Влюбиться в смерть

*Сначала весело, потом грустно...как-то так. Кстати, вторая часть писалась под музыку Numb (dubstep remix)(Linkin Park cover)* Подходя к своему дому, я ощущал, как мое сердце тревожно сжималось. Я предчувствовал, что ничего из этого похода хорошего не получится. Хотя бы потому, что мои родители, наверняка, все еще находились там. Клим молча шел рядом, засунув руки в карманы и смотря по сторонам, иногда сморщиваясь, как будто ему было больно, и на несколько секунд останавливаясь. Но все равно потом продолжал идти. Я почему-то не решался спросить у него, что все это значит. Не хотел. Может, потом как-нибудь… Когда я вошел в подъезд, то услышал странную громкую музыку. Она была похожа на смесь рока, который периодически прерывала попса. У меня закрались смутные сомненья… И, как всегда, мое чутье меня не подвело. Да-да, источником сей адской музыки была моя квартира. Помявшись несколько минут на пороге, я, вздохнув, нажал на звонок. Почти сразу же дверь открылась, и передо мной предстало…нечто. Какая-то незнакомая тетка: лицо перемазано зеленой краской, платье темно-болотного цвета, черные ботфорты до колена типа тех, что были у Нейры. Только сестре Клима на вид семнадцать лет, а этой женщине было лет сорок пять-пятьдесят. – Вы принесли жертвенную крысу? – возбужденно, сверкнув безумными глазами, спросила она. – Что? – только и выдал я. Что она тут делает? Кто она? И вообще, кто все эти люди, снующие за ее спиной? Вот, например, к двери подбежал мужик, больше походивший на водоросль: весь в каких-то зеленых нитках и тоже перепачканный зеленой краской. У нас что, беглых психов укрывают? – Если вы с крысой, то проходите, а если нет – проваливайте! – Пенечек, не бузи, это мой блудный сын вернулся! – услышал я радостный голос своей мамаши, а потом увидел и ее саму. Волосы в чем-то зеленом, платье такое пышное и тоже темно-зеленое. Ну и макияж, куда ж без него! Накладные ресницы аж выше бровей и зеленые тени, – Проходи...те. Ну коль ты не один пришел. – Я за вещами, – буркнул я и, схватив за руку Клима, которого все происходящее ужасно забавляло, втянул в квартиру, распихав по дороге мать и водоросль. Потом столкнулся с еще парочкой персонажей, идентифицировать которых я не осмелился. – Сын, ты съезжаешь?! О боже, наш сын вырос!!! – воскликнула она, – Кстати, вы не прошли инициацию! – Чего? – Вас должны инициировать! Да, и к тебе в комнату сейчас нельзя, там проходит обряд… – Да срать! – с этими словами я распахнул дверь в свою комнату и увидел… на моей кровати отец кувыркался с какой-то бабой, при этом оба радостно блеяли, – Что за?! – А, это новенькая, инициацию проходит, – ответила мать и сказала, с гордостью за мужа, – Он у меня такой молодец! Погляди, как старается! – Почему на моей кровати?! – заорал я. – Ой, да ладно, что с ней будет, – хихикнула мать, – К тому же, сегодня седьмая ночь по марсианскому календарю! А это значит, что сегодня день водно-болотных угодий! И пофиг, что он в феврале, мы решили отметить его сегодня! С криками, плясками и травой! – О нееет! – простонал я, заходя в комнату и стараясь не смотреть на отца с этой девкой, у которой, кстати, были кудрявые светлые волосы и довольно неплохая фигура…так, о чем это я! Подошел к шкафу, вытащил дорожную сумку и стал наспех запихивать туда вещи. – Меееее, я кончааааюююю! – проблеял отец. Меня чуть не стошнило. – Клим, пошли отсюда! – я застегнул сумку и уже собрался выйти, но мать преградила мне путь. – Илюш, ты такой злюка, – мурлыкнула она. Я так опешил, что аж рот открыл. Она впервые назвала меня по имени! – Ты зашел в наше логово, и не уйдешь отсюда простым смертным! И твой друг, кстати, тоже… – Я с отцом спать не буду! – отрезал я. – А и не надо, – усмехнулась она, – Мы тебе травки дадим, с тебя и этого хватит. – Что за… – только я открыл рот, как мне уже в него запихнули какую-то траву. Клим, все это время с интересом наблюдавший за нами, попросил эту хрень сам. Я попытался выплюнуть, но он закрыл мне рот ладонью и тихо прошептал: – Проглоти. Я что-то промычал, но подчинился. Ну, он же сам попросил… Кстати, она была не такая уж плохая на вкус. Трава и трава. – И че? – никакого эффекта на меня эта дрянь не оказала. – Ты сегодня лаконичен, – усмехнулся Клим, в свою очередь дожевывая свою. Я посмотрел на него и вдруг все как-то преобразилось. Стало такое желто-зеленое. И он тоже желто-зеленый. Красивенький такой… – Ми-ми-ми, – улыбнулся я. Я видел, как его зрачки расширились, и он тоже улыбнулся. – Ты прекрасен в зеленом цвете, – усмехнулся он и вдруг прижал меня к себе. Я вдохнул его знакомый и уже родной запах, к которому сейчас примешался привкус болота. – Знаешь, Клим…Я хочу яблок! Зеленых! – Сыночка…боже, я люблю тебя, весь в траву пошел! – всхлипнула мать и стала тискать в объятиях нас обоих. – Мееее, я лаааама! – проблеял отец, прыгая по кровати. – А я теперь…а кто я теперь? – спросила его блондинка, затягиваясь сигареткой. – Ну…ты тоже лама, – улыбнулся он. Она несколько секунд над чем-то раздумывала и начала прыгать вместе с ним. Ее грудь колыхалась на ветру…какой к черту ветер в квартире, а? – Клим, а что это была за какашка? – спросил я почти счастливо, впадая в некую прелесть. – Трава-зеленушка, выведена относительно недавно. Да и какая к черту разница, раз все такое зелененькое! – И вправду. А давай… – Давай! – согласился он, впиваясь в мои губы. – Вау! Зеленые голубые! – радостно воскликнула блондинка, переставая прыгать. – Растет сын, – всхлипнул отец, – Подождите…мой сын голубой?! Он должен быть зеленым! – А я русалка! – всхлипнула мать, – А знаете…жить здорово! Все, оставьте их…пусть пройдут инициацию друг с другом! Нам пожелали удачи, все ушли и закрыли дверь. Я посмотрел на Клима. – Что делать будем? – Ну, если хочешь, то можем последовать совету твоей матери, – усмехнулся он, – Но я бы не стал, а то эта трава несколько…необычная. Хотя, по-моему, тебя это не особо волнует. – Ну… – протянул я, уже пожирая Клима глазами. Хочу его. Прямо здесь и сейчас, на моей кровати! Он прекрасно это понял и свалил меня на уже помятое покрывало, больно впиваясь в мои губы. Он меня ТАК страстно еще никогда не целовал, чтобы прям крышу сносило! Не знаю, в какой степени я мазохист, скорее всего, в нулевой, но когда тебя кусают то за язык, то за губы, это так заводит! А он уже полез рукой мне под майку, добрался до сосков и с силой сжал один так, что я вскрикнул от боли. И тут же у меня в паху все среагировало, захотелось нахрен сбросить эти шорты и прижаться к нему возбужденной плотью, чтоб хоть немного сбросить это мучительное напряжение. И только я собрался что-либо сделать… – Чарочка моя, серебреная, на золотое блюдечко поставленная! В комнату с пением ввалилось шесть человек типа в русских народных костюмах, зеленых таких. И с рожами зелеными…а если учесть то, что у меня теперь весь мир зеленый, даже Клим, то я не знаю, во что они там были одеты. Кстати, в зеленом цвете моя комната смотрится вполне прилично! Так, а на чем мы остановились? Ах да, нам с Климом помешали… – А ну-ка пошли все вон! – крикнул я. – Итак, мы ведем репортаж с места событий! Сейчас мой сыночек станет взрослым! – в комнату за этими тетками с камерой вплыла мать, – Как вы себя чувствуете? – Пошли отсюда! – процедил я, выползая из-под Клима, хватая дорожную сумку и устремляясь к выходу. – Стойте! Вы что, не останетесь с нами обедать? – воскликнула мать, – У нас будут маринованные поганки…да стойте же вы! Но мы уже свалили. Я покрутил головой, переводя дух, и посмотрел вокруг. По-прежнему все зеленое. – Клим, избавь меня от этой зелени! – Успокойся, ее действие через пару часов само пройдет, – ответил он. Потом заглянул мне в глаза…Все-таки видеть зеленого Клима непривычно. Даже кожа, и та зеленая! – Ты похож на лягушку, – вдруг брякнул я первое, что пришло мне в голову. На его немигающий взгляд я попытался ответить, – Ну…ты не подумай, жабы красивые! Зеленые такие. И глаза тоже у них яркие такие…Ну и ты тоже зеленый, вот я и сказал…Что я несу? – Может, превратишь меня тогда в прекрасного принца? – улыбнулся он, изогнув одну бровь, и тут же поцеловал меня. Хочу нормальный поцелуй, а не с привкусом водорослей! Хотя…мне все равно, лишь бы с Климом. *** – Как ты? – спросил Эйри, но брат не ответил. Его лицо ничего не выражало, одно безразличие, но Эйри знал, что внутри у Ярда творится молчаливая истерика и дома их ждет очередной скандал. Так и оказалось. Стоило им переступить порог своей квартиры, как Ярд кинулся в комнату и с силой хлопнул дверью. Эйри тут же последовал за ним. – Ненавижу! Ненавижу эту твою жизнь! – закричал Ярд. Эйри кинулся к нему, желая успокоить, но тот лишь отскочил от него, – Ты не можешь даже провести со мной день! Единственный день в году!!! – У меня были дела… – пролепетал он. – Нет! Не было у тебя никаких дел!!! Это все неправда! Как же я все это ненавижу! И тебя больше всего! Тебе вообще на меня наплевать! Наплевать даже на то, что у нас сегодня день рождения! – Замолчи, прошу… – прошептал Эйри, но Ярд его не слышал. По его щекам текли слезы, а он продолжал кричать, не замечая ничего. – Ты видишь?! Видишь, что со мной происходит?! Я старею! Сегодня мне двадцать шесть – тебе семнадцать! И когда мне будет сорок пять, тебе тоже будет семнадцать! И когда я буду умирать где-нибудь в канаве от старости и болезней, тебе, опять же, будет семнадцать!!! Я старею, и мы уже не близнецы! Теперь я похож на твоего старшего брата! А потом буду похож на отца! А дальше на кого? На дедушку?! Это невыносимо! Я изменился внешне, а ты нет! Конечно, ты же будешь жить вечно! А я буду совсем скоро гнить в земле! Ненавижу! Ненавижу… Ярд сполз на пол и, закрыв лицо руками, зарыдал, больше не в силах сдерживать себя. Эйри тут же подбежал к нему и крепко обнял, решив не отпускать его из объятий, ни при каких условиях. – Оставь меня! – сквозь слезы крикнул Ярд и даже несильно ударил брата в грудь, после чего вновь зашелся в приступе истерики. Эйри гладил его по голове, как раньше, в детстве. А зияющая черная дыра разрасталась в его сердце все больше и больше. Ярд прав: он не вечен, в отличие от брата-смерти. Вот такая злая шутка судьбы, когда один брат вечно будет молодым, а его близнец постепенно начнет стареть. Эйри прекрасно это понимал. Ему невыносимо было видеть брата в таком состоянии, когда тот рыдал от отчаяния. Ярд перестал улыбаться тогда, когда его близнец стал смертью. С тех пор в его вечно смеющихся карих глазах поселилась обреченность, которая вскоре привлекла своих лучших подруг: отчаяние, безразличие практически ко всему и дикую обиду на мир. Ярд всегда был в душе ребенком, зато его брат очень рано повзрослел. И ему невыносимо было смотреть, как Ярд с каждым днем становится все более замкнутым и нелюдимым. И Эйри ничего не мог сделать, ведь знал, что он сам человеком уже никогда не станет, а Ярд не будет бессмертным. – Я никогда тебя не оставлю, – прошептал он ему на ухо, – Что бы ни случилось, мы все равно одно целое и будем вместе. – Я люблю тебя, – ответил ему такой же голос и тонкие губы Ярда коснулись точно таких же. И в этом поцелуе было столько боли и отчаяния, которое Ярд просто не в силах был выразить словами… Сердце Эйри разрывалось, ведь он знал, что чувствует сейчас брат. И Эйри, хоть внешне и оставался спокойным и даже мог как-то успокаивать брата, чувствовал ту же пустоту и обреченность, с которой ничего не мог сделать. Он понимал, что его вторая половина может однажды навсегда исчезнуть, а он так и останется бродить по этой земле – в жутком, раздирающем сердце одиночестве. Ничего нельзя сделать…он любил брата больше, чем кого бы то ни было, и просто не представлял, как однажды эту любовь дарить будет некому. Не представлял, но все равно знал – это неизбежно. Они оба знали. И от этого хотелось в бессилии упасть где-нибудь и умереть… вместе. Но даже этого они сделать не смогут… никогда.