Влюбиться в смерть

Выполнение обязанностей смерти… Когда подобная рутина стала для тебя чем-то сверхъестественным? Было ощущение, будто ты и правда уже много лет не возвращался к работе столь полноценно, чтобы целый день заниматься только этим, не отвлекаясь ни на что другое. Провожать души, спасать людей, ждать призывов на крышах домов или в ветвях деревьев – все это было до ужаса знакомым, но все равно каким-то другим, не таким как раньше. А все потому, что теперь твоя жизнь перестала быть пустой. Илья… даже на расстоянии, даже когда твои мысли заняты совсем другим, ты все равно знал, что он есть, что он ждет тебя, что тебе будет куда вернуться. И это внутреннее ощущение – ощущение того, что существует тот, кто принадлежит тебе без остатка, и кому полностью принадлежишь ты сам – дарило непередаваемое чувство смысла собственной жизни, смысла всего, что ты делаешь, смысла каждого твоего вздоха. Теперь каждое свое движение, каждый шаг и поступок, ты неосознанно посвящал Илье, и ты просто не представлял, как же мог жить без этого ощущения, без возможности коснуться Ильи, увидеть его взгляд, услышать его голос, почувствовать жар его кожи… Это казалось невозможным, потому что сама жизнь без него – невозможна, и ты ни за что не вернешься в ту пустоту одиночества, в которой существовал столько лет, ни за что не лишишься того, что смог обрести в нем, в этом семнадцатилетнем подростке с глазами темной лазури, всего за какие-то несколько дней изменившем до неузнаваемости само ощущение жизни. Ты ведь и не жил вовсе… а потому и правда сделаешь все, чтобы защитить самое дорогое, что у тебя есть. Свою любовь. Вернувшись домой уже под вечер – изрядно вымотанный, но все равно счастливый просто от того, что буквально через несколько мгновений снова утонешь в лучистой синеве его взгляда – ты почти на пороге лифта столкнулся с Нейрой, к счастью выглядевшей значительно лучше, чем утром. - Знакомые все лица! – вы обнялись. – Устал? - Не поверишь, но да, в коем-то веке… Илья дома? - Дома-дома, но… - девушки изменилась в лице, из-за чего все внутри свело от нехорошего предчувствия. – Что-то случилось. Не знаю, что конкретно, он мне не ответил, но явно ничего хорошего. - Понял, - теперь увидеть Илью ты жаждал еще сильнее, поэтому поспешил в квартиру, откровенно злясь на так не вовремя заевший замок, проклиная ключ и все на свете, пока, наконец, не попал внутрь, мгновенно определяя место нахождение Ильи и даже забывая закрыть за собой дверь в квартиру, бросаясь к другой, в ванную. – Илья, открой, пожалуйста! Это я… И он открывает. И у тебя сжимается сердце, когда ты видишь это поникшее выражение со смесью тоски, непонимания, боли… - Клим… И вот он в твоих объятиях, отчаянно жмется, прижимает к себе, будто ты решение всех проблем и ответы на все вопросы. Мягко целуешь его в скулу, висок, ероша темные волосы, обнимая в ответ еще крепче, чтобы он чувствовал тебя, ощущал твое учащенное сердцебиение, чтобы и правда мог найти защиту в твоих руках. - Чщ… Все хорошо, я с тобой, видишь? Илюш… что случилось? И уже в комнате, сидя у тебя на коленях, он рассказывает о том, что сделали его чокнутые родители, о том ужасе, что ему пришлось пережить. А ведь ты думал, что шокировать тебя уже просто невозможно… - …Понимаешь, я привык, что они двинутые на голову, привык, что на день рождения получаю секс-игрушки вместо нормальных подарков, привык, что меня называют то Петей, то Андреем, даже привык к этим сборищам таких же психически больных придурков, но это… Клим, как вообще можно шутить такими вещами?! Я ведь… я ведь и правда поверил, что отец мертв, понимаешь? Неужели им настолько на меня плевать, что они играются с моими чувствами, как им заблагорассудится?! Я же не кукла, не игрушка, я живой человек, и со мной надо считаться, разве нет? Разве можно тащить меня на похороны и заставлять обливаться слезами, а потом с радостным видом заявлять, что это такой веселый розыгрыш, и теперь можно наконец сожрать этот долбанный торт, приуроченный ко дню их двести пятьдесят четвертого развода? У всего же есть предел, и у них он тоже должен быть, тогда почему они так поступают, объясни?! Я правда не понимаю… - Чщ, - ты успокаивающе гладил его по спине, хотя самого почти колотило от одного только этого рассказа. Ты просто не ожидал, что подобное вообще придет хоть кому-нибудь в голову, но видимо родители Ильи и правда превосходят все ожидания. В плохом смысле этих слов. – Я знаю, что тебе больно – они ведь в любом случае твои родители, а мы никогда не ждем такого предательства от близких людей, но… Нет, правда, я даже не знаю, что сказать. Мне… жаль, что меня там не было. - Угу, - Илья положил голову тебе на плечо и прикрыл глаза, глубоко выдыхая, тем самым легонько щекоча тебе шею своим дыханием. – Клим, я… собрал остальные вещи и перевез к тебе, ничего? - Ты еще спрашиваешь? – твоих губ коснулась улыбка, и ты поцеловал его в скулу, проводя затем кончиком носа по щеке. Илья тихо рассмеялся. - Знаешь… когда это случилось, мне так хотелось тебя увидеть. Просто увидеть, просто почувствовать, что ты рядом… - Илья немного помолчал. А затем добавил: - Если бы не Ник, не знаю, что бы со мной стало… Если до последней фразы ты чувствовал, как внутри тебя расцветают тысячи самых прекрасных цветов, то после нее тебя будто окатили ведром ледяной воды, и несколько мгновений ты просто не можешь осознать, что именно произошло, и как вообще такое случилось. - Что? – ты даже немного отстранился, глядя Илье прямо в глаза. – Ник? - Да, его тоже в это втянули, - Илья снова вздохнул, легонько поглаживая тебя кончиками пальцев по плечу. – Он был рядом, когда все это случилось, и… не знаю, он так поддержал меня. Даже вещи помог довезти, представляешь? - Вот как? – ты негромко усмехнулся, пряча глаза за длинной челкой. – Что ж… рад за вас. Ты плавно спихнул Илью со своих колен и поднялся, чтобы уйти – куда угодно, желательно куда подальше, только бы не видеть всего этого сейчас… не чувствовать этой душащей, вгрызающейся в самое сердце ревности, с которой ты уже ничего не мог сделать – она была сильнее тебя и даже сильнее любого здравого смысла. Но, кажется, Илья этого не понял. - Клим… Клим, ты чего? – в полнейшей растерянности Илья сначала просто смотрел тебе вслед, затем, осознав, что ты и правда собираешься уйти, вскочил и бросился за тобой, хватая за руку уже в коридоре, почти у самой двери. – Господи, неужели это из-за Ника? Клим, да что за глупости, это… это же полный абсурд! Ты же прекрасно знаешь, он мне всего лишь друг, и… - Друг? И как же тебя успокаивал этот твой «друг»? Нежно обнимая, пока ты рыдал у него на плече, да?! – остатки самоконтроля самоуничтожились – ты больше не мог сдерживать ни себя, ни свои чувства, а этот невинный непонимающий взгляд порождал лишь еще больше злобы. – Ну конечно, а как иначе – какая потрясающая сцена, друг приходит на помощь другу и поддерживает его в сложной ситуации! А потом что? Вспыхнула искра, что-то в сердце шевельнулось, и все, прощай, Клим, я люблю другого?! - Господи, да что ты вообще несешь? – непонимающие глаза превратились в возмущенно-злые. – Какая еще искра?! Когда вообще поддержка в трудной ситуации стала приравниваться к измене? А если с Шаксом случится беда, или с Нейрой, а ты пойдешь их успокаивать, мне тоже нужно будет закатить скандал на тему того, что ты меня не любишь?! - Это совсем другое! – прошипел ты, чувствуя, как все внутри разгорается убийственным пожаром. А еще все усугублялось тем, что в голове, как назло, снова всплыла эта проклятая логическая цепочка – если Эльвейс все-таки отберет у тебя Илью и сотрет ему память, тот в конечном счете будет принадлежать именно Нику, и как же удачно, что он решил проявить чудеса «дружелюбия» именно сейчас. Будто чувствовал – недолго еще ждать осталось. – Не сравнивай мои отношения с Шаксом с твоими невнятными контактами с Ником! Он спит и видит, как бы тебя завалить, а ты и рад подставиться? А, или, может, вы уже давно с ним трахаетесь, просто это тоже входит в понятие вашей крепкой и тесной «дружбы»?! - Ты не выносим!!! – прорычал Илья, обдавая тебя волной своих эмоций. – Может мне и правда пойти и предложить ему себя выебать, чтобы ты, наконец, успокоился?! Или лучше давайте сразу вдвоем, чего уж там – посмотрим, кто из вас лучший е… Звонкий удар ладони по щеке – и Илья замолкает. Вместе с этим стихают все звуки, погружая квартиру в густую тишину, и только в этот момент ты, наконец, понимаешь, что наделал. Понимаешь по этому льдистому ошарашенному взгляду, по горящей от боли ладони, по тому, что именно ты кричал ни в чем неповинному брюнету, как обычно не справившись со взрывом своих эмоций. Ему ведь было так плохо… Он столько пережил за сегодняшний день, а ты… Злость, ревность, ярость уходят, будто их и не было, сменяясь страхом и бешеным чувством вины – это очередная твоя, и только твоя ошибка. И за нее Илья вполне может тебя не простить. Впрочем, он больше ничего не говорит, лишь в последний раз бросает на тебя этот убийственно-холодный взгляд, и уходит в комнату, захлопывая за собой дверь, а ты сползаешь по стене на пол, впиваясь пальцами в длинные пряди, со страшным осознанием, что это конец. Ты только что, своими руками, разрушил все, что у тебя было, и виноват в этом только ты сам. Сейчас Илья соберет свои вещи и навсегда уйдет из твоей жизни, а ты… ты останешься здесь, умирать морально, с чувством вины и жгучей ненависти к самому себе. Но это даже к лучшему. Больше Илье не придется страдать рядом с таким неуравновешенным психом, а в том, что он уже никогда не вернется и никогда не захочет быть с тобой, ты даже не сомневался. Но он вернулся. - Ну, и? Это все?! Ты поднял голову, бросая потрясенный взгляд снизу вверх на его рассерженное лицо – так, будто Илья был лучом света, снизошедшим до тебя с самих небес. - Ч… Что? - Я спрашиваю, так и будешь там сидеть, как безвольная тряпка, или все-таки попытаешься сделать хоть что-нибудь? Это, по-твоему, нормально – вспылил, наорал, обвинил в неверности, ударил, теперь сидишь тут, как пень, даже не пытаясь принести извинения, да ты хоть знаешь, как больно бьешь?! Чем я вообще заслужил такое обращение? - Ничем… - выдавил ты, опуская взгляд, и чувствуя, как дрожь становится все ощутимее. – И… я пойму, если… ты уйдешь. Быть может, с Ником тебе и правда… будет лучше. - Что?! – Илья опустился прямо перед тобой и, схватив за подбородок, дернул вверх, заставляя смотреть себе в глаза. – Какой еще Ник, придурок?! Какое уйти?! Или… ты что, правда решил, что я тебя брошу?! - А разве нет? – ты был абсолютно уверен, что иначе никак – на этот раз ты и правда перешел все мыслимые и немыслимые пределы. Поэтому ты никак не ожидал, что Илья буквально вопьется в твои губы поцелуем – сильным, злым, зубами прихватывая нижнюю и сжимая челюсти, вырывая из тебя стон неожиданной боли. Но даже в эту боль… ты просто не верил. - Сколько раз мне вбивать в твою тупую башку, что я люблю тебя? Не то, каким хорошим ты можешь быть, не то, какой ты красивый и замечательный, а именно тебя – со всей твоей несдержанностью, страстью меня смущать и вгонять в неловкость, со всеми вспышками ярости, злости или ревности? Что мне, черт возьми, сделать, чтобы ты это понял, объясни? Потому что я уже не знаю, какие слова подобрать, чтобы до тебя достучаться! - Илья… - ты потрясенно смотрел в его сердитые, но все равно наполненные такой любовью глаза, и не мог найти, что сказать в ответ, ведь правда не верил… не верил в возможность такого счастья. Но Илья и не дал тебе ничего ответить – обхватив твое лицо руками, он почти уткнулся лбом в лоб, не разрывая визуальный контакт, и продолжил – тихо, но уверенно: - А теперь слушай сюда. Я не собираюсь валить ни к какому Нику. И ни к кому другому валить я не собираюсь тоже. Я люблю тебя, тебя, и только тебя, и никто другой мне не нужен, мне и одного сексуально озабоченного маньяка достаточно, ясно тебе? И даже не думай от меня куда-либо деться – ты мой, целиком и полностью, и все эти припадки тоже мои, и истерики мои, всё моё, понял? Поэтому выбей уже эту дурь из своей башки и наконец трахни меня, потому что я просто убью тебя, если ты этого не сделаешь! И Илья снова, проявляя не терпящую возражений инициативу, впивается в твои губы, почти перебираясь на твои колени и вжимая тебя в стену, целуя с такой неистовой страстью, что по началу ты даже не мог подстроиться под этот бешеный темп, все еще не веря, что Илья - по сути беспомощный хрупкий человек – проявляет потрясающую моральную силу, снова оказываясь намного сильнее тебя… И ты уже не можешь бездействовать – ты с силой прижимаешь его к себе, с той же страстью отвечаешь на поцелуй, позволяешь кусать и вообще делать все, что угодно, потому что чувство вины, благодарности и желание исправить собственные ошибки становятся почти невыносимыми, они душат также сильно, как этот поцелуй, в котором вы оба задыхаетесь, но не можете оторваться друг от друга. Нужно… нужно что-то придумать, что-то, что станет искуплением вины, что-то действительно существенное… А вы тем временем уже оказываетесь в спальне – Илья почти швыряет тебя на кровать, забираясь сверху, снова тянется к губам, кусает, целует, судорожно пытается расстегнуть пуговицы, но путается в них и просто рвет податливую ткань, пока ты, в восхищении от такого Ильи, буквально замираешь, когда он на несколько мгновений разрывает поцелуй, чтобы стащить с тебя одежду, и чтобы скинуть ее с себя самого. И вот он снова, как голодный дикий зверь, нависает над тобой, смотрит с этим бешеным страстным огнем в глазах… И ты, наконец, понимаешь, что можно сделать. - Илья, - притягиваешь его к себе за шею, чтобы добраться до уха и прошептать, не сдерживая усмешки. – Давай… возьми меня… Кажется, эта фраза вызывает слишком много эмоций – он тут же снова пытается поймать твой взгляд, будто желая удостоверится, что это такая забавная шутка, но… ты не шутишь. И Илья, окончательно в этом убеждаясь, снова впивается в тебя поцелуем – еще более страстным, еще более чувственным. Полным искренней благодарности. - Я… Господи, Клим… Я постараюсь быть осторожным, - шепчет он тебе прямо в губы, становясь таким серьезным, что ты смеешься, вручая ему флакон со смазкой. - Охотно посмотрю на то, как ты будешь пытаться сдерживаться. - Клим! – он кусает тебя за нос, кажется смущаясь. – Тебе обязательно быть активом даже тогда, когда ты снизу? И ты снова смеешься. И снова притягиваешь его к себе за шею, игриво прикусывая губу и глядя на него со своими неповторимыми веселыми искорками во взгляде: - Ну так переплюнь меня… За это он снова награждает тебя ощутимым укусом, тут же углубляя поцелуй, а ты сильнее раздвигаешь ноги, чтобы ему было удобнее. Еще несколько секунд… и ты чувствуешь его руку, чувствуешь пальцы, приставленные к твоему входу, и лишь стараешься расслабиться, чтобы… Это больно. Полное отсутствие болевых ощущений в твоей жизни делают каждое его достаточно осторожное действие весьма болезненным, и ты не сдерживаешь сиплого выдоха, когда он добавляет второй палец, начиная плавно тебя растягивать, то проникая глубже, то почти покидая твое тело. Да, во время секса ты часто пропускал его ощущения через себя, но сейчас все было иначе, сильнее, чувствительнее… Короткие поцелуи в шею отвлекают, и ты ныряешь пальцами в его мягкие волосы, прикусывая губу и стараясь сосредоточиться на его близости. Ваши глаза снова встречаются. - Ты как? – сколько же беспокойства в голосе… ты улыбаешься. - Живой, как видишь. - Тогда потерпи… хорошо? – он вовлекает тебя в еще один поцелуй, и ты вздрагиваешь, чувствуя, как он пытается добавить третий палец, что вызывает слабый стон и неконтролируемые попытки сжаться. – Чщ… Клим, пожалуйста, расслабься… - Слушай, может мы ошиблись, надо было с самого начала… запихать тебя в активы, м? – ты снова смеешься и, понимая в чем проблема, чуть приподнимаешься и наливаешь ему на руку больше прохладного геля, затем мягко целуя в пылающую от смущения щеку. – Давай, Илюш, продолжай, я весь твой. - Сволочь… На этот раз и правда выходит легче – ты морщишься от болезненных ощущений, но все равно стараешься расслабиться, обнимая его за шею и целуя в висок, стараясь вчувствоваться в это непривычное ощущение потери контроля, доверия себя другому, в это чувство чужого тепла внутри… Илья переживает, поэтому часто сбивается, но все равно действует достаточно уверенно, продолжая поцелуями в шею отвлекать от тянущей боли, и ты просто не можешь не отозваться на его старания, на то, как он пытается быть осторожным… на то, что это первый раз, когда ты вот так ему отдаешься. - Клим… как думаешь?... – он не заканчивает фразу, но ты и так понимаешь, о чем тебя спрашивают. - Да… давай, - притягиваешь его к себе, обнимая ногами за талию, и выдыхаешь, когда ощущение его пальцев исчезает, оставляя после себя лишь тянущее чувство пустоты. Он замирает, глядя тебе в глаза, убирает несколько прядок с твоего лба и выдыхает – так, что все внутри тебя буквально трепещет от этих слов: - Я люблю тебя… И в тот же миг – боль, сильная, разрывающая на части, ты чудом сдерживаешь крик, потому что просто не хочешь, чтобы он останавливался, но даже его медленная осторожность не делает лучше. Кажется, впиваешься ногтями ему в спину, до боли кусаешь собственные губы, и лишь отдаленно слышишь, как он снова просит тебя расслабиться. Ощущаешь мягкий поцелуй на своей щеке. - Ты как? – он смотрит на тебя с все тем же беспокойством, и почему-то одно понимание того, что Илья полностью внутри тебя… вызывает какие-то новые незнакомые чувства. – Больно?... «Больно»… Хах. Осталось только пустить слезу и до ужаса смущенным голосом ответить «пожалуйста, будь со мной нежным». Или это надо было говорить еще раньше?... - Ты по-моему забываешь, кто перед тобой… вернее под тобой, - одним сильным движением меняешь вас местами и, превозмогая боль, сам насаживаешься на него, не сдерживая короткого стона и довольной усмешки от этого совсем растерявшегося выражения лица. – Ну, или, если быть совсем точным, уже над тобой. - Вот ты это специально, да? – Илья, прекращая обращаться с тобой, как с нежным хрупким цветочком, делает резкий толчок, и ты чуть ли не шипишь, морщась, но все равно сжимаешь его в себе, чтобы прочувствовать еще сильнее. – Тебе даже сейчас надо показать, кто тут главный актив всех времен и народов? - А это разве не так? – и ты снова провоцируешь его этим насмешливым взглядом, сексуально закусывая губу, медленно приподнимаясь и вновь насаживаясь на его член, чтобы он совсем потерял голову, чтобы сжал пальцы на твоих ягодицах и резко дернул на себя, проникая еще глубже, вырывая из тебя еще один протяжный стон, утягивая к себе за шею и впиваясь в губы, полностью отдаваясь этой страсти, этой новизне ощущений и необычности позиций. Тебе больше не больно – ты весь сгораешь в пламени его жара, в этих сумасшедших порывистых движениях внутри себя, в ваших диких, почти животных поцелуях, и тебе нравится, что Илья такой резкий, несдержанный, в чем-то грубый, но как никогда прекрасный… Ты никогда не отрицал, что он мужчина, и никогда не делил вас на пассива и актива – вы просто наслаждались друг другом так, как было понятнее и, наверное, удобнее вам обоим, поэтому сейчас, увидев и прочувствовав его с этой новой сильной стороны, ты буквально сгорал в его объятиях, с сумасшедшей отдачей двигаясь навстречу, с наслаждением ощущая его бессчетные укусы и поцелуи, целуя и кусая в ответ, наслаждаясь каждой секундой вашего единения, этого ощущения принадлежности ему, ощущения его власти над тобой сейчас, в данную секунду, когда весь мир снова перестает существовать, оставляя лишь ваши стоны, жар вашей кожи и эти ненасытные прикосновения друг к другу. Стать ближе, чем сейчас – просто невозможно, но тебе этого мало, тебе всегда его мало, а потому ты целуешь еще более страстно, просишь быть еще более резким, и Илья исполняет твою просьбу, и ты совершенно сходишь с ума от этого вихря ощущений, туманящего разум, не сдерживаешь голос, когда чувствуешь его ладонь на члене, и буквально умираешь самой прекрасной смертью, когда все твои чувства сходятся в одной точке и толкают тебя к краю пропасти, выражаясь в крупной, все более усиливающейся дрожи, в запрокинутой назад голове, в громком стоне, оглушающем даже тебя самого… И самое восхитительное из этого – чувствовать, как он кончает вместе с тобой, сжимая пальцы еще сильнее, насаживая тебя еще глубже, выкрикивая твое имя в порыве экстаза, и ты ловишь его губами, сливаясь с ним в очередном глубоком ненасытном поцелуе, в ощущении его близости, в ощущении жара внутри тебя, в собственной любви к нему, которую просто невозможно выразить ни словами, ни действиями, лишь только отдать, без остатка, вместе со всем, что у тебя есть, отдать ему всего себя и ничего не попросить взамен, потому что ты просто не можешь иначе, и знаешь, что и он по-другому не может… Неужели мы можем быть вот так вот близко, видеть друг друга, ощущать друг друга, любить друг друга? Неужели ты нашел меня, а я тебя среди тысячи лиц, миллионов душ, миллиардов имен? Неужели это и правда происходит с нами?... - Клим… - выдох на ухо – ты буквально опадаешь в его объятия и еще долго не можешь восстановить дыхание, утыкаясь носом в шею, снова и снова утопая в его потрясающем запахе, все еще чувствуя его внутри себя… - Ты… прости, кажется, я был слишком резким… - Да? А по-моему, это было восхитительно, - ты слегка отстраняешься, и, желая смутить его еще больше, понижаешь голос до сексуального шепота. – То, как ты не мог сдержаться... то, как я чувствовал тебя… каждое твое движение внутри… - Кли-и-им! – он прячет лицо в ладонях, а ты искренне смеешься, целуя в скулу и шею. Ты не соврал – тебе и правда понравилось. Тебе в принципе нравилось всё, что ты с ним делаешь, что он с тобой делает… - Ты такой милый, - это непередаваемое чувство заполненности сменяется пустотой, ты лишь слегка морщишься, но все же слезаешь с него и ложишься на спину, укладывая Илью на себя, крепко сжимая в объятиях и снова целуя. Да… все-таки так определенно привычней. – Надеюсь, тебе понравилось, хм… быть сверху. - Спрашиваешь? – Илья выдыхает и чуть приподнимается, с безмерной благодарностью заглядывая в твои глаза. – Я даже не думал, что… ты правда мне это позволишь. Позволишь… - Илья, я же говорил, для меня нет разницы. Да, не спорю, сверху мне как-то привычнее и комфортнее, что ли, но… если ты захочешь того же самого, не вижу причин этого не сделать. Просто раньше нас все устраивало, а сейчас… сейчас выдался весомый повод. - То есть это ты в качестве извинений решил дать себя поиметь? – Илья улыбнулся, целуя тебя в губы. – Я бы и так тебя простил, просто… правда, выбрось уже всякую дурь из своей головы, а то у нас каждый фонарный столб будет поводом для примирительного траха. Ну а вообще… правда. Спасибо… И он втягивает тебя в долгий, мягкий поцелуй, и ты прижимаешь его к себе сильнее, желая окончательно раствориться в этих ощущениях и никогда больше не возвращаться к реальной жизни. Там будут обязанности, проблемы, совет, на котором решится ваша судьба, и завтра ты обязательно во всех мельчайших подробностях продумаешь то, чем будешь аргументировать свою позицию, но только не сейчас. Сейчас существуете лишь вы двое, и самое главное - чувствовать его в своих объятиях и понимать, что в этом человеке и правда сосредоточилось всё твое счастье… вся твоя жизнь.