Влюбиться в смерть

Обливаться жгучими слезами… В ярости уничтожать любые попадающиеся под руку предметы… Картинно простирать руки к небу и кричать «за что»… Ран обожал театрализованные представления. Ран обожал играть – на сцене, в жизни, ведь игра была неотъемлемой его частью, в этом заключалась вся его суть, и без нее он просто не мыслил свое существование. Однако обязательным условием игры всегда является искусственность. Не в понимании фальши, вовсе нет, но хороший актер – это тот, кто сможет изобразить по сути не присущие ему, как человеку, эмоции так, чтобы в это поверили все, без исключения. И если бы перед Раном сейчас стояла задача выразить горе, скорбь, боль и отчаяние, он бы без особого труда это сделал при помощи позы, выражения лица, стоящих в глазах слез, быть может, шепота – всего одна или две фразы, но это усилит воздействие на зрителя, заставит его сопереживать герою и разворачивающейся истории. Конечно же, сюда стоит присовокупить работу других участников съемочной группы – оператора, который выставит грамотный свет, режиссера, который выберет экстра крупный план, звукорежиссера и композитора, которые создадут потрясающую буквально рвущую на куски душу музыку и яркий звуковой фон, и еще множество неотъемлемых составляющих кинопроизводства, благодаря которым зритель смеется в голос или наоборот обливается слезами. Однако сейчас камер не было. Не было десятков пар глаз, устремленных на него одного, не было софитов, камер, декораций, заученного сценария, и соответственно задачи выразить и донести до кого-либо чувства и эмоции своего кино героя тоже не было. Потому что и героя не было. На пустой крыше незнакомой высотки где-то в Европе находился только Ран – Ран с его собственными чувствами, мыслями, эмоциями, и биться в истерике, сжигать себя разрушительной злобой или проклинать кого бы то ни было казалось глупо и абсолютно бессмысленно. Поэтому он просто смотрел на занимающийся рассвет, на медленно просыпающийся город, на людей, снующих где-то там, далеко внизу, и, как это ни странно, ни о чем не думал. Внутри было пусто также, как и на этой крыше, и Ран, впервые за много-много лет, вытащил из внутреннего кармана помятую пачку сигарет, которую всегда носил с собой, и, недолго думая, закурил, глубоко вдыхая и выдыхая ненавистный дым в прохладный сумрачный воздух, в небо, еще только-только начинающее окрашиваться в розоватые тона. Причин ненавидеть сигаретный дым у Рана было две. И именно вторая таким до боли знакомым голосом прозвучала где-то внутри: - Продолжай, милый… обожаю, когда ты злишься. Алые, скрытые под лазурными линзами глаза полыхнули еще большим возмущением, глядя в этот нахальный кареглазый омут. Бесит. - Я уже говорил, что тебя ненавижу? - О, и не раз! – усмешка, цепкая хватка, и он в этих теплых объятиях, и отвратительный сигаретный дым от уже выкуренной до его прихода сигареты портит терпкий ни с чем несравнимый запах чуть смуглой кожи. – Особенно когда я беру тебя сзади… - Ты невыносим, серьезно, - приходится развернуться, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. И почему он? Почему именно этот наглый ублюдок, который неимоверно бесит всем, чем только можно, делает жизнь такой ослепительно яркой? Кончики пальцев почти изучающее скользят по уже давно изученным чертам, доходят до губ… - И именно поэтому ты жить без меня не можешь, - фраза, за которую можно просто убить, но любое возмущение тонет в глубоком, резковатом поцелуе, привнося этот омерзительный сигаретный привкус – несколько попыток сопротивления, и Ран сдается… И воспоминание, как карточный домик, рушится дуновением ветра, оставляя только привкус дыма на губах и тянущую внутри тоску, однако на красивом бледном лице все равно проступает усмешка. Знал ли он, насколько пророческой была та фраза?... - Ран… Красноволосый демон обернулся, уже заранее зная, кого там увидит. Брэндон. - Пришел, значит… - Ран иронично изгибает губы в улыбке, глядя в эти абсолютно серьезные глаза. – Ах, нет, пожалуйста, только не говори, что хочешь попросить прощения, я этого не вынесу! Хотя, если встанешь на одно колено, и… Ран с удивлением распахивает глаза, когда понимает, что он в чужих объятиях. Чувствует чужое тепло, чувствует эту жизненно необходимую поддержку… И Ран больше не может – он не может быть сильным, не сейчас, и пальцы сами собой впиваются в ткань рубашки, Ран отчаянно прижимается к Брэндону, пряча лицо на его плече, не пытаясь сдерживать слез, потому что невыносимо… и потому что Брэндон уже видел его таким, а значит и прятать свои истинные чувства абсолютно не за чем. - Прости… прости, Ран… - пальцы успокаивающе ерошат красные пряди, и Ран чувствует, как его постепенно отпускает. В его объятиях… и правда легче. – Прости меня. - За что ты извиняешься? - Я ведь сделал то, за что ты можешь меня возненавидеть. Ран отстранился и посмотрел Наивысшему демону прямо в глаза. - Ты ничего не сделал, Брэндон. Этот мальчик был обречен, и… я знаю, ты бы никогда не пошел на такое, если бы не был уверен, что так будет лучше. Я ведь прав? - Разумеется, - негромко ответил Брэндон, легким движением убирая алую прядь ему за ухо, улыбаясь своей неповторимой безупречной улыбкой – на удивление яркой и светлой для того, кто практически полностью состоит из непроглядной тьмы, оттененной лучами восходящего над городом солнца. - Ладно… я пойду, - Ран вернул себе свою любимую усмешку, почти полностью возвращаясь в свое привычное состояние, и выпутался из объятий. – Меня там котеночек… ждет. - Котеночек? – Брэндон вопросительно дернул бровью. - Да… представляешь, подобрал его вчера в одном ночном клубе, хотел съесть на ужин, а он оказался интереснее, чем на первый взгляд… У него там какая-то неразделенная любовь, и мне стало интересно, смогу ли я помочь ему завоевать объект его обожания? Причем не глядя в его прошлое, и не видя этот объект – одними лишь советами, как простой человек… - Сколько раз тебе говорить, не играй с едой, - Брэндон снисходительно улыбнулся. – А, впрочем… быть может из этого и правда что-то выйдет. Попрощавшись с Раном и взяв с него обещание рассказать, что у него выйдет из этой затеи с «котеночком», Брэндон уже собирался вернуться домой, но вдруг явно ощутил, что на еще одно перемещение сил у него просто нет. Да, Наивысшие демоны безусловно обладают колоссальными силами, но у всего есть свой предел, и тьма, которая и являлась источником жизни, естественно не бесконечна. Брэндон не помнил, когда спал в последний раз. Такое случалось часто – из-за работы пророй было просто некогда, и Брэндон совершенно спокойно переносил подобные нагрузки, однако сейчас сумасшедшие затраты сил ушли на Ярда. На его превращение, на его истерики, на то, чтобы поделиться с ним тьмой, а вдобавок это усугубилось поисками Рана и перемещением точно в цель, так что Брэндон сейчас очень явственно начал чувствовать то, что не чувствовал уже очень давно – голод. Почти такой же, какой и привел Ярда к нему домой, но если Ярд мог восполнить нехватку через секс с Брэндоном, то у него самого, как впрочем и у любого другого демона, был совсем иной способ. Охота. Невыносимое, раздирающее изнутри чувство, похожее на ломку, охватывающее все тело дрожью, росло с каждой минутой, так что на поиски чего-то действительно стоящего времени просто не было. Раствориться в потоке людей… дать своей внутренней сути взять над тобой полный контроль… видеть и ощущать больше, чем видит любой из этой толпы… Слева – отец семейства, ненавидит жену, семью, но любит свою работу… нет, не подойдет… Девочка лет семнадцати со своими подростковыми проблемами… опять мимо… Женщина в возрасте, совсем недавно потерявшая своего супруга… Вполне состоятельный мужчина, до ужаса завидующий лучшему другу… И тут на глаза Брэндона попалось нечто действительно потрясающее. «Одна из многих» - ничем не выделяющаяся, ничем не привлекательная, но и не отталкивающая внешне, просто женщина лет тридцати с достаточно худым осунувшимся лицом. Слабая, безвольная… средненькая работа, средненькая зарплата, ее бросает уже пятый парень, а она все продолжает ему звонить… мать пилит, что ни семьи, ни детей, отец бросил еще в детстве, есть слегка безразличный отчим… В принципе ничего особенного, однако ненависть, которую она испытывает к собственной жизни, настолько сильна, что Брэндон замирает, глядя прямо на нее, а она идет, ничего не замечая, погруженная в повседневные проблемы… Идет, пока практически не сталкивается с Брэндоном нос к носу. - Простите, я… - их глаза сталкиваются, и выхода больше нет – Брэндон улыбается своей мягкой улыбкой и также мягко берет ее за руку, выдергивая из толпы ближе к зданиям, ближе к безлюдным переулкам, а она идет, как завороженная, и ничего не говорит, лишь без единой мысли в голове смотрит на его красивое мужественное лицо. Безлюдный узкий переулок – не самое романтичное место, но Брэндону не до романтики, не до изысков, не до игры, лишь удовлетворить естественную потребность. Поэтому девушка оказывается просто мягко, но настойчиво прижата к стене. Брэндон ведь все-таки джентльмен… - Как вас зовут? – хотя это не имеет значения. - Алекса… - Прекрасное имя, - Брэндон касается кончиком носа ее щеки и шепчет на ухо. – С вашего позволения, Алекса… я вас поцелую… На все уходит не более трех минут – как только Брэндон разрывает поцелуй, девушка безвольно опадает в его объятия. Еще минута, чтобы вынести ее на всеобщее обозрение и закричать: - Помогите! Человеку плохо! Во всеобщей суматохе Брэндон незаметно уходит, с удовлетворением ощущая внутри себя тьму чужой души, возвращающей ему утраченные силы, и наконец-то оказывается в собственном доме, облегченно выдыхая, тут же сталкиваясь взглядом с Линдой, очевидно все это время прождавшей его в гостиной. - Ну что? Все нормально? Вы поговорили? - девушка тут же впивается в него льдистым цепким взглядом. - Поговорили, - Брэндон присаживается в кресло и коротко выдыхает – теперь остается лишь отдаться сну, и все будет идеально. – Мне… жаль, что я напомнил ему о том, о чем не должен был, но он меня не винит. Он и сам понял, что я бы никогда не сделал ничего подобного, если бы не был уверен в правильности своих действий. А так для всех, и в первую очередь для самого Ярда, будет лучше. - Как «так»? И это… был Ярд. Ярд не сразу понял, что остался один – истерика была слишком сильной, и он никак не мог успокоиться, поэтому просто не замечал чье-либо присутствие или отсутствие. Однако после истерики, когда все чувства и эмоции были выплеснуты наружу, и Ярд мог в полной мере осознать, насколько же глупой и необоснованной была эта истерика, пред ним опять встали эти вполне логичные вопросы, на которые у него все еще не было ответа – кто он? Кем стал? Почему Ран так отреагировал, и кто этот Ран вообще такой? Что это за мир, о котором Ярд ничего не знает, но частью которого уже является? Сначала Ярд просто продолжал сидеть в комнате, ожидая, что кто-нибудь вернется, однако никто не приходил. Брэндон ведь исчез вслед за Раном, и… быть может, он до сих пор не вернулся? Так что, в конечном счете, Ярд сам решил выйти из комнаты, в поисках хотя бы кого-нибудь, и смутно припоминая, что кажется к нему заходила Линда… или же ему это только показалось. Однако увидев Брэндона Ярд сначала ощутил необъяснимое облегчение и даже радость, а затем все внутри сжалось будто от страха, и стало совсем неловко. Потому что Ярд до сих пор так и не определился, как же ему реагировать на того, кого он так отчаянно пытается ненавидеть, но к кому при этом тянет с непреодолимой силой. Он вообще уже слишком запутался и в себе, и во всем происходящем, чтобы хоть что-то понимать в этой жизни. А вот Брэндон отреагировал на его появление достаточно спокойно, лишь короткой усмешкой: - Я уже несколько раз пытался тебе объяснить. Но ты упорно не желаешь меня слушать. Ярд из-за этих слов непроизвольно отвел глаза, ощущая еще большую неловкость. Он и правда уже второй раз портит все своей истерикой. - Так… что все-таки произошло? И… я могу хотя бы узнать, кто вы?.. Кем я стал? Брэндон бросил на Линду короткий взгляд, и девушка тут же поднялась с дивана с явным намерением уйти. - У меня в любом случае дела, так что составлять вам компанию и дальше нет никакой возможности. Теперь вот еще и продюсерам объяснять, почему у них главный актер исчез в неизвестном направлении… - Благодарю за понимание, - Брэндон послал ей благодарную улыбку, а после, когда их наконец оставили наедине, снова обратил свой взор к Ярду. Тот все еще стоял в стороне, но в итоге все же пересилил себя и, приблизившись, сел на край дивана. Подальше от Брэндона, что конечно не могло не позабавить. - Я… слушаю. - Хм… - Брэндон задержался взглядом на соблазнительно открывшейся благодаря распахнутому халату ноге, и вообще на всей хрупкой фигурке – такой желанной, такой доступной, такой близкой, и в то же время пока еще слишком далекой. Он ведь не хочет пугать его опрометчивыми действиями? Правильно, не хочет… Так что, отбросив пока все лишние мысли, брюнет сосредоточился на главном, раздумывая, с чего лучше начать… и все же решил начать с начала и сказать ему все прямо, как оно есть, ведь смысла скрывать правду уже не было. – Все мы – и я, и Линда, и Ран, и ты теперь тоже – являемся демонами. Не пугайся – это не имеет ничего общего со всеми этими байками о существах из ада. Мы живем на земле как обычные люди, но отличаемся от них нашими способностями - например мы можем перемещаться в любое желаемое место всего за несколько секунд, но об этом ты и так уже знаешь, и я, и Линда, и все остальные демоны постоянно этим пользуются, если конечно рядом нет обычных людей – они знать об этом естественно не должны. И, как ты понимаешь, материализовались мы тоже не из воздуха. Не буду тебя сейчас грузить историческими изысками, главное, что демоны бывают двух видов – простые, вроде тебя, которых такими сделал один из Наивысших, и сами Наивысшие… которые превратились в демонов, будучи проводниками. Ярд изумленно округлил глаза, никак не ожидая этого услышать. - Ч… что? То есть… то есть ты… - Да, Ярд. Я был проводником, но в силу определенных обстоятельств моя внутренняя тьма заполнила меня целиком и в итоге просто вышла из под контроля, уничтожая все светлое, и тем самым пробуждая скрытые во мне способности ангела, которые и сделали меня тем, кто я есть сейчас. По сути своей я и есть ангел, только темный, «падший», ведь получил свои способности не от светлых сил Эльвейса, а от тьмы, заполнившей все мое существо. Но называть себя «демоном» мне как-то нравится больше. - И… как это произошло? – Ярд полностью погрузился в получение этой новой информации – ему не терпелось узнать больше о том, о чем он и понятия не имел до этого момента. Эйри никогда не упоминал ни о каких демонах… - Ох, это слишком долгая история, - Брэндон негромко рассмеялся, найдя очаровательным его любопытство, но история и правда была долгой, а сейчас нужно сосредоточиться на главном. – Как-нибудь обязательно об этом расскажу, сейчас же тебе нужно просто понимать, что Наивысших демонов только двое – я и Ран. Он тоже стал демоном, будучи проводником. - А в чем отличия? Между обычным и… Наивысшим? - Наивысший может обращать людей в демонов. Может по глазам читать прошлое. Он в принципе более сильный и тьмы в нем намного больше, ведь именно благодаря тьме возможно провести столь сложный ритуал обращения простого человека в бессмертное существо высшего порядка… Но возвращаясь к твоему изначальному вопросу на счет Рана. Понимаешь, Ярд… Мы с Раном стали демонами при абсолютно разных обстоятельствах. Меня заполнила тьма и ненависть в целом ко всей системе, а он… он потерял любимого человека. Ярд ничего не ответил, но буквально впился взглядом в Брэндона, чувствуя, что это и правда очень важно… что он должен об этом знать. - Ран был связан с обычным человеком, как и вы с Эйри. Они любили друг друга и были счастливы, но… Его возлюбленный попал под машину, а Ран не смог его спасти. Он… знаешь, у него ведь и без того было очень тяжелое прошлое, он ненавидел свою сущность смерти, а когда не стало возлюбленного… тьма, как и в моем случае, вышла из-под контроля и, затопив Рана целиком, сделала из него демона. Именно поэтому он так отреагировал на твое появление – прочитав по твоим глазам информацию из твоего прошлого, он понял, что я в буквальном смысле отнял у проводника связанного с ним человека, также как жизнь отняла его собственную любовь, а я не имел права этого делать, ведь знаю, через что прошел Ран после этой потери. Но я бы никогда так не поступил, если бы не был уверен, что тем самым не рушу жизни, а спасаю. - То есть ты меня спас, получается? – тихо спросил Ярд, уже просто не зная, за какой обрывок мысли зацепиться – их было слишком много. - Да, - просто кивнул Брэндон. – Я не отрицаю того, что вы любили друг друга, но то, как вы жили… это же не жизнь, Ярд. Ты трясся в страхе, что постареешь и умрешь, а Эйри найдет себе другого, а Эйри в свою очередь переживал из-за твоих истерик и был скован по рукам и ногам, ведь что бы он ни делал, как бы ни старался, лучше не становилось. Быть может тебе будет больно это слышать, и возможно ты возненавидишь меня за эти слова еще сильнее, но ваши отношения основывались лишь на том, что вы остались одни в этой огромной безразличной к вашему горю вселенной. И конечно же вы уцепились друг за друга, как за мнимый спасательный круг, не осознавая, что тем самым еще сильнее топите себя, дотла выжигаете все свои чувства, разрушаете себя этим самообманом. Вы попали в ловушку, из которой уже ни один из вас не мог выбраться – Эйри был связан с тобой вечной любовью, ведь любовь проводника и правда вечна и длится даже после смерти, а ты бы тоже никуда не делся, потому что Эйри был центром твоей вселенной, ты бы продолжал цепляться за него, изматывая и убивая его морально еще сильнее. В лучшем случае, ты бы в итоге просто сошел с ума, в худшем – покончил жизнь самоубийством, оставляя Эйри страдать и винить себя во всем случившемся. И, более того, оставляя страдать и того черноволосого проводника – он ведь тоже с тобой связан, пусть и насильственно, но все равно. И вот прихожу я и, как ты выражаешься, все рушу. Эйри получает свободу – благодаря тому, что ты стал демоном, любовные связи разрушились. И, что важнее всего, свободу получаешь ты. Тебе не нужно переживать о том, что ты состаришься, не нужно хвататься за Эйри, тем самым утягивая его в пучину собственных страданий – тебе вообще об Эйри больше беспокоиться не нужно. Да, я разлучил тебя с любимым братом, но разве это цена за то, что ты смог приобрести взамен? Вы оба живы, у вас все хорошо, вам больше не нужно страдать – ты ведь в этом меня обвиняешь? Что я уничтожил тот привычный комнатный ад, в котором ты пребывал в течение долгих девяти лет? Ярд изумленно моргнул, чувствуя себя… растерянным. То, что говорил Брэндон… это ведь была правда. Комнатный ад… страх, боль, истерики и короткие промежутки тусклого света в объятиях друг друга… - Мне… мне так страшно, Брэндон… - слова складывались сами собой, и Ярд даже не замечал, что дрожит всем телом, что по щекам катятся слезы. – Это ведь все, что я знал… все, чем я жил… Я просто не умею, не знаю, как жить по-другому… Ты… ты ведь правда разрушил мой комнатный мир, и я в отчаянии, я просто не представляю, что теперь делать, и как жить без той привычной боли, как жить здесь, в чужом непонятном мире… Я просто не смогу… - Сможешь, - Брэндон оказывается так близко, что Ярд снова чувствует его дурманящий запах, его тепло, и эту уже знакомую жажду тьмы, что подчиняет себе все чувства и ощущения… Мягкое прикосновение к щеке, от которого по телу бежит волна легкой дрожи, глаза в глаза, в которых хочется утонуть без остатка… и этот мягкий голос, проникающий, кажется, в самое сердце. - Ты справишься, Ярд. Я знаю, тебе страшно, знаю, тебе сложно, сложно доверять мне после того, что я сделал, но поверь, все, чего я хочу – чтобы ты был счастлив. Я знаю о тебе все, Ярд… О твоих страхах, сомнениях, желаниях, чувствах, и я понимаю тебя. Всегда страшно расставаться с тем, что стало таким привычным, и ты боишься, не можешь не бояться… потому что и правда пока не умеешь жить по-другому. Но я научу тебя, как. Если ты мне позволишь… И Ярд позволил. Позволил отнести себя в просторную комнату Брэндона. Позволил уложить на кровать и избавить от абсолютно не нужного сейчас халата. Позволил пока что легкое, почти невесомое скользящее прикосновение от ключиц до талии, вызывающее по всему телу новый отклик дрожи. И снова, как завороженный, он следил за каждым действием этого совершенного существа, за тем, с какой легкостью пальцы справляются с пуговицами, открывая все больше и больше прекрасного сильного тела, с каким небрежным аристократизмом он скидывает с себя всю одежду, а после оказывается непростительно близко… - Ярд… - и снова глаза в глаза. И дальше не существует ничего, кроме ощущения сильного тела, вжимающего его в поверхность кровати, губ, непрерывно скользящих по коже, рук, прижимающих к себе с такой потрясающей властной осторожностью, запаха, от которого хочется сойти с ума, и голоса, беспрестанно шепчущего его имя. Это больше, чем восхитительно. Больше, чем все, что можно себе представить… А уже после, когда Ярд, с непередаваемым ощущением внутренней наполненности самой прекрасной тьмой, впервые засыпает в его теплых объятиях… то вдруг ловит себя на мысли, что, быть может, и правда стоило все потерять. Ради того, чтобы сейчас чувствовать хотя бы одно его дыхание…