благодаря чему у Цзышу появился его маленький шиди. И то, что спустя столько лет они снова встретились в огромном Цзянху, когда жизни обоих зашли в тупик. И то, что Кэсин обратил внимание на простого бродягу, что не бросил попыток узнать его ближе, что не отказался от него после первой же драки. И то, что он заставил Цзышу измениться. Заставил вспомнить, каким он был когда-то. До того, как стал Главой Тяньчуан. Каким был Чжоу Цзышу, а не Глава Чжоу. И то, что желание жить ему вернул именно Кэсин. Все это – судьба.       Судьба и то, что Чжоу Цзышу суждено было пережить боль и страх потери своей родственной души. Цзышу не сентиментален, но он искренне может сказать, что в тот момент, когда он увидел, как Вэнь падает со скалы, внутри все перевернулось, и сердце упало куда-то глубоко, глубже, чем та пропасть, погубившая Вэня. И внезапно стало так безразлично на все остальное. На всех воинов, собравшихся у скалы, чтобы убить его Вэня. И на то, что его самого продолжают атаковать трое призраков. Единственно важным было лишь желание спасти. Вытолкнуть назад на этот проклятый утес, даже если вместо этого нужно будет упасть самому. Как они тогда с Кэсинем сумели спасти Чэнлина, подтолкнув его вверх. Он не думал о том, что, даже получись у него подтолкнуть Кэсина вверх, его некому будет поймать здесь, как тогда Чэнлина поймал Байи. Он думал только о том, что нужно спасти Вэня. А если не получится этого сделать, то нужно умереть вместе с ним, потому что без него смысла в этой жизни снова не останется. Как бы сильно он ни был привязан к Чэнлину, именно Вэнь Кэсин стал смыслом его жизни и причиной, по которой он решил за эту жизнь бороться.       Он многих терял в своей жизни. Слишком многих, по правде говоря. Он никогда не знал своей родной мамы, а отец всю свою жизнь посвятил службе королю. Его родителями больше были Учитель и мадам Цинь, но и они покинули его слишком рано и слишком неожиданно. Он один за другим терял своих братьев, которых поклялся защищать, стоя у кровати умирающего Учителя, который умирал с расслабленной улыбкой, потому что был уверен – Цзышу сбережет и продолжит его дело. Если бы он только знал, к чему приведет Цзышу всех своих братьев, он бы никогда не доверил Школу ему. Но он не знал. И Цзышу, потеряв Учителя и мадам Цинь, совершал одну ошибку за другой, подводил своих братьев, смотрел, как они умирают на его руках, и страдал до тех пор, пока не остался совсем один. Слова дяди Би, его усталый взгляд и облегченный выдох, когда в его теле оказались все семь гвоздей, долгое время преследовали Цзышу в кошмарах. Иногда они чередовались со снами, в которых он раз за разом переживал смерть дорогих сердцу людей. Но вся эта боль не сравниться с тем, что он испытал, осознав, что Вэнь Кэсин действительно умер.       Это больно. Это горько. Это настолько невыносимо, что хочется кричать, пока голос не исчезнет, чтобы хоть как-то дать выход скопившейся в душе боли. Пока Кэсин был рядом, пока улыбался, смеялся, шутил свои пошлые шутки и без умолку декламировал свои ужасные стихи, Цзышу не понимал, насколько сильно тот ему необходим. И только оставшись без него, он понял – он так не может. Не хочет без него. Хочет снова прикоснуться, услышать немного гоблинский смех, хочет даже его стихи услышать, черт бы их побрал. Он хочет просто чувствовать Кэсина рядом, и тогда все остальное будет абсолютно не важно. Но он не может.       Единственное, что ему было доступно, это жить с мыслью, что он снова остался один. Что Вэня нет и больше никогда не будет. И решение избавиться от гвоздей пришло самой собой. Это было сделать так же легко, как просто вздохнуть. Мысль о том, что избавление от гвоздей ускорит процесс разрушения меридиан и приблизит тот момент, когда они с Лао Вэнем снова встретятся, принесла успокоение, и он впервые с момента смерти Кэсина улыбнулся. Стало легче. Он просто считал оставшиеся до смерти дни и снова надеялся, что эта ночь точно станет последней, и что рассвет они встретят уже вместе с Кэсинем на мосту Найхэ.       Он настолько ждал момент своей смерти, чтобы встретиться с Вэнем в другом мире, что оказался совершенно не готов ко встрече с ним в этом. Все эмоции, мысли и чувства перемешались в один непонятный ком, и стало просто тяжело дышать. Как бывает, когда очень долго пробыл под водой, уже начав задыхаться, а потом внезапно вынырнул, и поток кислорода хлынул в горящие от удушья легкие. Так и Цзышу стал задыхаться, когда снова увидел Кэсина.       Он смотрел на него, слушал все то, что он говорил, осознавал, что тот, наконец, свершил свою личную месть, но в голове была только одна единственная мысль: «Я же не сплю?». Проснуться и понять, что Вэнь все еще мертв, было бы слишком мучительно и больно.       Цзышу впервые не знал, чего он хочет больше: заплакать от радости и обнять Кэсина, прижав его к себе настолько крепко, насколько хватит сил, чтобы убедиться в том, что живой, или же поколотить его за то, что обманул и заставил жить с этой болью. В итоге, он сдался, позволил увести себя домой и не проронил за это время ни единого слова. Разве что вступился за Кэсина перед воинами, которые все еще хотели его смерти.       Он чувствовал себя обманутым. Ему больно. Ему обидно. Ему до истерики смешно, что он избавился от своих гвоздей, чтобы быстрее встретиться с Кэсинем на мосту Найхэ, а тот оказался жив и проживет еще достаточно долго, в отличие от него самого. Именно поэтому за столом на празднике, который устроили все причастные к этому гениальному плану, ему было совершенно не весело и не радостно.       Кэсин, судя по его поведению и взглядам, которые он бросал на тихо сидящего в углу Цзышу, понимал, что виноват. Он активно поддерживал разговор, рассказывая все детали своего, несомненно, продуманного и невероятного плана. Он отвечал на вопросы, принимал похвалу, благодарил других за помощь, смеялся, шутил и радовался тому, что удалось совершить желаемое, но постоянно поглядывал на Чжоу, который просто пил, даже не закусывая и, кажется, даже не слушая разговор. И поэтому он первым заметил, что Цзышу встал и направился к выходу из комнаты, не говоря никому ни слова.       – А-Сюй, подожди! – окликнул его Кэсин и даже не пытался скрыть проскользнувшие в голосе нотки страха. Страха, что Цзышу сейчас уйдет и больше не вернется.       – Не стоит обращать на меня внимания, лао Вэнь. Сегодня твой праздник, не отвлекайся, – ровно сказал Цзышу, посмотрев на Кэсина, и даже улыбнулся. Только голос и улыбка были такими, как в самом начале их знакомства, когда они были друг другу никем. Вэнь вздрогнул, но только ускорил шаг, преграждая путь к двери.       – А-Сюй, пожалуйста, позволь мне объяснить все, – практически умоляюще произнес Кэсин, хватая Цзышу за руку, будто это могло помочь.       – Лао Вэнь, ты ничего не должен объяснять. Ты взрослый и самостоятельный человек, который вправе принимать решения так, как ему того хочется. Ты придумал гениальный план, ты нашел союзников, которые помогли тебе его осуществить, ты добился желаемого. Ты молодец. Я поздравляю тебя с осуществлением мести, но сейчас хочу пойти немного отдохнуть. – Цзышу говорил спокойно, ровно, совершенно безэмоционально. Даже в начале их знакомства, когда они только то и делали, что ссорились, в его голосе было больше эмоций, чем сейчас. И вся проблема в том, что внутри бушует слишком много этих эмоций, поэтому он изо всех сил старался скрыть их все, чтобы не сорваться. Почему-то хотелось позорно расплакаться.       – А-Сюй, пожалуйста, не говори так, будто ты чужой человек. – В голосе Кэсина уже отчетливо слышались нотки паники, и он только сильнее сжал руку Цзышу, в которую вцепился еще в самом начале. Шэнь Шэнь и Чэнлин попытались тоже вмешаться, но их остановили У Си и Цзинь Бейюань. Они просто понимали, что этот вопрос Кэсин и Цзышу должны решить самостоятельно. И желательно вообще без лишних зрителей.       – Ты сам посчитал меня чужим, лао Вэнь, раз доверил свой план даже Старшему Е, которого ни разу не назвал иначе, кроме как старым демоном, а от меня все скрыл, позволив жить с болью от твоей смерти и осознанием того, что убил тебя мой собственный ученик, да еще и оружием, которое я сам ему дал. – В конце фразы его голос все-таки дрогнул, поэтому он резко замолчал и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Затем аккуратно убрал руку из крепкой хватки Кэсина и отошел на один шаг. – Поэтому не нужно сейчас оправдываться, лао Вэнь. Лучше дай мне спокойно уйти.       Кэсин пытался снова схватить его за руку, но Цзышу все еще оставался бывшим главой Тяньчуана, который мог выпутаться из любой ловушки и уйти незамеченным из любой толпы. И сейчас, когда вся энергия вернулась к нему, все навыки восстановились в полной мере, пусть и разрушая его меридианы окончательно. Поэтому он спокойно смог увернуться от рук Кэсина и вышел из комнаты, собираясь уйти как можно дальше от этого места, чтобы дать волю эмоциям, которые буквально душили и разрывали изнутри. Но не успел он сделать и десяти шагов по коридору, как на него налетели сзади и крепко обняли со спины, обхватывая его так, чтобы он не мог ни шагу сделать, ни руками пошевелить.       – Лао Вэнь, отпусти, – спокойно попросил Цзышу, прикрывая глаза и тихо злясь на самого себя за то, что не использовал цингун, чтобы уйти быстрее. Тем временем хватка Кэсина только усилилась.       – Не отпущу, – выдохнул он куда-то в шею Цзышу и даже головой помотал для убедительности. – Не отпущу. А-Сюй, не уходи. Пожалуйста. Не уходи, не бросай. Я виноват. Я знаю, что виноват. Позволь объяснить все, только не уходи. Можешь кричать на меня, можешь побить, я ни слова против не скажу. Я заслужил. Только, пожалуйста, не бросай. Я не смогу без тебя.       – А я без тебя, думаешь, смог бы? – тихо спросил Цзышу, перебивая торопливое бормотание Кэсина, и почувствовал, как сильно тот вздрогнул. – Думаешь, мне было легко понимать, что ты мертв, а я ничего не сделал для того, чтобы спасти тебя? Думаешь, я смог бы и дальше жить, когда единственный, кто стал смыслом этой гребанной жизни, умер на моих глазах?       – А-Сюй... Прости... Я...       – Пусти, лао Вэнь, – снова перебил его Цзышу, и голос его звучал очень тихо и устало. – Я просто хочу побыть один. Я вернусь, и мы поговорим. Но не сейчас.       – Нет, не отпущу, даже не проси, А-Сюй, не отпущу, – быстро затараторил Кэсин и в подтверждение своих слов обнял его еще крепче, хотя куда еще. – Я идиот. Я знаю это. Я не должен был скрывать это от тебя. Но я знал, что ты не одобришь, что запретишь инсценировать свою смерть. Скажешь, что с таким не играют, что это глупо, что есть другой выход. А даже если бы согласился, то не смог бы сыграть свою роль. Прости, А-Сюй, но ты не умеешь врать, поэтому...       – Поэтому ты решил, что я действительно должен пережить твою смерть, чтобы эмоции и реакция были правдоподобными, да? – не сдержался и все-таки рявкнул Цзышу, мгновенно теряя последние капли терпения и самообладания, которые еще были в нем до этого момента. Он резко сбросил с себя руки Вэня, давая понять, что до этого момента он просто позволял удерживать себя на месте, и повернулся к нему лицом, замечая покрасневшие глаза того и плескавшийся в них страх. – Все получилось так, как ты хотел? Скажи мне, лао Вэнь, я достаточно убедительно сыграл? Моя боль была хорошо видна? Я справился?       – А-Сюй...       – А ты хоть на секунду представил, что я должен был почувствовать в тот момент, когда ты упал в пропасть? – Цзышу повысил голос, и от того, чтобы сорваться на крик, его отделял совсем крошечный миг. - Ты подумал, как невыносимо больно мне будет понимать, что ты мертв? Думал, что я чувствовал, когда увидел твое «тело» в поместье Чжао? Думал, как сильно болела моя душа, и как хотелось сгинуть в том огне вместе с твоим «телом», только бы не чувствовать этой пустоты и боли? Думал, каково мне будет потерять тебя, а вместе с тобой и смысл этой жизни, которая нахрен мне была не нужна до встречи с тобой? Думал об этом? Ты думал обо всем этом, лао Вэнь, когда составлял этот план и определял мою роль в нем? – Он все-таки сорвался на крик и даже не заметил, в какой момент слезы таки скатились из уголков глаз. Он не любит плакать, и в этот раз тоже не собирался этого делать. Не при нем. Но все получилось само собой.       – А-Сюй, прости...       – Иди ты к черту со своим прости, лао Вэнь, – внезапно очень устало выдохнул Цзышу, будто за секунду все силы его покинули. Он морально измотан настолько, что сил продолжать этот разговор просто не осталось. – Я не хотел жить. Я жил мыслью о смерти, как об освобождении, с тех самых пор, как вбил себе в грудь первый гвоздь почти три года назад. – Он говорил тихо и спокойно, смотря в глаза Кэсиню, а тот чувствовал, как внутри все сжимается в один большой ком от боли, которую без труда можно увидеть во взгляде Цзышу и услышать в его голосе. И хуже становилось от понимания того, что причина этой боли – он сам. – Меня все устраивало, веришь? Я знал, что умру от вина под каким-нибудь деревом или, в лучшем случае, на постоялом дворе, и просто ждал, когда наступит этот день. Я пил вино, не наслаждаясь вкусом, а просто накапливая его количество в своем организме, надеясь, что это как-то приблизит мой конец.       – А-Сюй, – тихо выдохнул Кэсин, чувствуя, что по щекам текут слезы, а в груди жжет так сильно, что хочется разодрать её руками, только бы избавиться от этого жжения.       – А потом появился ты, и в моей жизни все перевернулось с ног на голову. Или, наоборот, встало на свои места, – продолжил говорить Цзышу, не обратив внимания на попытку Кэсина перебить его. – Я снова захотел жить, представляешь? Снова почувствовал вкус вина, увидел красоту заката и обрадовался рассвету. Впервые за очень долгое время перестал надеяться на смерть во сне каждый вечер и порадовался тому, что проснулся утром. Ты даже не представляешь, как много раз в начале нашего знакомства мне хотелось тебя придушить, только бы ты заткнулся и перестал улыбаться.       – А-Сюй…       – А сколько раз я злился? – снова перебил его Цзышу. Казалось, что он даже не Вэню все это рассказывает, а сам с собой говорит. Будто слова рвутся так, что не удержать их внутри. – Злился на тебя за то, что ты появился в моей жизни и заставил меня измениться. На себя, что испытываю к тебе все то, что не должен испытывать. Хотел, чтобы ты исчез, и я смог вернутся к своей привычной жизни, состоящей из вина и ожидания смерти. Но стоило тебе исчезнуть хотя бы на один день, и я начинал скучать. Так сильно, как никогда и ни по кому не скучал. Понимал, что мне не хватает твоего смеха, твоих тупых шуточек и так сильно бесивших меня стихов. И я снова злился: на тебя – за то, что ушел, а на себя – что скучаю и надеюсь на твое возвращение.       – А-Сюй, прости… – выдохнул Кэсин в очередной раз, чувствуя, что по щекам одна за другой текут слезы. Но ему было плевать и на свои слезы, и на то, что внутри все переворачивается и сердце сжимается от каждого услышанного слова. Единственно важным было то, что его сильный и всегда сдержанный А-Сюй сейчас дрожит, как лист на ветру, а слезы стекают по его щекам тоненькими ручейками. Поэтому он сделал сначала один неуверенный шаг вперед, а затем, не получив сопротивления, еще несколько, пока не остановился совсем рядом с Цзышу.       – Я так многих потерял в этой жизни, лао Вэнь, что уже и не сосчитаю, наверное, – продолжал говорить Цзышу, зацепившись взглядом за складку на одежде Кэсина. В глаза мужчине он смотреть, почему-то, не мог в этот момент. И даже не отреагировал ни на приближение Кэсина, ни на его руку на своем плече. – Мне было больно каждый раз, когда я кого-то терял. Когда умер Учитель, мадам Цинь, все мои братья из Школы четырех сезонов, Цзюсяо… Мне было очень больно. Но только тогда, в поместье Чжао Цзина, я понял, что раньше – это была не боль. По-настоящему больно стало в тот момент, когда я понял, что потерял тебя. Что потерял навсегда. Что ты не вернешься ни через день, ни через месяц. Вот тогда стало больно.       – Прости… Прости меня, пожалуйста, прости… – едва слышно шептал Кэсин и очень несмело, боясь того, что оттолкнут, обнял Цзышу, притягивая его к себе.       – Мне показалось, что моя душа улетела вместе с тобой в ту пропасть. – Цзышу не оттолкнул Вэня, только вздохнул судорожно и не смог подавить тихий всхлип, от которого у Кэсина еще больше сжалось сердце. Он притянул Цзышу еще ближе, обнимая его одной рукой за талию, а пальцами второй зарываясь в мягкие волосы на затылке. Цзышу положил подбородок на плечо Вэню и закрыл глаза, из-за чего еще две слезинки скатились по щекам.       – Прости, – в очередной раз повторил Кэсин и прижался губами к виску Цзышу, чувствуя, как тот дрожит.       – Как будто вместо меня осталась лишь пустая оболочка. Будто, падая, ты забрал вместе с собой все свои улыбки, свой смех, свои прикосновения, которые я хранил в сердце. Ты забрал то тепло, которое дарил мне своим присутствием. И я остался пустым, как чаша, из которой выпили вино, а выбросить забыли. – Цзышу говорил тихо, практически шепотом, но Кэсин слышал каждое слово. И вздрогнул, когда почувствовал, что Цзышу обнял его в ответ, сжимая руки так сильно, что, кажется, даже ребра затрещали.       –А-Сюй…       – Ты привязал меня к себе настолько сильно, что без тебя стало просто невозможно, А-Син, – сказал Цзышу, а Кэсин аж дернулся от прозвучавшего обращения. Это первый раз, когда Цзышу так его называет. И предательское сердце забилось быстрее от этого простого слова. – И я очень рад, что ты оказался жив. Жаль только, что я узнал об этом слишком поздно. – Последние слова были произнесены настолько тихо, что даже ветер мог их заглушить, но Кэсин услышал. И замер, почувствовав, как внутри все похолодело от этих слов.       – Что это значит? Почему поздно? – спросил Кэсин, даже отстранившись от Цзышу ровно настолько, чтобы можно было посмотреть ему в глаза.       – Это не важно, лао Вэнь. Главное, что ты жив. – Цзышу даже улыбнулся, смотря на Кэсина, только вот улыбка эта была какой-то слишком грустной, и покрасневшие от слез глаза ничуть не улучшали ситуацию.       – Чжоу Цзышу! Не ври мне, пожалуйста. Что значит твое «слишком поздно»? – продолжал настаивать Кэсин и даже встряхнул немного Цзышу, схватив его за плечи.       – Прошу прощения, что прерываю ваш романтический момент, но я должен кое-что проверить! – Голос У Си, неожиданно раздавшийся со стороны комнаты, заставил вздрогнуть обоих, и они резко обернулись, увидев, что дверь в комнату открыта, и к ним уверенным шагом направляется чересчур сосредоточенный и хмурый Великий Шаман, которого попытались остановить Седьмой Лорд и Шэнь Шэнь, но в итоге потерпели неудачу и сделали вид, что они вообще ни при чем. Впрочем, тот факт, что разговор подслушивали все присутствовавшие в комнате люди, никаких сомнений не вызывал.       – У Си, я не думал, что ты опустишься до подслушивания чужих разговоров, – попытался было укорить его Цзышу, но тот проигнорировал этот выпад, только смерил его еще более хмурым взглядом. И казалось, что он сейчас стукнет Цзышу своим посохом, настолько злым он выглядел.       – Что происходит? – спросил Кэсин, переводя взгляд с подошедшего к ним У Си на остальных ребят, которые одной большой толпой вывалились следом.       – Хозяин, мы не подслушивали, честное слово. Вы просто очень громко говорили, а у Шамана слух хороший. Но я точно не слушала. Честно-честно, – тут же затараторила А-Сян, но Вэнь только бросил на неё хмурый взгляд, и она замолчала, для надежности закрыв себе рот ладошками.       У Си тем временем решительно дернул Цзышу за руку и приложил пальцы к запястью, видимо, считывая внутреннее состояние его меридиан. Кэсин, кажется, даже задержал дыхание, наблюдая за его действиями, все остальные затихли, останавливаясь рядом с ними, а вот Чжоу Цзышу стал вырывать руку из захвата. Вернее, пытался это сделать, только не получалось ничего. Великий Шаман обладал большой силой, пусть и не любил её демонстрировать по поводу и без. Поэтому, когда ему было нужно, он мог удержать в захвате руку даже такого сильного и умелого человека, как Чжоу Цзышу.       – Отпусти, – прошипел Цзышу, а У Си с каждой секундой мрачнел все больше и больше. – Я сказал отпусти! – В этот раз он повысил голос и смог, наконец, вырвать свою руку из цепких пальцев Шамана. Тот смотрел на Цзышу широко открытыми глазами, и столько эмоций было в его взгляде, что выделить и понять какую-то одну было совершенно невозможно.       – Цзышу, скажи, ты от горя совсем мозги потерял? – потрясенно спросил он, не отводя взгляда от лица Цзышу, а тот подавил тяжелый вздох и отвернулся.       – Не твое дело.       – Это мое дело, потому что ты – мой друг. Но я не знал, что мой друг такой идиот! – вспылил Великий Шаман, чего за ним раньше не замечали. Близкие к нему люди знали, каким вспыльчивым может быть этот человек, поэтому Цзышу и Бейюань, в отличие от остальных, не удивились этой вспышке.       – Что происходит? Что с А-Сюем? Что ты почувствовал? – взволновано спросил Кэсин, переводя встревоженный взгляд с Цзышу на У Си и обратно.       – Нет, ваша встреча – это действительно судьба, – внезапно и совсем невпопад сказал У Си, а потом тяжело вздохнул и запрокинул голову назад, закрывая глаза. – Только судьба в наказание или в качестве шутки могла столкнуть вместе двух таких идиотов. Один смерть свою инсценирует, не говоря ничего другому, а второй, растеряв от горя остатки своего мозга, собственными руками еще больше приближает свою смерть.       – Да что происходит? У Си, прекрати говорить загадками. Что с Цзышу? – в этот раз не выдержал уже Бейюань и всего на секунду опередил Вэня, который хотел сказать то же самое.       – А происходит то, что наш с тобой дорогой друг, Бейюань, вытащил из своего тела гвозди, из-за чего энергия хлынула по иссушенным меридианам бурным потоком и прямо сейчас разрушает их окончательно. Без возможности восстановления. – Голос Шамана звучал спокойно, но во взгляде, когда он открыл глаза, метались такие молнии, что им, кажется, можно убивать людей. Его слова произвели неизгладимое впечатление на всех присутствующих. И только Цзышу закрыл глаза и вздохнул, смиряясь с тем, что сейчас последует за этими словами.       – А-Сюй... Он же пошутил, правда? Пожалуйста, скажи, что он пошутил, – не скрывая отчаяния в голосе, почти шепотом попросил Кэсин и вцепился в рукав Цзышу.       – У него ужасное чувство юмора, но таким даже он не стал бы шутить, – спокойно сказал Цзышу и постарался улыбнуться, только улыбка эта завяла в самом начале, стоило увидеть красные глаза Кэсина и боль в них.       – Почему, А-Сюй? Зачем?       – Я объяснил тебе, лао Вэнь. Без тебя нет смысла ни в чем. И в жизни тоже. – Цзышу сказал это мягко, и от его наполненного нежностью взгляда хотелось расплакаться еще больше, чем от осознания всей этой ситуации. Кэсин только моргнул, чувствуя, как по щеке скатилась слеза, и не нашел в себе сил для каких-либо слов.       – Шифу...       – Не реви, – тут же оборвал своего ученика Цзышу, потому как даже по этому обращению было слышно, как дрожит голос Чэнлина. – Я пока еще не умер. Да и потом, у тебя все еще есть твой шишу, который позаботится о тебе, когда меня не будет рядом.       – Цзышу, ты еще больший идиот, чем я мог бы подумать, – с тяжелым вздохом сказал У Си, а Цзышу решил, наконец, возмутиться.       – Да сколько можно меня идиотом называть?       – А сколько можно так сильно тупить?       – И в чем я протупил на этот раз? – недовольно спросил Чжоу, чувствуя, как пальцы Кэсина все крепче сжимают ткань его рукава.       – Ты не хотел жить, когда думал, что Вэнь Кэсин мертв. Так почему ты так уверен в том, что он будет спокойно жить и заботиться о твоем ученике после твоей смерти? Уверен, что он придумает способ лишить себя жизни в следующую секунду после того, как остановится твое сердце.       – Замолчи! – внезапно крикнул Кэсин, и большинство вздрогнуло от неожиданности. – Замолчи! Не смей говорить о его смерти. Он не умрет!       – А-Син...       – Нет, молчи, не говори ничего! – перебил его Кэсин, в этот раз даже не обратив внимания на особое обращение. Он судорожно сжимал руку Цзышу, глаза лихорадочно блестели, и он как никогда соответствовал своему прозвищу «Сумасшедший Вэнь». – Ты не умрешь, А-Сюй. Я не допущу этого. – Он резко повернулся к У Си и схватил его за плечи, заставив того пошатнуться от неожиданности. – Спаси его! Ты же можешь, правда? Ты же все можешь, ты же чертов Великий Шаман, который все может. Помоги ему, умоляю. Я все сделаю, что пожелаешь. Я даже жизнь тебе отдам, если захочешь. Только помоги ему. Ты же можешь, ты все можешь. Пожалуйста...       – Я мог ему помочь, – интонацией выделив слово «мог», сказал У Си, перебивая Кэсина. Он никак не реагировал на то, что Глава Долины призраков, сам того не замечая, продолжал трясти его, как куклу, озвучивая свои отчаянные просьбы. – Я мог попытаться помочь ему, пока гвозди были в его теле. И я почти на сто процентов был уверен в успехе той идеи, которую придумал. Но все это не имеет значения, поскольку почти все его меридианы уже разрушены. Я ничего сделать не могу.       – Ты врешь. Ты мне врешь. Зачем ты мне врешь?       – Я не вру, Вэнь Кэсин. Хотел бы, но не вру, – грустно и устало сказал У Си. – Цзышу – мой друг. Возможно, даже лучший друг. Я не могу разделить твоих чувств, господин Вэнь, но, поверь, мне не меньше хочется, чтобы он жил. И если бы у меня был хотя бы один шанс, один способ, один процент на успех в его лечении, я бы ухватился за него, не раздумывая. Но у меня их нет. Прости.       – Нет... Нет, я не верю... Я не хочу верить. Вы все врете. Я...       – Лао Вэнь, иди сюда, – тихо позвал Цзышу и, взяв его за руку, мягко притянул к себе, обнимая и окутывая своим теплом. Как тогда, в пещере, когда он только узнал, что рядом с ним все это время был его шиди. Как после смерти Хань Ина. Как после встречи Кэсина с Шэнь Шэнем и его срыва. Как множество других раз, когда он руками укрывал шиди от всего мира, прятал в своих объятьях, согревал, успокаивал, убаюкивал, как маленького ребенка и дарил такой необходимый его сердцу покой. Да и своему тоже, если быть честным. И как бы хотелось, чтобы вот таких объятий было как можно больше, только времени на них становится все меньше.       – А-Сюй, не умирай, пожалуйста, – едва слышно скорее выдохнул, чем сказал Кэсин, немного отчаянно обнимая в ответ и утыкаясь носом в шею, туда, где пока еще бешено пульсирует жилка, а Цзышу вздохнул и провел ладонью по его волосам.       – Повторяешься, лао Вэнь, – мягко сказал Цзышу и кивнул друзьям, которые решили тихо уйти обратно в комнату и оставить этих двоих наедине. Всем больно от осознания скорой смерти Чжоу и собственного бессилия в этой ситуации, но каждый понимал, что тяжелее всего сейчас именно Кэсину. И самому Цзышу.       – А-Сюй...       – Я здесь, А-Син. И буду здесь. – Не так долго, как хотелось бы, но до последнего своего вздоха, до последнего удара сердца он будет рядом. Только вряд ли это уточнение сейчас успокоит Кэсина.       – Поцелуй меня, А-Сюй, пожалуйста, – попросил Кэсин, немного отстраняясь, и голос предательски дрогнул, а в глазах вместе со слезами плескалась неприкрытая боль и отчаяние.       – Ты даже не представляешь, А-Син, как сильно я тебя люблю, и как многое готов отдать за то, чтобы твои глаза всегда сияли от счастья, – тихо сказал Цзышу, положив ладонь на щеку Кэсина и аккуратно стирая большим пальцем капли влаги с кожи. И настолько открытым при этом был его взгляд, настолько нежным был голос и ласковым – прикосновение, что плакать хотелось еще больше. От того, как хорошо сейчас, и как станет плохо, когда всего этого не будет.       Ответить что-либо ошеломленный таким искренним признанием Вэнь Кэсин не успел, потому что Цзышу, сократив расстояние за секунду, прикоснулся своими губами к губам любимого мужчины в нежном, едва ощутимом, до замершего сердца трепетном и ласковом поцелуе с соленым привкусом. Цзышу целовал медленно и чувственно, будто каждым движением губ пытался сказать все то, что еще не успел озвучить. Как сильно любит, когда эти мягкие и податливые губы изгибаются в теплой улыбке. Как эти невероятные длинные пальцы, которые сейчас так судорожно цепляются за его одежду, обычно нагло исследуют его тело, принося массу эмоций и ощущений. Как судорожно сглатывает Кэсин каждый раз, когда Цзышу решает его подразнить. Как загораются его глаза, стоит только перехватить лукавый взгляд Цзышу или уловить вполне прозрачный намек от него. Каким нежным и ласковым, несдержанным и страстным, неизменно любящим и любимым может быть Вэнь Кэсин как в постели, так и в повседневной жизни. Цзышу даже самому себе не в полной мере может признаться, насколько сильно любит Вэнь Кэсина, и как глубоко и бесповоротно утонул в нем едва ли не с первой встречи. И все это он пытался сейчас объяснить этим поцелуем.       А Вэнь Кэсин цеплялся за него так, как утопающий хватается за любую соломинку, способную его вытащить. И он понимает, что Чжоу Цзышу – это и есть та самая соломинка, которая способна спасти утопленника Вэня из того грязного и гнилого болота, в которое превратилась его жизнь за эти годы. Цзышу стал для него родниковой водой, которая смыла если не всю грязь, то большую её часть, заменяя своей чистотой. Цзышу стал светом в кромешной тьме, крепким объятием посреди ночи, наполненной кошмарами, желанным теплом среди холодной зимы, глотком воздуха в полном отсутствии кислорода. Цзышу стал для него абсолютно всем в этой жизни, стал самой жизнью, и Кэсин совершенно точно не сможет быть без него. Не теперь, когда узнал каково это – с ним.       Постепенно Цзышу удалось немного расслабить Кэсина своим поцелуем и надежными объятиями. Вэнь перестал быть напряженным, как натянутая струна, и ослабил хватку на руках Цзышу, вместо этого одной рукой обнимая его за талию и притягивая к себе, вжимая в себя так сильно, будто хотел вплавить в свое тело и оставить там навсегда, а пальцами второй руки зарываясь ему в волосы и касаясь подушечками чувствительной кожи головы. Цзышу не сдержал тихого стона и обнял Вэня обеими руками за шею, большим пальцем поглаживая покрывшуюся мурашками кожу.       – А-Сюй…– хрипло выдохнул Кэсин, когда вынуждено отстранился, чтобы сделать глоток воздуха, и прислонился лбом ко лбу Цзышу.       – А-Син, – в тон ему ответил Цзышу и прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как нежно Кэсин поглаживает его лицо буквально кончиками пальцев. Будто к самому главному и хрупкому сокровищу в мире прикасается. Впрочем, для Кэсина он и есть главным и единственным сокровищем этого мира.       – Если... Если я не смогу тебя спасти...       – Лао Вэнь...       – Нет, нет, подожди, А-Сюй, послушай, – тут же торопливо попросил Кэсин и прижал пальцы к губам Цзышу в просьбе молчать. Цзышу тут же эти пальцы поцеловал, но послушался и замолчал, только обнял Кэсина крепче, одной рукой начиная перебирать его волосы. – Если я не смогу тебя спасти, ты подожди меня, хорошо? Не переходи через мост Найхэ один.       – А-Син, – немного неверяще, немного возмущенно выдохнул Цзышу, но Кэсин закрыл ему рот ладонью и помотал головой в знак протеста.       – Не перебивай, пожалуйста, – попросил он и теперь уже сам закрыл глаза, снова прислоняясь лбом ко лбу Цзышу. – Я никогда никого не любил. Я был уверен, что не способен на эти чувства. Думал, что эта способность исчезла из моего сердца в тот день, когда умерли родители, и я оказался один в Долине призраков. Моя жизнь была похожа на кошмарный сон, и я в нем был главным чудовищем. Нет, не перебивай, – снова попросил Кэсин, когда Цзышу протестующе замычал и попытался убрать его руку со своего рта. – Я был чудовищем, и мы оба это знаем. И самое ужасное то, что я не осознавал этого, пока не встретил тебя. Не понимал, что живу в кошмаре, и что превращаю в такой же кошмар жизнь других людей. Но потом я встретил тебя, и вся моя жизнь перевернулась. Всегда говорят, что жизнь перевернулась с ног на голову, но моя с твоим появлением, наоборот, наконец заняла правильное положение.       – А-Син... – все же смог выдохнуть Цзышу, даже несмотря на закрывавшую ему рот руку, но Кэсин не среагировал, только зажмурился еще сильнее.       – Ты показал мне, насколько я неправильный, А-Сюй. С тобой я понял, каким сумасшедшим чудовищем являюсь. Нет, нет, А-Сюй, это не упрек, не подумай. Это благодарность, – тут же поспешил заверить его Кэсин и даже глаза открыл, почувствовав, как сильно вздрогнул после предыдущих слов Цзышу. Он убрал руку со рта Цзышу и вместо этого максимально нежно погладил его по щеке. – Ты не только показал мне мою неправильность, но и помог понять, каким я могу быть. И я правда, больше всего на свете, хочу соответствовать тому, каким меня видишь ты. Хочу, чтобы ты гордился тем, как я изменился. Хочу, чтобы ты был искренне счастлив рядом со мной. Хочу всю свою жизнь смотреть на тебя и ловить твой взгляд, обращенный в мою сторону. Хочу просыпаться рядом с тобой, целовать по утрам и засыпать в твоих руках каждую ночь. Я никогда не был романтиком, А-Сюй, но я так сильно хочу спокойной жизни с тобой. Так хочу состариться рядом с тобой, А-Сюй. И я правда готов сделать все возможное и невозможное ради этого. – Он на мгновение замолчал, снова закрывая глаза и почувствовал прикосновение мягких губ Цзышу к своей щеке. Цзышу, внутри разрываясь от переполняемых его эмоций, сцеловывал слезы, которые сами по себе текли по щекам Вэня. Хотелось любым способом заставить его замолчать, хотелось обнять, прижать к себе, спрятать от всего мира и никогда не отпускать.       – Но если вдруг… если вдруг у меня не получится тебя спасти, – снова заговорил Кэсин, а голос сильно дрожал. – Если вдруг ты умрешь так рано, то пообещай мне, что дождешься меня. Я не заставлю тебя ждать слишком долго.       – Просить тебя отбросить эту глупую затею и прожить долгую жизнь за нас двоих, я так понимаю, не имеет смысла, да? – шепотом спросил Цзышу, а Кэсин горько улыбнулся.       – Просто пообещай, А-Сюй.       – Обещаю, лао Вэнь. Я всегда буду рядом: пока дышу, пока мое сердце бьется, пока в моем теле есть хоть немного сил. И когда я умру, – на этих словах он почувствовал, как вздрогнул Кэсин, – я обещаю тебе, что буду ждать тебя столько, сколько понадобится. Потому что как в этой, так и во всех последующих жизнях мне нужен только ты, А-Син. Я люблю тебя, лао Вэнь. Очень сильно люблю.       Кэсин ничего не ответил, только всхлипнул еле слышно и поцеловал Цзышу, тем самым пытаясь то ли заглушить свою боль, то ли передать все то, о чем не может сказать. Это не был полноценный поцелуй. Скорее прикосновение губ в попытке заглушить рвущийся из груди отчаянный крик боли и безысходности. Они оба сделали слишком много ошибок за свою жизнь. Они совершили слишком много зла. Слишком многих лишили жизни. Слишком многих заставили страдать. Слишком много таких «слишком». Но также они достаточно много страдали, достаточно теряли и оплакивали потери для того, чтобы заслужить хотя бы немного своего личного счастья. И этим счастьем друг для друга стали они сами.       Цзышу впервые так искренне смеялся и так отчаянно жаждал присутствия другого человека рядом с собой. Впервые такой нетактильный человек, как Цзышу, ловил каждое, даже мимолетное, прикосновение Кэсина и отпечатывал его не только на своем теле, но и в памяти, сохраняя воспоминание о теплых руках Вэня, мягких губах, обжигающих поцелуях и трепетных объятьях. Впервые ему так сильно хотело быть с кем-то, а не в одиночку. И впервые он ловил отклик идентичных чувств, эмоций и желаний со стороны другого человека.       Впервые «сумасшедший Вэнь» позволил себе быть нежным, ласковым, податливым, отзывчивым, абсолютно открытым и до душевного трепета уязвимым перед другим человеком. Позволил читать себя, как открытую книгу. Позволил себе не только привязаться, не только полюбить, не только впустить в свое сердце и поселить там, но и говорить об этом, не скрывая, не пытаясь бороться со всем этим, а принимая. Позволил себе открыть душу и подарить всего себя другому человеку. Полностью, без остатка. Со всеми эмоциями, чувствами, желаниями, страхами. От ласковой улыбки до злых слез боли – все это он раз и навсегда отдал во владение Чжоу Цзышу и считал этот поступок главным решением всей своей жизни. Потому что он знал – только Цзышу сможет сберечь его. Сам он давно пропал бы. А теперь они пропадают вместе.       Они так и стояли посреди коридора постоялого двора, в котором их шумная компания выкупила все комнаты, и, кажется, забыли о том, что за пределами этих стен существует мир и продолжается жизнь. Единственно важным было держать друг друга в объятьях, слышать дыхание друг друга и чувствовать, как лихорадочно бьются сердца. Они не знали, что будет дальше. Даже не догадывались, что завтра еще с рассветом в их комнату ворвется злющий, как все демоны Ада Е Байи, вытащит их, еще не до конца проснувшихся, с кровати и оттаскает за уши, не прекращая ворчать о том, что им язык дан для того, чтобы говорить им, а не ублажать друг друга, а мозгом, хотя бы иногда, неплохо было бы пользоваться по назначению. Они не знали, что спустя почти час гневной тирады от Е Байи, которая переполошит всю их компанию и заставит собраться в комнате Цзышу и Кэсина, окажется, что Старший Е знает способ, как спасти жизнь Цзышу, даже при условии того, что он уже вытащил гвозди.       Ни Кэсин, ни Цзышу не знают пока, через что им придется пройти в процессе исцеления ран Цзышу, и чем все это может обернутся для одного из них. Как и не подозревают, в какой панике будут находится все их друзья, пока они вдвоем в течение двоих суток будут бороться за свои жизни, сначала смешивая свои энергии воедино, полностью истощая меридианы, а потом заполняя их новой, исцеленной энергией, тем самым поселяя в каждом из них частичку себя. Они не знают об этом, как и том, что этот способ оставит Кэсину белоснежные волосы, а им обоим подарит большее, чем они могли мечтать. Не просто еще несколько лет жизни для Цзышу, а целую вечность для них обоих. И то, что им раз в год нужно будет проводить месяц в ледяных горах, занимаясь медитацией для поддержания правильной циркуляции энергии в своих телах, покажется им такой мелочью на фоне того, что они получили благодаря этому ритуалу.       Они пока об этом не знают. Не догадываются и том, что Кэсин, очнувшись после ритуала и поняв, что у них все получилось, впервые абсолютно искренне налетит с объятьями на Е Байи, не переставая раз за разом благодарить того за его помощь и обещать все на свете сделать по первому же требованию Старшего Е. И, пожалуй, впервые Е Байи будет ворчать чисто для галочки, да и то недолго, и в итоге сдастся и тоже на короткий миг обнимет Кэсина, потому как за два дня успеет раз двести усомниться в действенности собственного метода.       Чэнлин бросится обнимать своих шифу и шишу, даже не замечая бегущих по щекам слез, а малышка А-Сян, отталкивая в сторону Чжана и точно так же заливаясь слезами, будет обнимать их, не прекращая говорить о том, как боялась больше никогда не услышать голоса своих «Вэнь-гэгэ и Чжоу-гэ». И ни один, ни второй не сделает им замечания по поводу того, какую сырость они развели, и оба только улыбнутся на такое обращение. Даже Цао Вэйнин порывисто обнимет каждого из них и тихо и робко скажет, что тоже боялся потерять «брата Вэня и брата Чжоу». А Вэнь Кэсин в тот момент, потрепав по волосам мальчишку, скажет, что он ни за что не умер бы раньше, чем увидел бы свою А-Сян в свадебном платье. А теперь он вообще планирует еще и внуков поняньчить.       Бэйюань и У Си обнимут обоих и скажут, что теперь они просто обязаны прожить счастливую жизнь и приехать к ним в гости, чтобы вместе выпить вина. Вэнь Кэсин, полушутя, полусерьезно скажет, что приехать-то они приедут, только чтобы Седьмой Лорд и думать забыл о предъявлении Цзышу специально отобранных для него девушек, о которых так долго тот распинался. Бэйюань со смехом поклянется, что никаких девушек не будет, только вкусное вино и их компания, а Цзышу, обнимая за талию Кэсина, мягко поцелует его в висок и тихо скажет на ухо, что в этой вечности и всех последующих единственный, кто ему нужен, это он – Вэнь Кэсин. И тот поверит. Раз и навсегда.       Ни Цзышу, ни Кэсин, которые сейчас стоят в коридоре, пытаясь своими объятьями уменьшить боль друг друга, не знают обо всем том, что произойдет в ближайшее время. Как и том, что впереди их ждет наполненная радостью, смехом и любовью вечность, проведенная друг с другом и людьми, которых они любят. Что в будущем они вместе восстановят Школу четырех сезонов и вдвоем возглавят её как Первый и Второй Лорды Школы. Что уже через год Цзышу шокирует Кэсина и сделает ему предложение руки и сердца в день второй годовщины со дня их встречи. И Кэсин, конечно же, согласится. И вскоре едва ли не половина Цзянху будет гулять на их свадьбе в Школе четырёх сезонов, куда, естественно, будут приглашены и Седьмой Лорд с У Си, и Е Байи, который теперь может жить обычной жизнью без необходимости питаться льдом и жить в холодном месте. А все благодаря ритуалу, который Цзышу и Кэсин найдут в заброшенном храме самого отдаленного уголка Цзянху, и проведут вместе с Е Байи в качестве благодарности за подаренную им вечность вместе. И с того дня Байи станет очень частым гостем в Школе четырёх сезонов, в остальное же время путешествуя по миру. Но спустя лет десять он таки согласится на просьбы Кэсина и Цзышу и станет наставником в Школе, поселившись там окончательно. И пусть он сам так и не скажет этого вслух ни разу за всю вечность, проведенную с этими двумя, но именно они подарили ему ту семью, которой у него никогда не было, и обрести которую он даже не мечтал.       Они сыграют пышную свадьбу для А-Сян и Цао Вэйнина, как только восстановят поместье Школы четырёх сезонов. Кэсин даже не будет пытаться сдержать слезы, когда его малышка А-Сян вместе со своим теперь уже мужем будут кланяться ему и Цзышу, отдавая им второй из трех поклонов новобрачных. И потом, когда сияющая теперь уже не Гу, а Цао Сян бросится к нему в объятья, шмыгая носом от переполнявших её эмоций, он просто обнимет её так сильно, как сможет, и закроет глаза, позволяя себе насладиться этим моментом и тем, какой стала его жизнь. И когда через полгода после свадьбы они сообщат радостную весть о том, что семья Цао ждет малыша, Кэсин сядет там же, где до этого стоял, схватившись за сердце. На встревоженные вопросы о том, что случилось, и не плохо ли ему, он ответит ослепительной улыбкой и достаточно лаконичным, но так много значащим: «Я просто очень счастлив».       Их очень многое ждет впереди. Взросление Чэнлина, его свадьба и дети, которые будут любить Цзышу и Кэсина едва ли не больше, чем собственных родителей. Малыши, которых подарят им А-Сян и Вэйнин. Их ученики, которых с каждым годом будет становиться все больше.       Они вместе восстановят Школу озерной глади и будут всячески помогать Чэнлину в управлении ею. Они так же будут помогать Гао Сяолянь и Дэн Куаню в управлении Школой солнечного пика. Шэнь Шэнь, помимо управления собственной школой, будет принимать большое участие в жизни своих племянников. И каждый раз, когда все они будут собираться вместе, в душе будет горечь от того, что его братья не смогли дожить до этого момента, не смогли увидеть, какими взрослыми, красивыми и талантливыми выросли их дети, не смогли увидеть своих внуков и услышать их смех. Но каждый раз, смотря на Чэнлина и Сяолянь, он будет видеть в них черты Гао Чуна и Чжан Юсэня, и от того на сердце будет и горько, и сладко одновременно. Они все очень многое потеряли, и от того все они так ценят то, что обрели.       Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсина впереди ждет целая вечность, но пока они об этом даже не подозревают, поэтому их объятья и поцелуи со вкусом горечи и слез– это единственное, что у них есть на данный момент. Однако они заслужили свое счастье, и то, что их ждет завтра и каждый последующий день их жизни, стоит того, что они испытывают сейчас. Потому что впереди – счастье. Впереди – любовь. Впереди – вечность для двоих.