***
Маринетт не нравилось все, что с ней происходило последние пять лет. Психологическому здоровью не очень идет на пользу пятилетняя защита Парижа от постоянных… злодеев и главного злодея в отдельности. На окраине Парижа есть замечательное укромное место, где все события, которые она будет просматривать как наяву перед сном и во время сна, которое возникает перед глазами каждый раз, как она закрывает глаза. Заброшенные здания и много деревьев, в которые она много раз во время битвы приземлялась, как бы ни было больно, расцарапывая нежную девичью кожу до глубоких ссадин, через время превратившихся в еле заметные шрамы. Прихрамывающий Кот с потерянным взглядом и взъерошенными волосами и Алья, полная боевой готовности, но еще не понимающая, что защищать нужно саму Ледибаг и Нуара. Или спасаться самой. Вайперион, так вовремя оказавшийся неподалеку от дома Маринетт, так же был в замешательстве из-за обилия акуманизированных людей и полной обреченности, мелькавшей в глазах Маринетт. Не все, кого она хотела видеть тогда супергероем могли присоединиться к ней. Нападение было стремительным, а времени собрать всех не хватало совершенно. Дюпэн-Чэн часто задумывалась, прокручивая в голове воспоминания, которые у нее вспыхивали в сознании как кадры фильма, если бы у нее в распоряжении оказалось больше времени и интенсивность пораженных акумами была не так часта… Они ведь уже были в похожей ситуации, но супергероев было больше и акумы не разлетались как тополиный пух весной. И тогда супергерои вселяли в Маринетт уверенность, что и в этот раз у них все получится, как и предыдущие тысячи раз, но что-то пошло не так, та самая мелочь, которая определяет победителя, а не предусмотревший ее, может паковать чемоданы и отправляться на свалку лузеров. Но даже и это не было больнее.***
Маринетт вздрогнула, когда услышала тихий стук в своеобразную дверь-люк ее комнаты. Она свела брови и нетерпеливо ответила: «Да?». Неужели это Алья? Маринетт не могла поверить, что ее так быстро простят за каждодневную ложь. Губы тотчас тронула мимолетная улыбка. Это к лучшему. Практически в одиночестве, не считая ежедневно спрашивающего о ее самочувствии Луки и сваливающего на голову Адриана в образе Нуара, ровно один раз в два дня, она не хотела больше находиться, поэтому приход Альи был бы очень кстати. Маринетт тут же обеспокоенно подумала, что могла просто забыть сегодня ранним утром закрыть двери и это может быть вовсе не Алья, а просто воры, но, тут же осознала, что это не могут быть они, хотя бы потому что воры не будут стучать галантно в люк. Послышался шорох, и импровизированная дверь отворилась. На пороге стоял тот, кого она больше всего сейчас не ожидала увидеть, но одновременно с этим его приход ей не показался странным или же бесцеремонным. Скорее пугающим. Обезоруживающим своей наглостью. Чисто из упрямства, она отказалась хоть как-то проявлять должное радушие к гостю. И даже вставать с кровати. Подростковое, незрелое поведение. Но Маринетт не хотела слушать голос разума, и мысленно фыркнув на мысли о своем неподобающем поведении, так и осталась в сидячем положении на кровати. — Доброе утро, Маринетт. — Мужчина в замешательстве осмотрелся, в поисках, где сесть и, увидев неподалеку компьютерное кресло. Голосом, будто бы заранее не принимающим никаких отказов, спросил: «Разрешите?» Маринетт, соглашаясь, кивнула, так и не в силах понять, что же делать с мужчиной. С одной стороны, отчаянно хотелось прогнать, желательно следом запустив чем-то тяжелым, увесистым, высказать все, что она по его вине испытала за несколько долгих лет. С другой стороны, он отец Адриана и если у него хватило великодушия простить Габриэля и не прекращать общение, то у нее тоже должно получиться. Наверное. Да и очевидно, у нее не хватит духу выставить за дверь своего дома самого Габриэля Агреста, каким бы Бражником он не был. — Прошу прощения, что так беспардонно зашел к Вам в дом, сын оповестил меня, что Вы дома, но не говорил, что Ваших родителей здесь нет, надеюсь Вам мой визит не доставит лишних проблем с ними. — Безразличный, сухой голос Габриэля, отражал привычную, заученную любезность, так, что Маринетт еле сдержала себя, чтобы не скривиться на его слова, все слишком фальшиво, а делать вид, что это просто отец школьного друга, не хватало ни желания, ни сил. — Зачем Вы пришли? — неожиданно для нее, слабый голос прозвучал глухо и неуверенно в воздухе, и Маринетт сама себя невольно укорила за это, намеренно проигнорировав дань вежливости от Агреста. «Не показывать слабость. Не показывать свою уязвленность». Габриель некоторое время не отвечал. Маринетт казалось, что прошло от силы не полминуты, а час. Молчание было гнетущим и больше превращалось в огромную пропасть. Мгновение, и Маринетт, как ни отводила глаза, стараясь не смотреть прямо в глаза Агресту, хотя скашивая глазами в его сторону, исключительно ради своего внутреннего спокойствия, конечно же, как объясняла себе, увидела в глазах у Габриэля присущую его характеру решимость. — Я пришел сказать, что мне не жаль, то, что случилось, и что случалось было правильно, так было надо, и это был единственный выход, если бы мне пришлось повторить все, то я ни на минуту не раздумывал и принял бы то же решение, что пять лет назад. Во всяком случае, игра стоила свеч, даже если итог вышел не совсем в мою пользу. — И-и зачем это знать мне? Мне каждый день мерещится в других Ваш взгляд, — месье Агрест вопросительно поднял бровь и Маринетт пояснила, — когда Вы подошли ко мне, я была ранена, не могла шевелиться и почти не дышала, знаете, такой безжалостный, озлобленный, ненавидящий, я все не могла понять, какая должна быть цель у человека, чтобы дойти до такого ожесточения. И ваши слова… сейчас мне до ужаса очевидны они, и я не надеялась, что у Вас проснется внезапно чувство ответственности, я… я не знаю, совесть, что ли. Вы забрали мой талисман тогда, Тикки до сих пор не восстановилась, почему Вы говорите, что не в Вашу пользу. В Вашу! Это Вы победитель, а не проигравший супергерой, оставшийся ни с чем, только с собственной опустошенностью. — Тикки?.. — вопросительно откликнулся он. — Это имя моей квами. Вы должны были знать, когда она оказалась в Ваших руках на неделю, — ответила, чуть успокоившись Маринетт. — Ах, да, точно. Габриэль поднял бровь, теперь с интересом разглядывая Маринетт, словно увидел ее в первый раз. Выплеск ее эмоций был откликаем чем-то у него внутри, словно она нечаянно поделилась своей болью и он зачем-то ощутил эту боль, как будто на нем до сих пор есть камень чудес. Маринетт закусила губу, силясь не расплакаться, до мелкого подрагивания рук ей хотелось накричать на Агреста. Как он мог, принося столько зла людям, не говоря уж, что абсолютно превращая в вечную игру в супергероиню ее жизнь, из которой она не могла нажать кнопку Esc, а только бесконечно переходила на новый уровень, без возможности пойти и отдохнуть от изнуряющего напряжения игры. Как он мог говорить после всего, что он сделал, что не сожалеет? Дюпэн-Чэн нервно улыбнулась. — Хотя знаете, я вру! — она осмелилась поднять на него глаза, — я совершенно не понимаю, как Вы так можете, ладно я, но А-адриан? Вы подвергали его жизнь каждую неделю, каждый месяц, каждый год… опасности своими злодеями и амбициями. Зачем? Я… я не понимаю, какая должна быть цель, чтобы делать все эти ужасные вещи с городом, с людьми, живущими здесь? Многие могли погибнуть, даже не зная почему и за что так случилось, — голос ее подрагивал, срывался и Маринетт не могла это контролировать, будто не она сейчас управляла своим телом, она хотела выговориться, выговориться, но сама не знала для чего, понимая, что уже навряд ли достучится до Агреста. — Я здесь, лишь потому что устал зачем-то видеть в каждом сне ваше измученное лицо с последней битвы. Может быть этот визит повлияет на то, что я ощущаю. — Тяжело выдохнул месье Агрест и явно непривычным для себя жестом быстро провел по платиновым волосам рукой. — Мой сын рассказывал о Вашем значительно пошатнувшимся здоровье, поэтому… я полагаю, мои ресурсы могли бы оказать Вам необходимую помощь? Внезапная догадка осенила Маринетт. — Так это Адриан повлиял на Ваш визит ко мне? — она почувствовала раздражение на Нуара. Тот в лучших традициях Кота сделал все… Очень не кстати. Вены на его явно сухой руке были вздувшиеся, будто он сильно нервничал, натягивая кожу, как Маринетт казалось, до боли. Бывшая Ледибаг еле заставила отвести от его руки взгляд. Молчание затянулось. В этой ситуации оно было как-то наиболее логичным выходом. Габриэль не стал ни подтверждать, ни отрицать догадку Маринетт. — Знаете, что самое странное в жизни? — голос человека, сидевшего где-то справа, донесся слишком резко и внезапно. Маринетт от неожиданности вздрогнула и усилием воли еле-еле подавила в себе первобытный инстинкт самосохранения. Неожиданно сорваться с постели хотелось до мелкой дрожи в руках, только она осознавала, что, по сути, ей это недоступно хотя бы потому что у нее не было сил встать, а на одном желании как бы ей не хотелось, но сделать ничего нельзя было. Не дожидаясь ответа на скорее риторический вопрос, месье Агрест продолжил: — Это когда то, что давало тебе смысл жизни на протяжении многих лет вдруг оказывается совершенно не достижимо и далеко. Но проходит некоторое время, и понимаешь, что уже давно ты преследовал эту цель просто из упрямства, в тебе даже не горел огонь, ты частично смирился и потерял веру в нее. Месье Агрест расслабленно облокотился о спинку стула и чуть заметно поджал губы. Маринетт тряхнула головой. — Я не понимаю, почему вы рассказываете это мне? — ее синие глаза заинтересованно блеснули в сумраке. Она была в смятении, но всеми силами не хотела этого показывать перед месье Агрестом и, как оказалось, не только перед ним. — Удивительно, что именно вы так долго не могли совместить все детали в целую картину, Маринетт, вы всегда, в каком образе ни были, казались мне довольно сообразительной девушкой. Умной. Может я все же сделал поспешные выводы о вас. — Вы Агресты все такие… — Маринетт запнулась на полуслове, не позволяя себе выходить за формат общения, нервно притягивая к себе одеяло, накрываясь им практически до подбородка, но взгляда не отвела. Этот мини-взрыв был абсолютно не в ее характере, но, похоже, влияние Ледибаг за столько лет не осталось без следа. — Я имею в виду, что вам не кажется, что приходить в чужой дом и обвинять в чем-то владелицу его несколько моветон? — набравшись храбрости от другой своей, почти бывшей альтер эго, выпалила она. — Ну почему же… мы просто умеем добиваться своего и сейчас я хочу от вас прямого ответа. Впрочем, за Адрианом я не часто замечал такое качество, как бестактность, правда исключительно в ипостаси Нуара. — Апатично отозвался Габриэль, и замолчал, отвлекаясь на рассматривание алой розы в вазе, что перекликалась в едва заметных темных маленьких пятнышках с костюмом Ледибаг. — Я так понимаю, это к вам так спешил мой сын? — Кивнув на розу, спросил он. — Адриан мой лучший друг. Очень хороший друг. Я думаю, он… он имеет право навестить свою заболевшую подругу. — Маринетт воинственно подняла бровь, выражая свое негодование заданному вопросу. — Да, очевидно, спасать Париж от злобной Хищной моли достаточно должно сближать людей. — Саркастично отозвался Габриэль, скривив губы, ожидая ответа. У Маринетт перехватило дыхание. — Зачем вы пришли? — Но Маринетт заинтересованно продолжали слушать, не собираясь отвечать на вопрос. — Хорошо, — Дюпэн-Чэн смиренно качнула головой, — тогда почему Вы себя так спокойно ведете? Разве не Ваш сын оказался супергероем, а Вы сейчас находитесь в доме ненавистной Ледибаг? — Откуда Вам знать, что я Вас ненавижу? — возразил месье Агрест и, прищурив свои глаза с опущенными уголками, что, как отметила Маринетт, все искавшая с той самой минуты прихода Габриэля к ней в дом схожие черты Бражника и Агреста, достаточно походили на глаза Хищной моли, и склонил голову чуть вправо. — Вы же сами знаете ответ на свой вопрос! Если вы на протяжении такого количества времени были Хищной молью, то вполне логично, что вы меня ненавидите. Нас. Кот и я рушили вам все планы, разве вы не испытываете злость и неприязнь к нам? — Все верно, я знаю ответ на вопрос — Габриэль кивнул, — но позвольте вас поправить, Кот — мой сын и я более не могу выступать по другую сторону. Маринетт растерянно потупила взгляд. — Конечно, ведь своего Вы уже почти добились, а значит можно поиграть в хорошего, прикрываясь тем, что ваш сын — супергерой? Почему? Или вы хотите не доходить до конца, то и к чему все это было, все годы, что Вы потратили на какую-то эфемерную цель? — она осеклась, понимая, что сейчас находится в слабом состоянии и если Хищная моль разозлится за ее смелость, то никакие силы Ледибаг не помогут, тем более Тикки сейчас не рядом, — в смысле… Так ли это было важно для вас, если вы с такой легкость отказываетесь от нее? Или же Вы ее полностью добились? Маринетт ощущала себя потерянно, мысли в голове начинали скатываться в какой-то клубок из воспаленных ниток и отказывались формулироваться в ясные предложения. Ей казалось, еще немного, и Габриэль просто уйдет или, еще хуже, просто отберет у нее серьги, хоть и они без бедной, искалеченной Тикки, которая так долго не может восстановиться и до сих пор находится на выхаживании у мастера Фу. А то, что не смотря на свои слова, он мог это сделать, у нее не было никаких сомнений. Но месье Агрест, вопреки страху Маринетт, только усмехнулся на ее испуганный вид. — Мой сын — супергерой, верно, и обстоятельства сложились так, что многое, что я так долго старался достичь — было ради него же. — Габриэль недовольно поджал губы, и, следом, взяв себя в руки, лукаво усмехнулся. — У меня создается такое ощущение, что вы меня, Маринетт, пытаетесь уговорить продолжить, — протянул он, снимая очки. Маринетт только сейчас осознавшая, как это нелепо выглядит со стороны, смущенно покраснела. — П-простите, я не хотела… я не то имела в виду. Габриэль согласно кивнул головой, параллельно доставая из нагрудного кармашка платок, чтобы протереть стекла очков. — Я так и подумал, что вы бы не хотели. Маринетт уже не обращала на него внимания, она, пересиливая свою немощь, больше на адреналине, встала с кровати и подошла к маленькому окошку, закрытом нежно-розового цвета занавесками, внутренне трясясь, но разумом понимая, что Хищная моль ничего дурного в отношении нее не замышляет, потому что если бы Габриэль и планировал, то не произошло всего этого нелепого разговора. Или же месье Агрест, словно типичный мультяшный карикатурный злодей страдает склонностью к раскрытию своей личности и вводом в заблуждение героя обманчивой искренностью? Только Маринетт надоело себя чувствовать героиней Парижа. Серьги находится рядом с ней, но решение, так недавно принятое в период нервного срыва. Она задержала взгляд на восход парижского солнца. Улочки, которые в детстве она запомнила, прежде всего, отсутствием движения, все продолжали заполняться суетящимися людьми и часто проезжающими машинами. Маринетт словила себя на мысли, что давно не наблюдала просто так за тем, что происходит на улице, так, чтобы одновременно и восхищаться весенней свежестью, вдыхать смесь расцветающих цветов и зеленевших деревьев, просто смотреть. Не выжидая очередных злодеев Моли. Не ожидая очередной внезапной потребности мобилизовать все свои моральные силы для борьбы. — Вы давно не выходили на улицу? — проницательно спросил Агрест, — сегодня чудесная погода, и в городе стало намного комфортнее, как это и положено весной, может стоит позвонить Адриану, чтобы он вас сопроводил? Габриэль уже стоял за ее спиной, так, что видел в профиль лицо Дюпэн-Чэн, стоял не близко, но Маринетт, вырванная из своих мыслей, ощущала его присутствие слишком ярко и отчетливо, чем ей бы хотелось. Ей было неловко, что так легко можно прочитать по ее лицу, о чем она думает или же это было настолько очевидно, если только подумать логически. — Сейчас чаще, чем было раньше, после того как вернулась из клиники. И нет, мне не нужен конвой, — равнодушно, будто это не ее касалось, ответила тихо Маринетт. Она чувствовала неприятный холод и что-то еще, что не было до этого. Спокойствие. После прихода Габриэля, все, создавалось такое ощущение, будто возвращалось на круги своя, как если бы не было всех этих «супергеройств» и вынужденной жертвы своим свободным временем. Ее темные пряди, отросшие за несколько месяцев, щекотали плечи, так, что они покрылись мурашками, добавляя контрастных ощущений. Или дело было не в прядях… Она не понимала. Маринетт обхватила себя руками и повернулась к Габриэлю. В ее взгляде не было той твердости и решимости, что всегда были у Ледибаг, она выглядела, как только что нашедший выход из тяжелой ситуации человек, совсем потерявший веру в положительных исход. В ее глазах была надежда и тихая уверенность, по-сути подкрепленные только словами Габриэля. — Зачем вы пришли? Не поглядеть же на сломленную Ледибаг, которая в реальной жизни оказалась не настолько сильной и удачливой, верно? — Маринетт мягко вскинула подбородок, что придало ей не столько воинственный, сколько отчаянный вид. — Нет, я не за этим здесь, тем более, как вы знаете, победивших нет среди нас, только проигравшие. Я бы очень хотел, чтобы у нас не было каких-то более претензий. Да и, в конце концов, было бы справедливо вам тоже знать, почему я поступал так, — Габриэль отвел от нее взгляд. — Мне уже не очень интересно, на что я потратила столько лет, — саркастически отозвалась Маринетт, — но право слово, услышать это было хотя бы честно. Габриэль легко качнул головой, принимая эту позицию. А она соврала, после того решающего и абсолютно чудовищного боя, один из множества хаотичных мыслей был именно этот вопрос. — Вы не согласитесь пройтись со мной по парку? В ближайшие дни или как только отступит Ваша слабость. — З-зачем? — Маринетт снова запнулась на полуслове и невольно покраснела из-за смущения, представляя, что будет, если месье Агреста увидят прогуливающегося в парке. — В целях вашего спокойствия и безопасности, — серьезно ответил Габриэль. Маринетт растерянно потупилась, не в силах даже попытаться найти объяснение такому предложению. На молчаливое недоумение Агрест пояснил: — Мне кажется, вам все же стоит выйти, вы слишком бледны и практически прозрачны, да и это обезопасит вас от мыслей, что я, как самый настоящий суперзлодей пришел к ослабленной героине, чтобы рассказать свой злодейский план и добить. — Вы не джентльмен, месье — фыркнула, слегка улыбнувшись Маринетт, — такое говорить девушке. — Правильно, я же злодей. — Агрест специально сделал акцент на фразе и все же увидел у повернувшейся к нему Маринетт едва скрываемую бледную улыбку на губах. Она почему-то, вопреки всей логике и чувству самосохранения, почувствовала себя в относительной безопасности рядом с ним, в конце концов, если Нуар понял и принял мотивы своего отца, то значит, на это противостояние между ними была веская причина, которая почему-то оказалась достаточной для Адриана, быть может, и она сможет понять. Темный оттенок его синих глаз в рассветном свете показались Маринетт как минимум драгоценными камнями, сапфирами и она на мгновение позволила себе подольше задержать на них внимание. Габриэль, казалось, не обратил на эту заминку внимание. Маринетт поймала себя на мысли, что, на удивление, этот мужчина все же умеет быть приятным. — Так все же, зачем же Вы пришли? — облизнув губы от внезапно объявшей себя нерешительности, спросила она, почему-то ее не удовлетворяли ответы на этот вопрос. Она чувствовала, что Габриэль не договаривает что-то, но никак не могла понять что и почему. Габриэль флегматично пожал плечами. — Я люблю смотреть в глаза своим неприятностям. И эта ситуация не исключение, как видите. — Так значит я Ваша неприятность? — Усмехнулась Маринетт как-то привычно горько. — Да. — Я хочу, чтобы вы знали, я вас не ненавижу. Больше нет. Месье Агрест дернул плечом. — Мне все равно. Но спасибо. Пакт о ненападении был подписан.***
Дышать после его визита стало легче, чем было до. Будто не было нервных срывов, тревоги и безысходности. Не было страха и самобичеваний. Все прошло, будто никогда и не было всего этого. И Маринетт тогда показалось, что все закончено. Далее ждет спокойная и размеренная жизнь, что была до получения талисмана. Все изменится, как она и желала раньше. Только…